Особое задание - Владимир Возовиков

Где-то постреливают зенитки, но самолетов не видно. С прибытием в гвардейскую танковую часть нас поздравляет замполит полка гвардии майор Загорайко. От него узнаем, что полк за боевые заслуги в Сталинградской битве получил наименование гвардейского. Танкисты полка доблестно сражались под Прохоровкой и в Белгородско-Харьковской операции. Теперь идем изгонять гитлеровцев с Правобережной Украины. Майор Загорайко призвал нас умножить в боях славу гвардейской танковой части. Отвечаем ему дружным «ура».

На другой день – марш из Полтавы в Новые Санжары, где расквартирован полк. Мой танк головной. На командирском месте майор Загорайко, место башенного стрелка занял командир роты. Я и Хабибулин – на броне. При выходе из Полтавы предстояло пересечь вброд Ворсклу. Майор кричит водителю: «Ну-ка, Коля, прибавь газу!» Коля перестарался и со всего маху влетел в реку. Поднятая волна по башню залила танк. Захлебываясь, Коля вывел машину на противоположный берег, но… вышла из строя рация, а с нею – танковое переговорное устройство (ТПУ), перестали работать привод поворота башни, вентилятор, освещение и подсвет прицела. Приборы показывали катастрофический разряд аккумуляторов.

Майор Загорайко и командир роты пересели в другой танк. Стараясь быть сдержанным, я объяснил механику-водителю его грубую ошибку: при входе в воду нужны плавная скорость и ровный газ. В бою такое лихачество могло привести к гибели экипажа… Двигаясь в хвосте колонны, мы на каждой остановке устраняли возникшие неисправности, однако всего исправить так и не удалось.

ТПУ вышло из строя, подавать команды водителю приходилось условными толчками ноги. На одном из спусков Коля вновь отличился: не справился с рычагами, и машина сползла в глубокий овраг, легла набок. Прибежал ротный, провел воспитательную работу, пригрозил наказанием. Но всё кончилось благополучно: танк из оврага вывели.

Спасибо тому рабочему: все-таки золотую он нам вручил машину.

Вечером в расположении полка, укрыв машины в лесочке, мы построились на опушке. С развернутым знаменем к нам вышли ветераны. Короткий митинг закончился выступлением командира полка гвардии подполковника Журавлева. У меня в глазах рябило от блеска гвардейских значков, орденов и медалей на гимнастерках у ветеранов. И радостно, и боязно было приобщаться к этой славе. Я считал себя обстрелянным бойцом, а тут сразу понял, как мне ещё далеко до этих солдат-гвардейцев. Как и тогда, перед мамой, снова я чувствовал себя мальчишкой.

После митинга формировали роты. Командиром нашей назначили гвардии лейтенанта Титского. Командиры взводов остались те же, что были в маршевой роте: лейтенант Буров, лейтенант Переверзев, лейтенант Филимонов-второй (был еще Филимонов-первый – ветеран полка).

Меня неожиданно вызвали в штаб, приказали отправляться в тыл – снова подвел мой возраст. Бегу к командиру. Настойчиво прошу оставить, упирая на то, что я уже побывал под пулями. Подполковник Журавлев и майор Загорайко внимательно выслушали меня, переглянулись. «Убедил», – сказал наконец командир… В роту я летел как на крыльях.

Всю ночь устраняли неисправности. Под утро валились с ног, зато машина в полном порядке!

Утро 17 октября. Полк идет к Днепру. Сверху на наш танк положены ящики со снарядами и две бочки горючего. Во главе колонны – танки командира, замполита, начальника штаба, крытая радийная машина с высокой антенной, затем наша рота. Грязь на дорогах непролазная, а водитель у нас хотя и старательный, да неумелый. Как на грех, встречный транспорт – потоком. Откуда шоферам знать о достоинствах нашего Коли? Как ни береглись, а все же двум грузовикам помяли кузова. Долго мне потом икалось…

В полдень – дозаправка. Подходит машина, сбрасывает бочки с топливом. Газойль грязный, быстро забивает двойной шелк фильтра и почти не идет в баки. Подбегает кто-то из начальства, приказывает заправлять без шелка. Да, это не в училище. Там бы за такую заправку голову сняли. А что поделаешь?…

Вдали открывается возвышенность – это уже правый берег Днепра. Войск становится все больше. Над местом переправы – неплотная дымовая завеса, мелькают самолеты, вспыхивают клубочки разрывов зенитных снарядов. У переправы скопление танков, самоходок, грузовиков, повозок. Однако мы идем к мосту почти без задержки. Приказано всем, кроме водителей, сойти с машин, командирам танков с помощью зрительных сигналов управлять действиями механиков-водителей на переправе.

Вывожу танк на мост. Он узкий – гусеницы едва умещаются на проезжей части. Каким-то странным, настораживающим холодом веет от свинцовой воды Днепра, от больших железных понтонов, на которых видны фигуры понтонеров, привычно работающих среди фонтанов воды, огня, осколков и пуль, когда фашистскому стервятнику удается прорваться к мосту. Гоню от себя сомнения в успехе переправы, сосредоточиваюсь на выполнении задачи. Видимо, с водителем происходит то же – танк уверенно следует за мной, безошибочно отзываясь на каждый жест. Я и не заметил, как очутились на правом берегу, около села Мишурин Рог. И лишь оказавшись в танке, оглянулся, ощутив прилив радостной силы. Видимо, это и от удачной переправы, и оттого, что мы уже за Днепром, наступаем, гоним врага с родной земли. Кажется, я тогда под гул мотора запел песню, которая так часто звенела над нашим курсантским строем:

Украина золотая! Наше счастье молодоеМы стальными штыками оградим…

Южная ночь наступает почти мгновенно. В сплошной темноте идем за кормовыми огнями переднего танка. Объезжая неисправную машину, садимся днищем на камни. Гусеницы скребут землю, а танк ни с места. Спасибо, соседняя машина сволакивает нас со злополучных камней. Водитель доложил, что заедает главный фрикцион. На остановке вызываю механика-регулировщика. Он тут же устранил неисправность и для проверки сам сел за рычаги. Машина словно преобразилась. Вот бы нам в экипаж такого аса!…

На танки сажают десант – по отделению автоматчиков. Нам, командирам машин, в таких случаях тоже приходится ехать на броне. Инструктирую автоматчиков, как лучше устроиться, чтобы не свалиться на ухабах, как укрыться от дождя и ветра. Автоматчики посмеиваются: «От езды на танке всегда жарко!» Пожалуй, они правы. Я и сам в этом убедился. А каково им бывает под огнем, в атаке!…

В полночь остановились в большом селе Попельнастое. Впереди по всему фронту – зарницы пушечных выстрелов, слышен грохот разрывов. Где-то справа Александрия, слева – Кривой Рог. Когда же нас введут в бой?…

Команда: «Танки в укрытие, окопаться!» Титский указывает места. Механика-водителя укладываем спать в машине – работа у него тяжелая, надо беречь силы, – а сами беремся за лопаты. Автоматчики помогают нам, и дело спорится.

Рассвет сопровождается воздушной тревогой. Несколько фашистских самолетов сбрасывают бомбы наугад. Не зря мы окапывались! Потерь нет. Когда все успокоилось, подошел мальчик из ближнего дома и показал пальцем на сарай: «Пан офицер (это мне-то!), а у нас в сарае нимец!» Вместе с радистом сняли с сеновала насмерть перепуганного фельдфебеля со знаком «За зиму 41/42 года».

Командир взвода разведки гвардии лейтенант Киселев задал ему несколько вопросов на немецком языке. Молчит. Но стоило кому-то многозначительно погладить автомат, как гитлеровец начал торопливо отвечать, и лейтенант Киселев увел его в штаб полка.

Принесли груду индивидуальных пакетов. Зачем так много? Фельдшер молча глянул на меня и ушел… Ночью – марш. Опять сижу на крыле, рядом с водителем. В темноте иногда возникают вереницы синих, желтых огней: сколько же танков движется к фронту вместе с нами? Радостно ощущать себя частицей этой огромной силы, которая вот-вот навалится на врага. Скорее бы!

Утром за большим селом Желтое принимаю сигнал командира роты: «В линию». Кажется, слышу, как застучало сердце. Танки, бешено взревев моторами, сходят с дороги и, меся раскисший чернозем, развертываются в боевой порядок. Однако это ещё не атака. За высотой командир приказывает остановиться. Орудия расчехлены. Маскируем танк ветками кустарника. Вперед уходит на разведку взвод.

На дороге – разбитые повозки, трупы лошадей. Опять легкая бомбежка, осколки, как горох, стучат по броне. Из машины-радиостанции выносят радиста…

Командир роты привел к нам нового механика-водителя – старшего сержанта Безуглова с орденами Отечественной войны II степени и Красной Звезды на груди. Откровенно говоря, у меня гора с плеч свалилась. Что там скрывать – я до сих пор всё же побаивался. Не боя и не смерти – о ней как-то не думалось; боялся, что наш танк отстанет в атаке. А это хуже всего: ведь могут подумать – струсили. Теперь же я ничего не боюсь. Хороший водитель в бою – половина успеха, если не больше. А разве плохому дадут два боевых ордена? Вон как уверенно осмотрел машину, похлопал по броне, улыбается: «Необстрелянная, матушка. Ничего, мы её сейчас обкатаем… по фашистским косточкам».