Оружие страха - Марина Серова

— А по-русски?

— А по-русски я и сам ее не понимаю, — усмехнулся Игорь, — пять лимонов она где — то достала, и Анька сказала, что ей пора полечиться в нашей клинике. Людка обиделась. Все.

Представить толстую, спокойную Людку в роли убийцы было трудновато. Ладно, ее мы оставим в качестве подозреваемой. Поскольку, судя по моим личным наблюдениям, работа в маркетинговых сетях нередко портит рассудок.

Но в уголке сознания Людка отложилась. Позвоню ей и честно поведаю о своих подозрениях.

Кстати, неплохой метод работы. Заявить человеку, что я его подозреваю, и пусть сам себе ищет алиби и доказывает, что он не верблюд.

— Последнее время Анька была какая-то странная, — продолжал Игорь, — загадочная… Сияла изнутри. Я связывал это с беременностью… Ах, Господи, ну, почему? Почему? Она так ждала ребенка, Тань!

Он стиснул зубы и сжал кулаки. Рыдать и ныть было не в его правилах. Поэтому-то мы втроем так понимали друг друга…

Никто из нас не любил публичных выступлений с элементами вселенского плача…

Я поняла, что продолжать наш разговор нельзя. Это слишком мерзко — мучить человека воспоминаниями. Подожду до завтра. Боль потребует выхода. А душа Игоря запросит мщения…

Как просит его сейчас моя душа!

Тихоновича я нашла быстро. Он стоял, подпирая стенку, в фойе и тихо общался с дородной дамой лет пятидесяти. Дама явно кокетничала, оставляя, впрочем, лицо в состоянии приличной моменту трагичности.

Я остановилась в отдалении. Нарушать их беседу не хотелось. Тихонович меня заметил. Он кивнул мне и взглядом показал, что сейчас постарается вырваться из объятий блестящей фрейлины двора. Дама перехватила его взгляд и уставилась на меня. В ее остановившемся взгляде чувствовалось возмущение и удивление. Я явно не входила в число особей, отвечающих ее ГОСТу. Тихонович пробормотал: «Извините» — и поклонился ей. Она милостиво отпустила его на пару минут. Не больше. Я и так слишком нахально возникла в этом пространстве.

— Здравствуйте, Таня, — сказал он, приблизившись. — Рад вас видеть…

— Повод, увы, слишком безрадостный, — вздохнула я.

— Да уж. Самое главное — я не могу понять, почему?

Тихонович посмотрел мне в глаза:

— Вы вообще-то верите, что она сама покончила с собой?

— А вы? — ответила я вопросом на вопрос.

— Нет, — произнес он решительно, — но и понять, кто мог желать ее смерти, тоже не могу.

— А в труппе у нее врагов не было?

Он вытаращился на меня в изумлении. Потом расхохотался.

— Конечно, были… Сами знаете, какая здесь обстановочка… Но вы можете представить себе стареющую приму Бессонову, крадущуюся в квартиру Волошиной? А на киллера у нее, простите, денег не наберется. Она лучше потерпит волошинское присутствие. И потом… На врагах актеры разряжаются. Они своих врагов любят больше друзей. Достаточно взглянуть на Ритку. Посмотрите, как рыдает моя супруга… И только я знаю, как завидовала она Анне. И ревновала меня к ней…

Я посмотрела. Злейшая врагиня Аньки действительно искренне заливалась слезами. Правильно. Кого же теперь кусать? Пока найдешь новую жертву разрядки…

Тихонович был прав. И я ему поверила. Никто в театре Анькиной смерти активно не желал. Пассивно — пожалуйста. Но в исчезновении Аньки резону им не было никакого. Абсолютно.

Я шла по проспекту, пытаясь собрать разбросанные, перемешанные со слезами мысли в логическую цепочку. Итак, Анька Волошина, красивая, молодая, любимая, ждущая ребенка, наконец-то приглашенная сниматься в фильме, ни с того ни с сего бросается из окна…

Даже сделав слабую скидку на состояние беременности, этого не получается, господа!

Конечно, беременные женщины способны на многие странности, но… Не на такие. И не Анька. Уж в этом-то не сомневайтесь!

По словам Игоря и свидетеля происшествия, коим являлся довольно пьяный сосед, возвращавшийся с «презентации» (кстати, именно к нему-то я и направляла сейчас свои стопы), произошло это около двух часов ночи.

В половине двенадцатого мы с Анькой разговаривали по телефону, потому как обеим не спалось. Анька была весела и спокойна. Я сама могу это засвидетельствовать где угодно и поклясться хоть на Библии, хоть на Коране, хоть на Аюр-Веде.

Значит, с половины двенадцатого до двух что-то произошло.

И если это произошло, то неужели все соседи спали и ничего не слышали?

Да вот так уж получилось! Если бы не пьяный сосед, они бы и Анькин последний полет пропустили.

Я опять пыталась вспомнить Анькины слова. Что-то промелькнуло. Там, в глубине памяти. Но сказано это было не в нашу последнюю встречу. Что же такое-то она говорила?

Я остановилась. Прямо передо мной в витрине размахивал толстой ладонью розовомордый идиот из пластика. Улыбка кретина приглашала меня немедленно посетить магазин со страшноватым названием «Мамона».

Значит, вот как выглядит этот самый Мамона. Мерзкий типус, однако. Глазки маленькие, на голове вихорик торчит, и штанишки на нем в мелкую клеточку. А народ наш ему все молится, молится и не знает, что за урод этот Мамона.

Мне стало жутко интересно, чем может торговать магазин с таким недвусмысленным названием. Не иначе как золотыми тельцами. Критически осмотрев свой туалет и убедившись, что я одета вполне прилично — черный джинсовый костюм, красный шелковый шарф, все стоило дорого, — я решила отвлечься от мрачных мыслей путем созерцания золотых Мамониных стад.

Почему я столь придирчива к своей одежде?

Однажды, все с той же Анькой, поневоле предпочитающей исключительно «Секонд-Хенд», мы забрели в магазин, торгующий джинсами фирмы «Ли». Я была одета чересчур просто, а уж про Аньку я промолчу.

В магазине не было никого из покупателей — только продавец. Юноша с мрачным лицом оглядел нас с ног до головы, и мы явно показались ему недостойными дорогущих джинсов, а потому подозрительными.

Цены там не просто кусались, а готовы были сожрать вас с потрохами. Посему мы разглядели все джинсовые цвета, используемые прекрасной фирмой, порадовались на астрономические суммы и поплелись к выходу. Анька, правда, обнаружила, что ее секонд-хендовые джинсы стоят здесь целых семьсот тысяч. Это привело ее в неописуемый восторг! Поэтому у прилавка с ними она немного задержалась…

Юноша все это время нервничал и бегал вслед за нами, явно подозревая нас в возможных незаконных махинациях. Аньку это ужасно веселило, и она разгуливала садистски долго, с наслаждением разглядывая особенно дорогие джинсы. Она брала их в руки, морщилась и швыряла назад.

Когда мы оказались у выхода, юноша стоял набычившись, скрестив на груди руки, и явно не собирался выпустить нас живыми.

Анька, с трудом сдерживая хохот, спросила его, неужели он таким образом хочет нас вынудить что-нибудь купить?

Он покраснел, что-то буркнул и отошел в сторону.

Теперь я развлекалась без Аньки.

И всю оставшуюся жизнь я буду скучать без нее…

Так о чем я? Почему я вспомнила этот эпизод?

Что-то тогда произошло? Когда мы вышли из неприветливого магазинчика. Но что? Вспоминай, Иванова, вспоминай…

Напряги свои мозги, и вспомни. Мы вышли с Анькой из магазина. Сначала смеялись, потом…

Мысль ускользала. Память пыталась скрыть от меня нечто важное. Начнем сначала.

Мы вышли из магазина. Напротив оперного театра. Отправились через дорогу покурить в скверике.

Долго стояли, потому что, как назло, было много машин, и мы не могли перейти улицу. Долго не могли.

Машины… Стоп.

Анька схватила меня за руку и оглянулась. Я спросила ее, что с ней. «Ничего», — ответила она. Я оглянулась. Там никого не было. Только «девятка» белого цвета.

— Только? — это я произнесла вслух. Потому что всего несколько минут назад видела возле театра «девятку». Белого цвета.

«Это могло быть совпадением, Таня».

Могло, согласилась я с разумом. Но интуиция пыталась сфокусировать мое внимание на этой «девятке».

Почему Аньку так испугало тогда ее появление? Я прекрасно помню, что она побелела как полотно.

Мысль о «девятке» преследовала меня. Я даже не могла вспомнить, когда вышла из «Мамоны», чем они, собственно, торгуют.

Наверное, все-таки золотыми тельцами…

Ах, вспомнила. Женским бельем. Комбидрессами и чулками с резинками… Ничего интересного.

Я огляделась. И вздрогнула.

На углу, возле перекрестка, стояла белая «девятка». Она дождалась зеленого сигнала светофора и тронулась с места…

Я потерла ладонью висок. Он начал болеть. Кажется, я становлюсь слишком впечатлительной. Нужно держать себя в руках, любезная!

Глава 3

Анькин дом находился недалеко от театра. Поэтому я добралась быстро, без всякого транспорта. Сначала нужно было пройти по проспекту, а потом, мимо духовной семинарии, спуститься по улице вниз. Анька жила в элитной, недавно отстроенной девятиэтажке. В доме в основном и селилась новая элита. Квартиру там Волошины обрели по чистому недоразумению. Помог загадочный волошинский пациент. За спасение своей расстроенной психики он одарил любимого доктора квартиркой. Благо что психика его пострадала именно на строительстве этого дома. Поскольку он был главой возводившей здание фирмы… Анька панически боялась высоты, пытаясь даже по мере возможности избегать лифта.