Живые тени - Корнелия Функе

Пока Джекоб извлекал бутылку из кожаного футляра, из-за края пустой чаши, где некогда была святая вода, в тревоге выглянул дупляк. Холодное коричневое стекло почти обжигало пальцы. Узник стеклянного застенка не был выходцем с юга, где в пустыне на любом рынке можно было приобрести бутылочного джинна. Средство, необходимое Джекобу, могли предоставить только северные духи. Они встречались значительно реже и были исключительно зловредными, и потому охотники на северных джиннов могли похвастаться бóльшим числом шрамов, чем сам Ханута. Дух, которого Джекоб собирался выпустить на свободу, так страшно исполосовал своего охотника, что сражение с ним тот пережил лишь на несколько часов. Джекоб сам его похоронил.

Он прогнал дупляка наружу, пока тот не поплатился жизнью за собственное любопытство, и закрыл двери.

«Они все – убийцы, Джекоб, имей в виду! – не раз предостерегал его Ханута от северных бутылочных джиннов. – Их и запирают-то только потому, что они мародерствуют в охотку; они также знают, что в отплату за это их свойство до конца своего бессмертного существования им суждено служить любому заезжему дураку, овладевшему бутылкой. Единственная мысль, которая их занимает, – как бы поскорее избавиться от своего господина и самим заполучить бутылку».

Джекоб вышел на середину часовни.

Узор, высеченный на стекле бутылки, служил узами тому, кто в ней сидел. Перед тем как вынуть нож, Джекоб срисовал его себе на ладонь. Лишь одна задача по сложности превосходила отлов такого джинна: не причинив себе вреда, снова выпустить его на волю. Но что ему было терять?

Печать на горлышко бутылки наложил судья, приговоривший духа к вечному заключению за коричневым стеклом. Джекоб соскоблил ножом воск с пробки. Потом поставил бутылку на каменные плиты пола и быстро отскочил назад.

Дым, поваливший из горлышка, был серебристо-серого цвета, словно рыбья чешуя. Постепенно он принимал форму пальцев, руки, плеч. Пальцы пощупали холодный воздух, потом сложились в кулак. Вслед за плечом, ощетинившись зубцами, словно хребет ящерицы, поднялся загривок.

Осторожно, Джекоб!

Он вошел в полосу дыма, все еще поднимавшегося клубами из бутылки. Над ним вырос череп с низким лбом и прядями волос до плеч. Потом серебристое существо раскрыло рот. Стены часовни, словно живые, содрогнулись от стона, вырвавшегося из дымного рта. Окна разлетелись вдребезги, и воздух, которым дышал Джекоб, наполнился стеклянной пылью. И пока лил дождь из разноцветных осколков, джинн открыл глаза. Белые, как глаза слепца, с зияющими черными дырами зрачков, словно просверленными пулями навылет. Когда их настороженный взгляд наконец остановился на Джекобе, бутылка уже вновь была у того в руке, а пальцы крепко сжимали горлышко.

Громадное тело пружинило, как кошка перед прыжком.

– Нате вам пожалуйста. – Голос бутылочного джинна звучал хрипло после долгого молчания в стеклянной темнице. – И кто же ты такой? А где тот другой, что меня поймал?

Он склонился над Джекобом:

– Никак помер? Ах да, припоминаю, ведь я пересчитал ему все ребра. Но это ничто по сравнению с тем, что я собираюсь учинить с судьей. Все эти годы я рисовал себе в красках, как оборву ему конечности, словно лепесточки, как понаделаю из его костей зубочисток, как буду сморкаться в его кожу…

Часовня наполнилась его осипшей яростью, а рисунок на ладони Джекоба покрылся кристаллами льда.

– Перестань хорохориться! – прокричал он джинну. – Ничего такого ты не учинишь. Ты будешь служить мне, пока не осоловеешь, или я упрячу тебя в такую тюрягу, где тебе подобные лежат штабелями, закупоренные в винные бутылки.

Бутылочный джинн убрал патлы со лба. Они были из гибкого стекла и в любой стране Зазеркалья стоили целое состояние.

– Эй-эй, полегче! – буркнул он. Его лицо было испещрено шрамами, а левое ухо раскромсано в клочья. В холодных краях, откуда он родом, духов вроде него нередко напускали на неприятеля в войнах. – Ну так и быть. Каковы будут ваши распоряжения, мой новый мэтр? – прожужжал он. – Как обычно? Золото? Власть? Растоптанные, словно мухи, враги у ваших ног?

Стекло бутылки было таким холодным, что у Джекоба занемели руки.

Держи ее крепко, Джекоб.

– Отдай ее мне! – Бутылочный джинн склонился так низко, что его стеклянные волосы защекотали Джекобу ключицы. – Отдай мне бутылку, и я принесу тебе все, что ты пожелаешь. Но если ты оставишь ее себе, я буду день и ночь ждать случая, чтобы тебя прикончить. Слишком уж долго я не видал ничего, кроме коричневого стекла, и твои крики развеют тишину, от которой мне до сих пор закладывает уши.

Мысль об этом вызвала на его лукавой физиономии восторженную улыбку. Бутылочные джинны славились своим красноречием и болтали почти так же охотно, как убивали.

– Ты получишь свою бутылку! – крикнул Джекоб. От пепельной кожи так разило серой, что его едва не вырвало. – В обмен на каплю твоей крови.

Зубы, обнаженные джинном, были такими же серыми, как и его тело.

– Моей крови? – В его ухмылке сквозило нескрываемое злорадство. – Да тебе никак грозит смерть? От яда? От болезни? Или, может, от проклятия?

– Не твое дело! – отрезал Джекоб. – Ну что, идет, или как?

Ухмылка сделалась кровожадной. Едва завладев бутылкой, джинны первым делом обычно откусывали человеку голову. Джекоб был наслышан о двух охотниках за сокровищами, которые подобным образом завершили свои дни. У бутылочных джиннов очень мощные челюсти.

Тебе придется как следует повертеться, Джекоб. Как следует.

Джинн протянул ему руку.

– Идет.

Даже его мизинец оказался длиннее, чем вся человеческая рука.

Джекоб крепко сжал бутылку в кулаке, хотя стекло обжигало ему кожу:

– Ну уж нет. Сначала кровь.

Джинн оскалил зубы и издевательски склонился к нему:

– Почему бы тебе не добыть ее самому?

Джекоб только того и ждал.

Он ухватился за один из стеклянных волосков и стал по нему карабкаться. Джинн попытался его схватить, но прежде, чем он успел это сделать, Джекоб засунул ему бутылку глубоко в ноздрю. Дух взвыл и попробовал вытянуть ее своими грубыми пальцами.

Давай, Джекоб.

Он вспрыгнул ему на плечо и рассек ножом раскромсанную ушную мочку. Оттуда брызнула черная кровь. Джекоб натер себе ею кожу, а джинн в это время все еще безуспешно пытался выудить бутылку из ноздри. Он так пыхтел и стонал, что в воздухе звенели льдинки. Джекоб спрыгнул с его плеча. Упав на шероховатые плиты, он едва не переломал себе ноги.

Поднимайся, Джекоб!

Над ним разлетелась на кусочки крыша часовни – джинн от ярости уперся в нее своею зубчатой спиной. Джекоб шмыгнул к двери.

Беги, Джекоб.

Он помчался к высоким елям, росшим позади часовни, но найти защиту под их ветвями не успел, его подхватили ледяные пальцы и подняли высоко в воздух. Джекоб почувствовал, как под ними треснуло его ребро. Опасное средство – кровь джинна.

– А ну, вытаскивай обратно!

Дух сжал его еще крепче, и Джекоб взревел от боли. Огромные пальцы подняли его вверх, пока он не дотянулся рукой до ноздри.

– Если ты уронишь бутылку, – прохрипел джинн, – у меня еще будет предостаточно времени, чтобы переломать тебе все кости!

В этом сомневаться не приходилось. Но джинн прикончит его и в том случае, если получит бутылку назад.

Терять нечего.

Пальцы Джекоба нащупали горлышко бутылки и сомкнулись вокруг ледяного стекла.

– Вы… ни… май! – Голос джинна источал холодную жажду убийства.

Джекобу спешить было некуда. В конце концов, может статься, это последние минуты его жизни. Наверху, на холме, виднелась башня, взмывавшая над руинами в темное небо, а под нею куница объедала свежие почки с дерева. Пришла весна.

Жизнь или смерть, Джекоб.

Еще один разок.

Он вытянул бутылку из ноздри и метнул ее так сильно, как только мог, в купол часовни.

Крик ярости, исторгнутый джинном, заставил куницу оцепенеть. Серые пальцы так крепко смяли тело Джекоба, что ему показалось, будто он слышит треск своих переломанных костей. Но сквозь боль пробивался звон разбитого стекла. Огромные пальцы разжались – и Джекоб упал.

Падать было очень высоко.

От удара перехватило дыхание, и тут над ним взорвалось тело джинна, как если бы кто-то начинил его динамитом. Серая плоть разлетелась мириадами клочьев. Словно каскады грязного снега, обрушивались они на Джекоба, а он лежал тут же и слизывал с губ черную кровь. На вкус она была сладковатой и обжигала язык.

Он получил то, что хотел.

И остался жив.

5. Альма

На освещенных газовыми фонарями улицах Шванштайна уже много лет как не осталось ни одной практикующей ведьмы. Ведьмы олицетворяли собой прошлое, а обитатели Шванштайна верили в будущее. Чем вверять себя колдовству и горьким травам, они предпочитали обращаться к врачам, приехавшим из Виенны. Лишь в том случае, если современная медицина оказывалась бессильной, они отправлялись в деревню к востоку от дворцового холма.