Будь осторожен со своими желаниями - Никита Миронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пройдя до конца тёмный коридор, словно Гарри Поттер в поисках философского камня, я наконец добрался до окна. Как и в последний раз моего здесь пребывания, я сперва залез на стену, в костюме это было особенно трудно, а далее перепрыгнул на подоконник. Схватив ручку, я потянул её на себя, и окно открылось. Я дошёл. Наконец. Я был искренне счастлив. Ведь здесь меня ждало моё успокоение. Здесь я наконец почувствую себя свободным. Я так долго этого ждал. Я готов. Я улёгся на спину и методом переворотов смог всё-таки выбраться наружу. Погода на улице стала спокойнее за то время, что я пребывал внутри здания. Ветер успокоился, молния и гром более не тревожили горожан, так что люди могли спокойно спать. Всё, что осталось от непогоды, – это дождь. Проливной дождь. Давно я не видел такого дождя. Вообще я люблю дождь. Нет, не подумайте ничего, будто я одна из тех девиц, что в статусе «ВКонтакте» пишут: «Я люблю дождь, под ним можно спрятать слёзы». Знаете, скорее я из тех, кто любит душ, потому что под ним можно пописать. Просто дождь привлекал меня. Всегда. Он успокаивал меня. Очищал. Приводил меня к своего рода катарсису. Каждый раз. А сегодня ночью дождь был мне просто необходим.
Дождь стучал по крыше, сливался вниз, а из трубы, что была приделана к взлётной площадке, вся вода стекалась мне на голову. Отличное место я выбрал. Я поднял голову и увидел, что облаков над головой практически не было. Лунный свет пробивался через облачное сито и светил прямо в форточку. Ветер перестал быть сурово-ледяным, и я даже почувствовал некоторые приятные ощущения от того, как он массировал мне лицо. В некоторых окнах близстоящих домов всё ещё можно было разглядеть свет, а из некоторых окон всё так же продолжала звучать музыка.
Я миновал огромную балку, с которой у нас были не самые доверительные друг к другу отношения, и начал подниматься по ещё одному блоку скользких от воды ступенек. Рядом со мной расположился огромный прибор для фильтрации воздуха, который по размерам был как три меня, а гудел громче детского дома. Никакого заграждения по краям здания не было, так что я совершенно спокойно, даже в пьяном состоянии, забрался на кирпичный край. Я подвинул свои ноги, одетые в дорогие туфли, но промокшие, по причине того, что они испытали как минимум семь луж. Шаг за шагом я всё ближе и ближе подходил к краю крыши. Вот оно. То самое ощущение.
Мне всегда было интересно, что чувствует человек перед тем, как совершить самоубийство. Что движет им в тот момент, когда он собирается расторгнуть контракт с собственной жизнью. Думает ли он о всевышнем наказании после того, как столкнётся с тротуаром, или прыгнет с феном в ванну, порежет вены, или пустит пулю в лоб. Думает ли он о чём-нибудь в этот момент. И какой силой надо обладать, чтобы сделать шаг в бездну смерти. Прыгнуть в руки к ангелу, который заберёт тебя на тот свет, где тебя осудят по самым жестоким законам. О чём в этот момент думают люди. Мне было это безумно интересно, но я никогда не думал, что когда-нибудь окажусь на их месте. Да, как вы, должно быть, уже поняли, я собираюсь прыгнуть. Собираюсь закончить эту жизнь. Я разделяю взгляды Есенина. «Зачем мне жить?» – отличный рекламный слоган для предвыборной компании в партию закопанных в земле. Матвей Холодов распрощается с собой и читателем в возрасте неполных восемнадцати лет. Я закончу этот рассказ сейчас. Вот это неожиданность для читателя, не так ли? Я не оставлю предсмертной записки. А зачем? Всё равно никто не будет думать, зачем я это сделал и почему. Завтра утром моё тело найдут на прогнутой крыше вон того кадиллака, в который я целюсь, а далее для опознания скорее всего пригласят Ваню.
Я наконец добрался до этого места. Здесь всё и закончится. Я это заслужил. Я совершил непоправимое, и мне самая дорога туда, откуда вернулся Данте. Мне больше незачем существовать. Книга моей жизни пришла к своему трагическому концу. Вот он я. Мокрый. Замёрзший. Потерянный. Но я не думаю об этом. А что мне с этого? Новый костюм промок до нитки, я сам промок, как мышь. Я стою на краю двадцатидвухэтажного здания с мыслями о смерти. Пора бы завершить это. Пришло время.
Перед прыжком я посмотрел по сторонам. Я хотел запомнить этот момент. Последние воспоминания о жизни, которую я прожил. Последние кадры. По шоссе всё так же, как и обычно, продолжают носиться машины, не понимая зачастую, куда они торопятся и зачем. В другом районе, который можно видеть отсюда, снова строится новый многоэтажный дом, видимо, для того, чтобы всё больше таких, как я, имели точки сброса. Отсюда мне видно ресторан «McDonald’s», которая моя самая любимая девочка любит называть «Золотые дуги». Я всегда над этим смеюсь. «А ведь я даже не попрощался с ней, – вдруг подумал я, – не сказал ей на прощание всё то, что так давно хочу сказать. Ведь она самый близкий мне человек. И она ждёт меня. Там. Дома. В моей собственной квартире. Теперь… Быть может…». Вдруг в моей голове поселилась идея о том, что я ещё могу спастись. Что она поможет мне. Что она тот человек, который вытащит меня из этих чёрных вод. Я должен отправиться к ней и всё сказать. Всё, что чувствую теперь. Ноги послушно начинают отходить от края и поворачивают носы моих новеньких туфель в сторону форточек. – Нет! Это конец. Я не нужен ей. Это конец. Здесь я закончу всё. – Я снова подхожу вплотную к краю и снова начинаю любоваться видом перед тем как совершить страшный грех.
Магазин «Матрица» всё так же работает круглосуточно, и люди отсюда выходят с огромными мешками с только что накупленной едой тоже круглосуточно. Влюблённые парочки прогуливаются здесь, заходя в «Золотые дуги», чтобы купить себе порцию мороженого и кормить друг друга с ложечки, как детей. Что за бред? Вам же не по шесть лет. Дождь всё так же продолжает омывать меня, в совокупности с ледяным ветром, они словно просят меня не делать этого. Не идти на это. Но решение принято. Я закрываю глаза. Тень. Я не хочу смотреть. Не хочу видеть этого. Не хочу чувствовать. Я хочу, чтобы это всё закончилось. Прошу тебя, Моть, давай быстрее с этим покончим. Я закрыл глаза, развёл руки, чтобы в полёте попытаться получить последнее наслаждение от жизни, представив, что я – птица. Орёл. Они свободны. Они всегда были свободны. Как-то раз я думал, кем я хочу стать в следующей жизни, я не хочу стать кошкой – это точно. Я всегда знал, что это орёл. Вольная птица. Никому не принадлежащая. Я бы рассекал по просторам воздуха, и ни о чём бы не заботился. Я закрываю глаза. Дышать вдруг становится труднее. В голову ударила ядовитая боль, но я не пошевелился. Я стараюсь не обращать на неё внимания. Боже, как плохо, нужно скорее просто прыгать. Ничего трудного. Просто сделать шаг, вот и всё. Давай, Моть. Давай.
В глазах потемнело. Резкая боль в центре мозга взялась буквально ниоткуда. Я не был готов. Глаза заслезились. Словно последствия конъюнктивита или ячменя на глазу. Я ничего не видел. Посмотрев вниз, я испугался. Дико. Я поспешно отошёл назад, в страхе и суматохе я забыл о том, что там порожек. Я потерял равновесие. Вестибулярный аппарат полностью отказал. Я всё-таки споткнулся на порожке. Полёт был недолгим. Даже быстрым. Очень быстрым. Как это обычно бывает, когда ваш лучший друг в качестве весёлой «шутки» толкает вас куда-нибудь. Вы не чувствуете тела. Вы только осознаёте тот факт, что ваше тело находится в свободном, неконтролируемом полёте. В конце концов, я соприкоснулся с землёй. И соприкосновение это не было, откровенно говоря, нежным. Я почувствовал сильный удар в области затылка. – Неужели снова дыра в голове и швы? Будь ты проклята, крыша головных повреждений. – Я не почувствовал боли. Лишь удар. Я пролежал там в течение нескольких секунд, после чего понял, что пора мне подниматься. Боли всё ещё не было. Вообще. Я встал. Поднял своё пустое, вялое тело с крыши и понял, что нужно совершить попытку номер два. – Вообще, я не верю во все эти суеверия. Будто бы мать-природа не хочет меня отпускать, и так далее. Скорее всего, переизбыток алкоголя в крови повлиял на мозг, вступив в реакцию с диким страхом высоты. Ничего страшного. Повторим.
Одолев головную боль и внутренние противоречия, я шаг за шагом снова приблизился к своей цели. Когда пришло время взбираться на блок, который, по сути, и был краем крыши, я почувствовал сомнительное ощущение в районе затылка. В горле встал ком. Уши были заложены. Я был полностью готов к тому, чтобы сделать то, что собирался. Я послал сигнал из мозга в руку, проверить, что там с затылком. Ответ я получил быстро и ясно. Видел я всё ещё плохо, всё было размыто, будто облако пролитой бордовой краски в кристально чистую воду. Я присмотрелся. Рука была окрашена алым цветом, причём не просто ладонь, но и кисть. Я проверил шею. Ответ положительный. – Кажется, что там не просто рана. – Кажется, ты рассёк голову, приятель.
Внезапно всё тело пронзила резкая боль. Кости синхронно отдавали дикой болью то в левой части тела, то в правой. По всем телу, как по внутренней, так и по внешней его части, прошло то, всем нам знакомое ощущение. Когда мы резко заболеваем, мы не можем подвинуться, не можем открыть глаза, пелена боли парализует нас. Но я не был болен, а значит, эта боль умножалась в тысячу раз, представляя собой неземную пытку. Я рухнул на землю, словно мешок с картошкой. Ни чуя ничего. Волна солёных слёз накрыла глазное яблоко, видеть стало вконец невозможно. Кровь прыснула из ушей, словно зубная паста из тюбика. Даже зубы попали под радиус действия боли: их сводило, как никогда прежде. Ручей крови направлялся из моего отверстия в голове прямо на крышу дома номер восемнадцать по улице Синева, дома, с которого я только что хотел спрыгнуть.