Штабс-ротмистр - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

Прогулявшись к столу, генерал прихватил кожаную папку с вытесненным двуглавым орлом и подал её молодому человеку. Внутри оказались только газетные вырезки на английском, вызвавшие у Виктора усмешку. Дядя обещал «тайное». Что же за тайны такие, когда о них любой в газетах прочтёт?

Оказывается, П. И. П. успел запатентовать в Ново-Йоркской губернской управе десяток забавных изобретений. В том числе — хитроумный приборчик, именуемый транзистором, сделанный безо всякой магии из обычных минералов — кремния или германия. Причём информация устарела недели на три, судя по датам в последней газете. Столько времени понадобилось, чтоб они попали в Торжок?

— Через связистов с Дарованием я узнал новость: говорят, что уже и аппарат демонстрируют, что сделан из таких транзисторов. Поверишь ли, телеграфический агрегат передаёт сообщения безо всяких проводов! А ещё обещают телефонический аппарат, тоже без проводов. И без магии.

— Пока не вижу повода к тревоге, дядя, — штабс-ротмистр подогрел ладонями чай в чашке, не прикасаясь к её стенкам, и допил последние глотки. — Часть нашего дворянства, владеющего Дарованием, изменит специализацию. Распустят Восьмое Отделение связи. В конце концов, все эти наследственные способности к какому-то виду магии — всего лишь традиции. Каждый может переучиться.

— Разочаровываешь меня. Чтоб сказал твой отец, земля ему пухом, если бы знал, что его отпрыск мыслит столь мелко, а я, твой наставник и опекун, не научил?

— Так учите! Да, мне уже двадцать пять. Но Дарование и прочие достоинства совершенствуется до гробовой доски.

Начальник Третьего Отделения встал и неторопливо протопал к окну, обращённому к центру мегаполиса. Туда, где столбом ослепительно-белого пламени бил в небо Святой Православный Источник. Строго говоря, сам он оставался невидимым для обычного глаза. Сияли частички мельчайшей пыли, разогретые в нём до немыслимого жара, более, чем в Геенне Огненной.

На многие вёрсты вокруг городские кварталы отдавали серостью промышленного пейзажа. Там наполнялись, хранились и перевозились Сосуды, содержащие Энергию, пустые возвращались обратно. Патриарх Феофан возмущался, что сердце веры и православия превращено за последнюю сотню лет в обычную мануфактуру, только исполинского размера. Разумеется, Великие Князья и Государь хранили непреклонность: на продаже православной Энергии держались и экспорт в дальние губернии, и экономика коронных земель, также немалых — почти пятая часть суши, да и самой церкви.

Виктор стал рядом с дядюшкой, старясь прикрыть глаза от яркого бело-голубого света Источника, жалящего даже через чёрный светофильтр окна, а ночью видного за добрую сотню вёрст.

— Вот скажи, сколько стоит корец Энергии отсюда?

— Нисколько. Дарована Господом. Но затраты на заполнение Сосудов да их перевозку велики.

— Хорошо. Тот же корец, полученный из земляного масла?

Ещё один экзамен, понял штабс-ротмистр.

— Опять же. Масло даровано Господом и имеется в достаточности ниже по Волге и на Кавказе. Затратно откачивать из недр, добывать из него светлые фракции. Зато перевозить можно в любой бочке. Оттого масло вытеснило уголь на пароходах.

— Почему же оно не вытеснило православную Энергию?

— В Академии нам внушали о трёх основах: количество Энергии, мощь, точность. Без запаса Энергии ты — ничто, ординар. Мощь показывает, сколько Энергии можешь выплеснуть за секунду. А точность — как верно она приложена. Земляное масло и его светлый продукт, без сомнения, легко отдают прорву энергии. Но — тупую, разлетающуюся в стороны. Как, например, прочитать твоё плетение разогрева самовара? Лишь владея тонкой Энергией Источника. Оттого на пароходах плывёт смена обладающих Дарованием. Хотя бы класса второго. Чтоб направляли сгорание земляного масла.

— А ещё направляли сгорание бензина, — уточнил старший Тышкевич. — Так ординары именуют светлую фракцию. Теперь представь. Этот самый их дьявольский транзистор научится сам регулировать подачу бензина. Да что бензина — топлива в ракету, с которой не справились трое наших у Луны. Скажешь, чепуха, подумаешь, ещё одна группа с Дарованием сменит работу? Увы, мон шер. Так ординары все профессии заместят. А потом возьмутся за военное дело. Мы с Источником никому не будем нужны. Как и вся Российская империя остальному миру. Даже нашим коронным окраинам.

Кровь отхлынула от щёк. Наверно, это и есть предсказанное придворным прорицателем, о чём князь упоминал в мартовском письме. Виктор Сергеевич обернулся к дяде.

— Беда и вправду столь велика?

— Пока она не настигла нас. Но тучи собираются.

— Что же я могу предпринять? Всего лишь штабс-ротмистр К. Г. Б. в охране Ново-Йоркского вице-губернатора. Девятое Отделение. Скоро отплываю. К вам, дядюшка, в Третье никак не переведусь. Запрещена государева служба под началом у родственника.

— Зря хвостом крутишь. Дело важное.

— У меня же подготовка иная! Не специальная. Себя не жалеть. Грудь подставлять, дабы уберечь охраняемого. Того же песочного голема, будь он неладен.

Генерал положил тяжёлую длань на плечо племянника.

— Вот тебя поэтому и не заподозрят. Видел филёров Третьего Отделения? Серые мыши. Ты же — красавец-мужчина, фигурой в отца, лицом в матушку. Слишком приметный. Тебе инструкции подготовлены. Как себя вести. Что затевать. К кому обращаться в Ново-Йорке, ежели припечёт. Из охранников невелик рост в карьере, какое бы Дарование у тебя не обнаружилось бы. Я тебе предлагаю шанс.

Через неделю после этого разговора Виктор Сергеевич, стоя на корме отплывающей из Рижского порта скоростной паровой яхты и разглядывая чаек, в очередной раз тасовал в памяти фрагменты генеральских реплик.

Конечно, империя примет меры для сохранения статус-кво. Дядя всего лишь подсуетил возможность отличиться, отправив племянника в свите вице-губернатора к главному центру событий. А уж там как Бог даст.

У Мирослава Стефановича нюх на такие вещи. Он вообще почти никогда не ошибался.

Это совсем ещё юный Виктор усвоил с детства, когда его в лицее травили братья Потоцкие, на два года старше. Их выходки и попытка отца убедить Потоцкого-старшего урезонить своих отпрысков вылились в долгую свару. Потом, наконец, в дуэль, во время которой отец погиб. Магнат Потоцкий из боярского рода взял амулет чудовищной силы, простому графу такой не по карману. Матушка не пережила горя.

Мирослав Стефанович успел вмешаться, не дав сгинуть всей родственной ветке Тышкевичей. Испросил содействия одного из Великих князей, тот повелел остановить ссору. Сироту Виктора дядюшка, тогда ещё только восходящий к вершине власти в охранке, взял с собой и определил в Киевское высшее военное училище, оттуда — в Академию при К. Г. Б. Как выпускник, молодой человек уже к первому офицерскому званию корнета удостоился присоединить эти три заветные буквы, означавшие военную службу в отделениях Главной Канцелярии Его Императорского Величества. Казаки, штурмовики, флотские и прочий люд в погонах подобной чести не имели.

Пока учился да готовился тянуть офицерскую лямку, все попытки Потоцких прибрать к рукам графский замок Тышкевичей в Логойске и обширные имения вокруг уездного города разбились о тайное, но прочное покровительство офицеров «трёшки».

Тяжело пережив уход отца и матушки, Тышкевич буквально жилы рвал. Мечта о мести усилила желание быть первым, накопить сил, вернуться в Минскую губернию в расцвете могущества и найти повод разрушить мир, установленный более десяти лет назад рукой Великого Князя, а затем поломать жизнь Потоцким или даже отнять её.

Мечта… растаяла. Ненавистные магнаты гибли один за другим. С виду — случайно. Или на дуэлях, внешне никак не связанных между собой. Болели да умирали внезапно. Почерк Третьего Отделения, чьё вмешательство в ход событий не всплыло на поверхность. Остался лишь один из двух недорослей, третировавших юного графа в лицейские годы, тот съехал и не показывался на Минщине.

Мирослав Стефанович беспокоился лишь об одном: находясь на опасной службе, Виктор не обзавёлся семьёй, не произвёл наследников. Сгинет — с ним окончательно исчезнет ветвь Тышкевичей его брата.

Но ни русскую барышню, ни польскую паненку, с которой хотелось бы идти под венец, штабс-ротмистр не встретил. И в Америку плыл, не оставив за спиной никого, кроме дядюшки, чьё имя враги империи порой даже вслух боялись произносить.

Глава 2

— Пшепрашам… Езус Мария… Я больше ничего не вспомню, пан! Смилуйтесь ради Христа!

Гжегож Бженчишчикевич, измождённый мужчина лет шестидесяти на вид, едва удержался, чтоб не сползти с кресла на пол. Пот катился градом, пропитав