Обвенчанные утром - Лиза Клайпес

«Некоторым искушениям лучше не сопротивляться, — словно в тумане, подумал он. — Потому что иначе они будут преследовать тебя вновь и вновь. Поэтому единственное средство от них избавиться — перестать им противиться».

— Чёрт побери, — хрипло произнёс Лео. — Я это всё-таки сделаю. Даже зная, что позже пожалею.

— Сделаете что? — спросила мисс Маркс, глядя на него расширившимися глазами.

— Вот это.

И его губы прижались к её рту.

Наконец-то каждая клеточка в его теле, казалось, вздохнула. Наконец. Ощущение было настолько приятным, что мгновение Лео не мог даже пошевелиться, а только с наслаждением ласкал, её рот своим. Погружаясь в это чувство, Лео позволил ему овладеть собой. Он вообще перестал думать, а сделал то, что давно хотел… целуя её верхнюю губу, а затем нижнюю, сливаясь своим ртом с её, касаясь своим языком её, играя с ней. Следующий поцелуй начался раньше, чем закончились эротические ощущения предыдущего. Восхищение от этого пронзило его, отзываясь эхом в крови и каждом нерве.

И, помоги ему Боже, он желал большего. Он умирал от желания зарыться руками под её одежду и ощутить каждый дюйм её тела. Он хотел исследовать ртом все её интимные места, целовать и вкушать каждую её частичку. Кэтрин беспомощно отвечала, обнимая его за шею. Она прижалась к нему, и ощущения накрыли его будто со всех сторон. И так и было. Они оба изо всех сил старались прижаться как можно ближе друг к другу, подчиняясь новому требовательному ритму своих тел. Если бы их не разделяли многие слои одежды, то это были бы настоящие любовные ласки.

Лео продолжал целовать её и тогда, когда надо уже было остановиться — не только потому, чтобы продлить удовольствие, но и потому, что он не хотел оказаться перед лицом последствий. Их натянутые отношения не могут остаться прежними после произошедшего. Они ступили на совсем новый, неизведанный путь, и Лео был убежден, что ни одному из них не понравится, куда он ведет.

Осознав, что не может вот так, быстро, отпустить её, Лео стал делать это постепенно, позволяя своим губам поцелуями переместиться от краешка её рта к нежной ложбинке за ухом. Её пульс бился часто и сильно под его губами.

— Маркс, — он глубоко вздохнул, — я боялся этого. Отчего-то я знал, что…

Он оборвал себя, и, подняв голову, взглянул на неё.

Девушка смотрела на него сквозь запотевшие линзы очков.

— Мои очки… я опять их потеряла.

— Не потеряла. Линзы запотели.

Как только Маркс протёрла очки, то тут же отпрянула от него. Она прилагала отчаянные усилия встать на ноги, не принимая его помощи.

Они уставились друг на друга. Трудно сказать, кто из них был больше потрясён.

Но судя по выражению лица Маркс, это, вероятно, была она.

— Ничего этого не было, — отрезала она. — Если у вас хватит наглости когда-нибудь упомянуть об этом, я буду всё отрицать до последнего своего вздоха.

Она несколькими сильными раздраженными ударами стряхнула приставшие к юбке листья и травинки, и, бросив на него жёсткий предупреждающий взгляд, заявила:

— Сейчас я ухожу в дом. Не вздумайте следовать за мной!

Глава 2

Их пути не пересекались до самого обеда, в котором принимало участие всё семейство: его сёстры — Амелия, Уин и Поппи, их мужья — Кэм Роан, Кев Меррипен и Гарри Ратледж. Кэтрин Маркс с Беатрис сидели за дальним концом стола.

Пока ещё ни одна из сестёр Лео не выбрала себе в мужья обычного мужчину. Роан и Меррипен были цыганами, которым легко удалось приспособиться к эксцентричному семейству Хатауэйев. А мужем Поппи стал экстравагантный хозяин отеля, могущественный человек, врагам которого, он по общему мнению, нравился больше, чем друзьям.

Неужели Кэтрин Маркс на самом деле была сестрой Ратледжа?

На протяжении всего обеда Лео внимательно всматривался в каждого из них, стараясь отыскать роднящие черты. «Проклятье, я не нахожу ни капельки сходства», — думал он. Высокие скулы, прямая линия бровей, слегка кошачий разрез глаз.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал Лео Амелии, как только закончился обед. — Наедине.

Её голубые глаза расширились от любопытства.

— Хорошо. Пойдём прогуляемся? На улице ещё светло.

Лео согласно кивнул.

Будучи самыми старшими представителями семейства Хэтауэй, Лео с Амелией, тем не менее, по-разному смотрели на жизнь. Однако, невзирая на это, он очень любил её, не говоря уже о том, что считал своим самым близким другом. Амелия обладала здравым смыслом и никогда не стеснялась высказать всё, что думает.

Никто не мог предположить, что их прагматично настроенная старшая сестра потеряет голову от Кэма Роана, лихого цыгана. Но Кэму удалось обольстить Амелию и жениться на ней, прежде чем та сама поняла, что случилось. Он уверенно взял бразды правления в свои руки, сумев наладить достаточно упорядоченную жизнь, о достижении которой Хатауэйи прежде могли только мечтать. Хотя с его слишком длинными тёмными волосами и бриллиантовой серьгой в ухе, он едва ли был олицетворением семейного патриарха. Но именно необычность позволила ему управлять Хатауэйями так умело. Теперь у него с Амелией рос девятимесячный сын, Рай, унаследовавший тёмные волосы отца и голубые глаза матери.

Прогуливаясь с Амелией вдоль подъездной аллеи, Лео мельком бросал собственнический взгляд на окружающую их местность. Летом солнце в Гемпшире не садилось до девяти вечера, освещая мозаику из лесов, вересковых пустошей и травяных лугов. Реки и ручьи украшали пейзаж, питая болота и заливные луга, изобилующие представителями дикой природы. Имение Рэмси было не самым большим в Гемпшире, зато одним из самых красивых: помимо трёх тысяч акров пашен в него входили земли, покрытые многовековым строевым лесом [2]].

В прошлом году, узнав о положении арендаторов, Лео произвёл усовершенствования в ирригации и дренаже, восстановил ограждения, ворота и здания… и, чёрт побери, он узнал намного больше о сельском хозяйстве, чем хотел. И всё из-за беспощадных наставлений Меррипена.

Меррипен, с детства живущий с Хатауэйями, взял на себя обязанность изучить всё возможное об управлении имением. А теперь он был полон решимости передать накопленные знания Лео.

— Пока ты не польёшь эту землю своим потом и кровью, она не станет твоей, — сказал однажды Меррипен.

— И всё? — саркастически спросил Лео. — Только кровь и пот? Уверен, у меня найдётся ещё парочка телесных жидкостей для пожертвования, если это так необходимо.

Но в глубине души сознавал, что Меррипен прав. Чувство собственности, родства не могло возникнуть иначе.