Танцуй как звезда! - Анастасия Дробина

– Это кто?.. – изумлённо спросила она.

– Наша соседка, Лерочка – опередила запнувшуюся Леру Софья Николаевна. – Замечательная девочка! Посмотри, какая красавица! Лерочка, а это наша Эсма! Эсмеральда Лагутина, артистка цыганского театра!

– Моя сестра, – добавил Роман.

– Оч-чень приятно… – вздохнула Эсма, отворачиваясь. Было очевидно, что она вот-вот вернётся к истерике, и Лера торопливо спросила снова:

– Разве никак нельзя переделать?

– Девочка, что ты такое говоришь?! – Эсма схватилась за голову. – Это тебе не колготки заштопать! Это эстрадный костюм! Может, мне ещё заплатку на животе пришить?! Что вы мне все глупости говорите, я и так уже пропала-а-а…

– Да позвони же, глупая, своей портнихе, пока время есть! – сердито сказала бабка. – Неужели она тебе не сделает до завтра?

– Куда я ей позвоню, куда?! – зашлась в крике Эсма. – Эта курица в отпуск укатила! В Анталье в бассейне сидит! Нашла время отдыхать! До конца сезона больше месяца, а она… Эй, эй, девочка, что ты делаешь?!.

Но Лера уже сидела на полу рядом с Романом и разглядывала злополучный костюм. Он, казалось, действительно был безнадёжно испорчен. Один пышный рукав был отрезан вкривь и вкось, посреди усыпанного стразами лифа зияла безобразная дыра, оборка по низу юбки сплошь была искромсана, а сама юбка зигзагом раскроена сверху донизу.

– Очень даже просто можно сделать… – бормотала Лера, рассматривая это безобразие. – Переставить оборку на рукав… А лиф застрочить блёстками… Эсма, хотите, я вам это починю?

Огромные глаза молодой цыганки стали, казалось, ещё больше.

– Девочка моя! – вкрадчиво заговорила она. – Ты с ума сошла, родная? Это – эстрадный костюм! Он две тысячи евро стоит! Профессиональная театральная мастерица шила на заказ! Думаешь, если ты крестиком вышивать научилась, так сможешь…

– Эта девочка шьёт, как парижская модистка! – вдруг вмешалась Софья Николаевна. – Не обижай её попусту!

Лера, которой в голову не приходило, что старая цыганка знает о её умении шить, поражённо молчала. Софья Николаевна продолжала в полной тишине:

– Эмка, а что ты, собственно, потеряешь? Пусть Лерочка посмотрит, что тут можно сделать.

– Да она же последнее испортит! – завопила Эсма.

– Я испорчу?! – возмутилась Лера. И вдруг, вскочив, метнулась в прихожую. Эсма и бабушка изумлённо переглянулись и дружно уставились на Романа.

– Обиделась, наверно! – проворчал тот. – Ну, Эмка, всегда ты со своим языком…

Он не успел договорить: Лера ворвалась обратно в комнату с собственным пальто в руках. Это было короткое пальто-трапеция нежно-оливкового цвета, и Лера победоносно развернула его перед Эсмой:

– Вам нравится?

– Очень миленько… – недоверчиво протянула та, оглядывая пальто. – Да… красиво. Ну ещё бы, это же «Дольче-Габбана», вон лейбл на подкладке! Я бы себе тоже такое купила! Девочка, а зачем ты мне его показы…

– Я это пальто сама сшила! – с триумфом сообщила Лера. – По выкройке из «Бурды»! А лейбл со старой тёткиной юбки срезала и пристрочила! И никто в школе до сих пор не догадался, что это – самострок! Вот!

– Брось, врёшь! – сощурилась Эсма чёрным глазом. – Этого быть не может!

– Можете позвонить моему папе! Я при нём и кроила, и шила!

– Но… кто же тебя научил?

– Бабушка. Она говорила, что у меня кусок хлеба в руках должен быть!

– Золотые слова! – подтвердила Софья Николаевна и повернулась к внучке. – Ну что, Эсмеральда Григорьевна, рискнёшь?

Тон у бабки был абсолютно серьёзным, но взгляд – самым хулиганским. «Эсмеральда Григорьевна» озадаченно смотрела то на Леру, то на испорченный костюм, то на оливковое пальто.

– Эмка, хуже ведь не будет, – серьёзно сказал Роман.

– Тебя, шпингалет, вообще не спрашивают! – отмахнулась та. И снова с недоверием посмотрела на Леру. – Девочка, а до завтра сможешь успеть?

– Всю ночь буду сидеть! – пообещала та.

В голове царил полный ералаш: «Господи, зачем я только… А вдруг правда совсем испорчу?!. Это же шёлк с атласом, они трудные, распарывать нельзя… Оборку на живот переставить… Ой, меня эта Эсма убьёт, если что! Новую иглу на машинку, наверное, поставить надо… А уроки когда?! А утром первый-то – инглиш…»

– Лерочка! – Эсма вдруг кинулась к ней и, схватив за плечи, крепко прижала к себе. – Если сделаешь – потом что хочешь проси! Хоть гору золотую! Отдам!

– Все свои цацки в кучку сложит – как раз наберётся! – съязвил Роман.

– Я постараюсь! – пропыхтела Лера, высвобождаясь из пламенных цыганских объятий. – Честное слово! Ромк, так я, наверное, домой пойду?

Роман повернулся к сестре:

– Эмка, Боров наш у подъезда ещё сидит?

– Это жирный, который на джипе? Сидит! – пожала плечами Эсма. – Работы у него, что ли, нет, или заняться нечем? И где это он весь джип белой краской залил? Помыл бы его лучше, дурак…

Лера в отчаянии уставилась на Романа. Тот задумался на миг – и распорядился:

– Иди на кухню, будешь у нас уроки делать! Что у тебя там?

– Инглиш и алгебра… – уныло сказала Лера. – Лагутин, а вдруг Боров там весь день просидит? Как же я домой вернусь?

– Придумаем что-нибудь, – успокоил Роман. – Иди, доставай свой инглиш.

– Ты на Эмку не обижайся, – сказал он, когда они с Лерой снова оказались вдвоём на кухне. – От неё только шума много… а так она добрая. Я когда в Париже в больнице лежал, она мужа в Москве бросила, ко мне примчалась и со мной жила там почти год! Мама с Петькой не могли, у них контракт был в Нью-Йорке… От Эмки муж после этого ушёл, – а ей хоть бы что! И плевать, сказала, мужей сколько хочешь может быть, а брат у меня один! Год назад вот опять замуж вышла, этот пока терпит…

– Где-где ты лежал в больнице?.. – оторопело переспросила Лера. Роман коротко взглянул на неё, явно пожалев о сказанном. Помолчав, нехотя повторил:

– В Париже. Там мы работали тогда. Мы с Петькой на машине ехали – и в поворот не вписались. У меня после этого и нога…

– Петька – это твой брат?

– Отчим.

– А… где вы работали?

– В кабаре. Мы и мама.

– И ты?! – поразилась Лера. – А… что ты делал?

– Много чего, – сказал Роман таким тоном, что девушка сразу поняла: говорить об этом ему не хочется. Она поспешно открыла учебник английского – и сразу сморщилась:

– Опять перевод с русского Годзилла задала…

– Что такое? – Лагутин заглянул в её учебник. – Ну, и что? Для детского сада!

– Да ну?! – вскинулась Лера, которая вообще была не в ладах с английским. Заданное упражнение было, на её взгляд, просто кошмарным. Требовалось перевести на английский язык две страницы текста о бразильских животных.

– Раз ты такой умный, то помоги! Давай-давай, переводи! А я записывать буду!

Лера сказала это из вредности – и никак не ожидала, что Лагутин пожмёт плечами, возьмёт в руки учебник и, глядя в текст, преспокойно заговорит по-английски.

Ромка переводил ровно, без запинки, не задумываясь ни на миг – а Лера, ошарашенная, не могла отвести взгляда от его смуглого, грубоватого лица с опущенными в книгу глазами и густыми, почти сросшимися бровями. «Господи… он же красивый какой!» – вдруг мелькнуло в голове. И этой мысли Лера вдруг испугалась так, что ручка задрожала у неё в пальцах. Как назло, именно в этот момент Роман поднял глаза и мрачно спросил:

– Ты чего не пишешь? Если сама умная – так и скажи, я своим делом займусь! Ты… чего так на меня смотришь, Стрепетова?

– Я?.. – Лера снова почувствовала, как кровь приливает к щекам. Ещё не хватало, чтобы Лагутин заметил, как она на него пялится! – Я… забыла, как пишется «манки»… А откуда ты так английский знаешь?! Лучше нашей Годзиллы!

– Полгода в Нью-Йорке работали, – сквозь зубы пояснил он. Положил на стол учебник, показав нужное Лере слово, – и вдруг повернулся всем телом на истошный крик Эсмеральды из гостиной:

– Ромка-а-а! Ромка, иди сюда! Я не могу под запись работать! Поиграй мне!

– Извини, я сейчас, – коротко сказал он. И вышел из кухни.

Вскоре из гостиной опять послышалась музыка. Но на этот раз звучали не бурные раскаты рояля, а короткие, мелодичные гитарные аккорды. Услышав их, Лера встала с табуретки. Тут же села обратно. Благоразумно напомнила себе, что находится в чужой квартире, куда её, в общем-то, никто не приглашал, и что подсматривать неприлично. Стиснув зубы, она геройски постаралась углубиться в английский перевод. Но к гитаре уже присоединились лёгкие, ритмичные удары каблучков – и Лера не выдержала. На цыпочках прокралась через пустую прихожую и заглянула в зал.

Посреди комнаты на паркете плясала Эсма. На ней была обычная трикотажная маечка с Микки-Маусом и длинная юбка, волосы подобраны в небрежный узел. Молодая цыганка шла по кругу, неуловимо ускоряя ритм, поводя плечами, взмахивая и разводя руками, – а каблучки её туфель не смолкали ни на миг. Танец был лёгким, как тополиный пух, летящий над городом, и порывистым, как пламя под ветром. Руки Эсмы взлетали крыльями – и вместе с ними взлетал подол юбки. Расходилась волнами оборка – и мелькали под ней каблуки. Цыганка гнулась в талии – и резко выпрямлялась, летела по кругу – и замирала вдруг, дрожа плечами и опустив длинные ресницы. Это было так невозможно, невыносимо красиво, что у Леры перехватило дыхание. Астарта из «Колеса любви» выглядела бы рядом с Эсмой просто неумелой клоунессой в цыганском наряде. Напрочь забыв о приличиях, Лера припала к дверной щели. Из сладкого оцепенения её вырвал недовольный голос самой танцовщицы, которая вдруг остановилась и топнула ногой: