Укус ящерицы - Дэвид Хьюсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пронесшийся над «Софией» огненный язык погас сам по себе, чему можно было бы радоваться, если б не усеявшие пристань осколки битого стекла и горячие, мерцающие в темноте угли. Скакки уже порезал руки, когда падал, к тому же занозил ладони впившимися в кожу щепками.
Кляня все на свете, он кое-как поднялся на ноги и заковылял к полуразбитым окнам литейной, чтобы попытаться определить источник крика, который слышал еще в лодке. Окна были низкие, специально для того, чтобы зрители могли наблюдать за процессом снаружи. Сейчас из них валили клубами пыль и едкий дым. Заслонив ладонью глаза. Пьеро вперил взгляд туда, в скрытый черным облаком эпицентр взрыва, стараясь понять, какая же сила могла причинить столь огромные разрушения.
У него не было опыта в обращении с огнем. Пожары на Сант-Эразмо случались редко, а уж на лодке и вообще никогда. Когда обжигающее дыхание огня коснулось его лица, Пьеро почувствовал себя совершенно беспомощным перед мощью ада.
Шланг оказался там, где и должен был находиться, на кирпичной стене, у самых двойных дверей; свернутый, как мертвая змея, он висел на гидранте и, судя по виду, никогда еще не использовался по назначению.
Пьеро услышал шипение вытекающего газа и за ним другой звук, тот, что слышал раньше, но только более сильный и пронзительный – голос ревущего от невыносимой боли человека.
Выругавшись, Пьеро сорвал рукав, сунул под мышку и рванул затычку. Не сразу, но она все же поддалась, и из широкой горловины хлынула – не ударила! – струя воды, подгоняемая, очевидно, весьма слабым давлением местной водопроводной сети.
Он подобрался к разбитому окну и направил струю на ближайшие огоньки, лизавшие деревянный подоконник. Огонь зашипел, умирая, и в воздух поднялось облако пара. Пространство для маневра расширилось. Скакки подался вперед. Яркий, похожий на солнечный, свет струился изнутри. Жара была такая, что каждый вдох, даже самый короткий и неглубокий, становился пыткой, а кожа на лице болезненно съеживалась. Но уже в следующий момент мысли о собственной безопасности отступили перед сочувствием и жалостью к тому, кто все это время находился там, в литейной.
Пьеро подбежал к старой деревянной двери и всем весом навалился на нес. Дверь стояла намертво, а ручка, как ни старался он ее повернуть, не срабатывала. Судя по всему, заперто было изнутри. Пьеро чувствовал сдерживающую силу запорного механизма Очевидно, решил он, ключ у Уриэля, но тот либо поддался панике и забыл им воспользоваться, либо не в состоянии это сделать.
Он прижался к горячему дереву.
– Уриэль! – Голос прозвучал незнакомо, но хуже всего было то, что Скакки не знал, слышат его по ту сторону двери или нет. – Эй, Уриэль! Ключ! Открой дверь ключом!
Никто не ответил – внутри лишь триумфально ревел огненный ад.
Пьеро отбросил бесполезный шланг и огляделся в поисках подходящего инструмента, железяки или палки, которые можно было бы употребить в качестве рычага. Ничего подобного на пристани не нашлось; лишь несколько ящиков с битым стеклом, приготовленных для следующей топки. Скакки снова повернулся к окнам – похоже, другого пути действительно не было.
Раньше ему уже доводилось выступать в роли спасателя, вытаскивая из воды идиотов, покинувших терра фирма, чтобы продолжить дурацкие игры на воде, и не подозревавших о поджидающих их в лагуне опасностях. Если уж он рисковал жизнью ради них, было бы поистине непростительно стоять в стороне и наблюдать за тем, как погибает в огне такой достойный человек, как Уриэль Арканджело.
– Выбирать не приходится, – пробормотал Скакки, поднимая шланг. – Ничего другого…
Его внимание привлекла тень, мелькнувшая у края мощеной террасы. Пес оставил лодку, чтобы отыскать хозяина, и теперь стоял там, где выбрался на берег. В наполненных ужасом глазах отражалось прыгающее пламя, черная прилизанная шерсть блестела под луной. Отделявшее лодку от берега пространство Ксеркс преодолел вплавь. Животное побороло страх.
Спаниель закинул голову и протяжно завыл.
Скакки посмотрел на собаку. Он воспитывал ее с самого рождения, и она всегда его слушалась. Обычно.
– Давай, Ксеркс, голос! – приказал Пьеро. – Голос, Ксеркс! И погромче! Вой так, чтобы и мертвые проснулись.
Ободренный громким лаем бегающего взад-вперед по пристани пса, он прихватил шланг и сделал глубокий вдох. Только вот хватит ли воздуха на все предстоящее испытание?
Порезы и синяки. Дым и пламя. В конце концов, так ли это важно, если речь идет о спасении человеческой жизни?…
Пьеро выбил стекло железной насадкой шланга, расчистил проход локтем и, решив, что проем получился достаточно широкий, устремился вперед, наклонив голову, не обращая внимания на торчащие куски стекла, заставляя себя ничего не чувствовать, чтобы не потерять сознание. А сосредоточиться было непросто: внутри все пылало – машины, стены, рабочие столы, опорные колонны и перекрытия. Он входил в мир не вполне реальный, во вселенную пламени и боли, где чувствовал себя одиноким пехотинцем, ведущим отчаянный бой с армией злобных огненных тварей.
Одно из этих созданий вело себя оживленнее других.
– Уриэль, – произнес Пьеро. Произнес негромко, не зная, нужны ли слова с воплями катающемуся перед ним по полу наполовину человеку и наполовину огненному духу.
Существо затихло на мгновение и вроде бы посмотрело на него. В этот момент Скакки понял, что перед ним уже не совсем человек, что спасти его невозможно и что умирающий сам это сознает.
Власти, как всегда, прибыли с опозданием.
Со спокойным отчаянием наблюдал Пьеро за тем, как два плотных, густых, мощных потока воды – совсем не то, что его жалкий ручеек, – ударили в окна, безжалостно смыли остатки стекла и прошлись по самому помещению, сметая мусор, куски штукатурки и обгорелые деревяшки, очищая почерневшие стены и балки, еще старающиеся поддержать крышу литейной.
Сорвавшееся с печи облако пара соединилось с дымом; пламя в предчувствии неизбежного конца яростно зашипело. Пьеро Скакки еще раз посмотрел на то, что осталось от катавшейся по полу фигуры и что походило сейчас на поджаренную кочерыжку. Неужели это было когда-то человеком? Ему нравился Уриэль, всегда одинокий и печальный, сопровождаемый аурой потерянности.
Одна из струй повернула в сторону самой печи, похожего на пчелиный улей сооружения с выпуклой крышей, и раскатилась по раскаленным кирпичам.
Пожар потушили, с огнем справились. Разбушевавшегося зверя прикончили пеной и водой. И если для Уриэля Арканджело победа пришла слишком поздно, то его родственники, этот островной клан, были спасены и теперь собирались перед литейной, чтобы стать свидетелями странной, необъяснимой трагедии, разразившейся среди ночи у самого их порога и унесшей жизнь одного из них.
Что-то подтолкнуло Пьеро, и он, шагнув вперед, заглянул в брюхо остывающего чудовища. Там, в глубине, на вздыхающих углях, лежало нечто безошибочно узнаваемой формы. Его присутствие, очевидно, и могло бы все объяснить, да только не сейчас, потому что с еще одним стрессом потрясенная психика Скакки, возможно, и не справилась бы.
Грохот за спиной заставил его обернуться. Вооруженные топорами пожарные наконец-то снесли проклятую деревянную дверь. Ключ все еще торчал в замке. Если бы только Уриэлю достало сил повернуть его.
Если бы…
Скакки кивнул лежащему на угольях хрупкому белому черепу, у которого не хватало нижней челюсти, и молча пробормотал слова упокоения.
Кто-то ухватил его за плечо и рявкнул в ухо: «Убирайся!» Пьеро без слов убрал руку пожарного и посмотрел ему в глаза так, что спорить тому уже не захотелось.
Он вышел из литейной через дверной проем, кашляя, растирая слезящиеся от дыма глаза, отряхиваясь от крошек мусора и осколков стекла.
На мощеной набережной, там, где стояли пожарные и двое местных полицейских, собрались члены семьи. Недоставало двоих. Уриэля Арканджело и его жены. Голос, который, как надеялся Скакки, был всего лишь порождением глупых, вызванных тревогой и стрессом мыслей, пустых спекуляций, уже нашептывал ему версию того, как именно все случилось и почему мужчина выбрал для себя мучительную смерть, отказавшись повернуть ключ в замке и спастись через дверь.
Едва Скакки вышел на улицу, как Микеле подлетел к нему с пылающими глазами, потрясая костлявой рукой перед самым его носом. Пару раз пальцы даже задели воспаленную, изрезанную стеклом щеку.
– Чертов дурак! – заорал глава семейства, дергаясь от злости. Это был невысокого роста мужчина лет шестидесяти. В костюме. Арканджело как будто приоделись на собственные похороны, подумал Скакки и тут же укорил себя за дерзость.
Между тем Микеле ухватил его обеими руками за лацканы провонявшего дымом, ободранного пиджака.
– Что ты сделал, идиот? Что ты натворил?
Сжав запястья, Скакки заставил его убрать руки и, слегка оттолкнув, предупредил взглядом, что повторять такое не следует. Габриэль держался от старшего брата подальше, В старом костюме, молчаливый, смуглолицый, он туповато смотрел на черную воду. Может быть, как всегда, ждал инструкций. Рядом с ним стояла Рафаэла в ночном халате, с широко открытыми, изумленными глазами. Во взгляде ее, устремленном на Скакки, читались сочувствие, благодарность и, пожалуй, страх.