Сыщик, ищи вора! - Елена Нестерина

Петр Брониславович хмыкнул и подумал. А затем, увидев, как Арина Балованцева в очередной раз приближается к нему, свистнул в свисток и махнул ей рукой:

– Достаточно! Сходи! Все, все, Балованцева, слышишь?

Но новенькая помотала головой и продолжала бежать. Она, понятное дело, была гордая.

Пока все остальные кидали мячи и подбирали их, Витя догнал ее.

– Тебе же Петр Брониславович сказал, что все, так что давай, останавливайся.

Девчонка не хотела останавливаться.

– Сказал – десять, пробегу десять, – ответила она.

– Но он же потом другое сказал, – возразил Витя.

– Надо отвечать за свои слова.

– Но… Он передумал, – упрашивал Витя.

– А со мной так не надо.

– Но ведь устанешь же.

– Ну что ж делать…

– Тогда я с тобой побегу, – заявил Витя и уже не отставал ни на шаг.

– Хочешь – беги.

…Оставалось еще четыре с половиной круга. Было видно, что у Балованцевой сил уже не было никаких.

– Смешно сдаваться? – еле слышно проговорила она Вите Рындину.

– Смешно, – согласился Витя. – Тогда давай руку. Так легче. Мы будем беговой машиной.

Новенькая пожала плечами и подала Вите свою руку. Они побежали живее, и Петр Брониславович, сидя на бревне, с грустью смотрел на пару бегущих детей. И представлял, как здорово было бы, если бы и он вот так мог бежать рядом со Светланой Юрьевной…

– Переходите на шаг, на шаг! – когда оставалось уже совсем чуть-чуть, скомандовал он. – Постепенно!

И вот уже Арина Балованцева стояла на бордюре и хитро улыбалась, глядя на Петра Брониславовича. Витя Рындин стоял рядом. Просто стоял рядом и молчал.

– Поздравляю, это достойная победа. – Петр Брониславович подошел к новенькой. – Надо любить спорт, и тогда эту же дистанцию можно будет пробежать с более хорошим результатом времени.

– Ой, девочки, смотрите – влюбились! – показывая пальцем на Витю и новенькую, начала было Даша Спиридонова, но Витя резко повернулся и сурово посмотрел на нее, так что Даша замолчала.

На следующем после физкультуры уроке русского языка Витя Рындин молча уселся на свою новую парту, не обращая больше ни на кого внимания. И Балованцева тоже молча достала книжку «Сердце Бонивура», открыла ее. Урок начался.

Глава III

Проблемы в личной и общественной жизни

На следующий день после занятий Петр Брониславович караулил у входа. Высыпали на улицу веселые практикантки, некоторые захихикали, косясь на него, и в их толпе он заметил Светлану Юрьевну. Нужно было совершить решительный шаг.

Вскоре почти никого из практиканток не осталось, и лишь Светлана Юрьевна стояла на ступеньках. Это был шанс.

Петр Брониславович приблизился к ней.

– Как вам погода, Светлана Юрьевна? – спросил он. – Сдается мне, что дождь собирается.

Дождь тем временем собрался и пошел. Подул ветер, затрепал плащом Светланы Юрьевны, бросил ей в лицо холодные дождевые капли. Светлана Юрьевна отвернулась от ветра и подошла поближе к Петру Брониславовичу.

– Прогуляться не хотите?

Светлана Юрьевна лишь заулыбалась и, увидев, как к крыльцу подъезжает машина, начала прощаться.

Петр Брониславович только хотел поинтересоваться, как прошел сегодняшний учебно-рабочий день, но Светлана Юрьевна уже сбежала со ступенек. Навстречу ей из машины выходил молодой человек, видимо, жених.

– Я же книжку вам обещал, Светлана Юрьевна…

Но Светлана Юрьевна лишь кивнула Петру Брониславовичу на прощанье.

И вот машина увезла ее, а Петр Брониславович остался один. Он скорбно вздохнул, совершил отмашку рукой и направился в спортивный зал.

И тут из-за угла вывернул Антон Мыльченко и бросился за ним.

– Петр Брониславович, вы лучше! – заглядывая своему учителю в лицо, затараторил он. – Просто надо зайти с неожиданной стороны, удивить, поразить! Чем-нибудь таким, чего никто не умеет!

– Антон, что ты говоришь? Отставить подобные разговоры со старшим по званию.

– Петр Брониславович, я никому не скажу, я сам бываю пораженным любовью! Я знаю средство!

– Какое еще средство, Антон? А чего тебе домой не идется? Иди уроки учи.

– Любовь – это романтизм, – закатив глазки к потолку, проговорил Антоша. – Вы ей, в смысле предмету своей любви, стихи напишите!

– Стихи?

– Стихи. Опишите сегодняшнюю встречу, как все вам запомнилось! – Антон захлебывался охватившим его энтузиазмом и бежал вприпрыжку, едва успевая за мощной поступью классного руководителя. – И подарите ей! Незаметно так в ее сумку засуньте. Ну, и цветочек там, на память…

– Антон, марш домой! – Петр Брониславович остановился. – И сделай-ка, дружок, двадцать приседаний сейчас, а еще сто дома, чтоб у тебя все это из головы вылетело! Ну-ка, раз-два!

Антоша принялся приседать, каждый раз плюхая рюкзаком по полу, потому что в волнении не сообразил выпустить его из рук.

И когда ему пришлось быстро бежать вон из школы под строгим взглядом Петра Брониславовича, Антоша не переставал думать про себя: «Ничего, я помогу вам, Петр Брониславович, я вам такие стихи напишу, что прямо английская королева сразу в вас влюбится!» И рифмы уже складывались в его голове одна к одной, и носились перед глазами прекрасные образы – практикантки, ветер, дождь, любовь, мечта…

На этой неделе сдача денег на обед прошла благополучно. Петр Брониславович, контролировавший этот процесс, передал деньги в столовую и, поскольку его класс теперь в полном составе питался, принося пользу своим организмам, ответственный мужчина смог вздохнуть спокойно. Ведь другие проблемы, более серьезные, заняли его ум и трепетную душу…

А тем временем в его классе в течение недели у нескольких человек вновь пропали деньги. Невозможно было уже терпеть такое, так что ребята возмущались и негодовали.

– Нужно Брониславовичу пожаловаться! – кричал кудрявый Мамед Батыров, потрясая зажатой в кулаке кепкой.

– Пусть милицию вызывает! – пискнула Зоя Редькина.

– Ты что, Редькина, больная? – серьезно посмотрел на нее Владик Федюшов. – Это же такой позор! Нельзя милицию. Надо самим что-то сделать! Все помнят свои деньги? Какие суммы, какими бумажками? Я, например, свои помню. У меня на одной купюре какие-то цифры карандашом написаны. А на другой – угол надорван.

– А у меня, а у меня… – вылез вперед Антоша Мыльченко.

– А тебя, Гуманоид, вообще не спрашивают, – оборвал его Костя Шибай. – Что ты суетишься? Подожди.

Антона затерли в угол.

– Слушайте, а вообще странно… – выступила вперед Даша Спиридонова. – Все ведь было нормально. Пока в наш класс…

– Новенькая не пришла! – догадался Владик Федюшов, но, точно сказал что-то нехорошее, тут же зажал рот рукой и оглядел своих одноклассников.

– Ой…

Все посмотрели на новенькую, которая невозмутимо сидела за партой, попивала минеральную водичку и читала книгу.

– У нее-то небось ничего не пропало, – прошептала Даша Зое Редькиной на ухо. – А так бы сейчас возмущалась бы, бегала.

– Да, – согласилась Зоя и с ненавистью посмотрела на новенькую.

– Надо жаловаться, – решительно проговорил кто-то из ребят.

– А как жаловаться-то? – спросил Владик. – Доказательств-то никаких нет.

– И денежек наших тоже… – всхлипнул Антоша.

– Стало быть, нужно найти эти доказательства, – решительно заявил Костя Шибай, усаживаясь за парту.

Ведь давно шел урок. Учитель географии Сергей Никитич с опозданием явился в класс, раскрыл журнал, огляделся, отмечая, что сегодня в седьмом «В» ведут себя потише, и принялся одного за другим вызывать учеников к доске и пытать их. Все вспомнили об этом и начали бояться…

Влюбленный Петр Брониславович тосковал. С удвоенной нагрузкой бегали и прыгали ученики под его руководством. Проходили дни за днями, и однажды Светлана Юрьевна с таинственным видом сама подошла к нему.

– Петр Брониславович, я и не знала, что вы поэт, – начала она.

– В некотором роде все мы поэты, Светлана Юрьевна, – взбодрился сразу Петр Брониславович.

– Я обнаружила ваши стихи…

– В каком смысле мои стихи?

– Я понимаю, вы скромный. – Светлана Юрьевна готова была расхохотаться, уж очень Петр Брониславович был сейчас смешной. И стихи его тем более.

Но прозвенел звонок, и Петру Брониславовичу нужно было спешить на урок. Он удалился, а Светлана Юрьевна, оставшаяся в учительской, принялась показывать какой-то листок своим подружкам, которые долго и весело смеялись над тем, что там было написано.

Антон Мыльченко очень любил поэзию. Он читал множество поэтической литературы – и толстые тома, и тоненькие стихотворные сборнички современных авторов. И мечтал о сборнике собственных стихов… Чужие строчки не раз приводили его в восхищение, даже в экстаз. Антон плакал над ними. И не раз он трагически восклицал, наткнувшись на ту или иную строчку:

– Ну как же так?! Меня опять обскакали! Это же моя мысль, моя рифма! Украли, передрали… Эх, и как они об этом догадались у себя в девятнадцатом веке! Ведь это я придумал…