Раненые (СИ) - Арт Милисса

— Родной, придется потерпеть, ты же не хочешь, чтобы мама мне потом всю жизнь это припоминала? Предложи мне лучше шампанского, а? — лукаво улыбаюсь ему.

— Прости, конечно. Я принесу никуда не уходи! — целует в щеку, нехотя выпуская меня из объятий.

Скоро бой курантов и привет новая жизнь! Семья, дети, любимая работа, муж. Жизнь наладится…но чем больше я об этом думала, тем больше росла тревога, и все же хорошо. Гости радостно общаются, снуют туда-сюда, но что-то не так. Будто кто-то наблюдает и давит зародыш праздника на корню. Огляделась, ничего подозрительного. Где же, Андрей? В горле от волнения ужасно пересохло. Иду к бару, протискиваясь через толпу, приподнимая подол платья, чтобы ненароком не наступить и не распластаться на начищенном паркете. На самом деле, впечатление, что его натерли мастикой «веселая забава». Может купили не ту, или элементарно переборщили впопыхах. Но факт, фактом, ходить приходится не дыша. Внезапно мужчина проходящий рядом делает кульбит и содержимое его бокала оказывается на моем платье, подол украшен мокрым пятном, класс.

— О, простите меня, так не ловко, я виноват, простите. Не знаю, как так вышло, — причитает он при этом пытаясь стряхнуть капли с платья, прямиком направляя их мне на туфли… Да господи, вечер только начался…а я уже как не пойми что!

— Успокойтесь, не трогайте! Все нормально! Сейчас почищу и ничего не будет видно, — останавливаю его действия жестом руки.

— Вы уверенны? У меня вот, есть платок. Разрешите? — пытается промокнуть пятно.

— Оставьте, я сама. Ещё раз говорю, все нормально! Извините — разворачиваюсь и иду в гостевую ванную, я, конечно, хотела, чтобы меня угостили шампанским, но не так.

В гостевой полумрак, только свет от салютов освещает комнату через огромные панорамные окна. Засмотрелась, как же красиво! Подошла к окну, положив обе ладони на стекло и уткнувшись лбом, холодное, то, что нужно. Нервы сегодня, как канаты. Закрыла глаза, сердце размеренно стучит, все хорошо.

— Здравствуй, рыжая… — голос прошибает до костей.

Три года, я не слышала его голос, не видела его лица. Сердце пропустило удар. Медленно поднимаю голову, не решаюсь повернуться, руки прилипли к окну. Нет сил оторвать, боюсь из реальности выпасть. Единственная опора, это холодное стекло.

— Даже «привет» не скажешь? — в голосе металл.

— Привет — на одном выдохе.

— Повернись…

— Нет, — тихо, еле слышно.

— Повернись…

— Я прошу тебя, уходи — все так же тихо. Не знаю слышит ли он меня вообще, но сил сказать громче нет.

— Я не много прошу, рыжая, посмотри на меня! — голос стал громче на тон. Он злится.

— Ты пропал на три года, не вспоминал о семье, и не имеешь права указывать мне, что делать, я уже взрослая девочка! — беру себя в руки…решаясь…

— Три года? Я рад, что ты все же считала, а не просто трахалась со всеми подряд, как последняя с… — договорить я ему не дала. Резко обернувшись.

Время остановилось.

Не скажу, что не было этих трёх лет. Они были, мучительные, тяжёлые. Он изменился, возмужал. Тогда ему было двадцать один, сейчас двадцать четыре. С безумно красивым лицом, холодный металл, не выражающее никаких эмоций, только глаза как угли жгут, как и прежде. Он сидит в кресле, раскинув ноги с бокалом виски, открытая бутылка стоит на столике рядом. Рубаха цветом кровавой, спелой вишни с расстёгнутыми двумя верхними пуговицами, рукава закатаны до локтя, оголяя запястья, перетянутые часами с кожаным ремнём.

Я сглотнула вязкую слюну, мысли начали петлять. Он смотрел на меня не мигая, ощущение полного голода в его глазах и ещё что-то примешено, то, чего раньше не было в его взгляде. Тоска? Но разве может он быть способен на тоску? Он прекрасен и жесток, как и все прекрасное жестоко — любовь, красота, правда. А правда в том, что с того вечера на колесе обозрения, моя жизнь превратилась в ад. И я до сих пор горю в нем.

— Не смей меня оскорблять! Ты не знаешь меня, не знаешь, как я живу. И ты не вправе меня учить жизни, — смелею и делаю пару шагов к нему, тыча в его сторону пальцем.

Он ставит бокал на столик и встаёт. Я замолкаю, теряюсь, забыла какой он высокий, на две головы выше меня.

— Я знаю кто ты! Ты маленькая, похотливая дрянь, которая перетрахала пол института. Я знаю, как и с кем ты живёшь, с этим сопляком Андрюшей. Мистер золотой скальпель! Мудак, который вешает тебе лапшу на уши! — уголок его губ поднимается в подобии улыбки.

— Я не буду это слушать, ты, как и был так и остался беспринципным циником! — зло кидаю ему, чеканя каждое слово.

Знаю, что зря так говорю.

Он медленно начинает двигаться на меня, я же отступаю назад, шаг и ещё, вздрагиваю прикоснувшись голой спиной к холодному стеклу. Он в метре от меня, его запах забивается в ноздри, наполняет лёгкие, виски, сигара и его кожа, не выдерживаю и опускаю взгляд в пол. Только не смотреть на него так близко. Не смотреть.

— Циник? А раньше ты называла меня родным, три года что-то изменили? — почти вплотную подошел, его дыхание опаляет мое лицо, мурашки бегут табуном по всему телу.

— Ты мне не родной, никогда им не был и никогда им не будешь, ты понял? Отойди от меня! — почти моментальная истерика накрывает меня с головой, бью его в грудь, в плечо, куда попаду, но мои удары, абсолютно ничтожны. Он скала, смотрит на меня сверху вниз, сцепив челюсти до скрежета.

Поднимает руки и кладет их по обе стороны от моей головы. Прижимая меня всем телом к стеклу.

От такого тесного контакта бьет разряд, кажется, в двести двадцать, мои руки прижаты к нашим телами, дежавю…он дрожит всем телом, так сильно будто у него температура под сорок. Рыдания накрывают меня, грохот салютов за окном заглушает их, в противном случае все гости в доме услышали бы.

— Я не верю тебе… — голос надломлен, он хрипит.

— Отпусти, ненавижу тебя, — не в силах больше произнести ни слова, закрываю глаза.

Он вздрагивает всем телом от моих слов, как от удара, достигнувшего своей цели…

— Что здесь происходит?! — голос Андрея будто сквозь вату.

Все трое замерли. Я выскальзываю и наспех втирая ладонями лицо иду к парню, как можно ровнее, ноги ослабели и стали как ватные.

— Милая? Кто это? Ты плакала! Эй, я тебя спрашиваю, что тут творится? — Андрей тянется к выключателю и включает свет.

— Успокойся, родной. Это все эмоции! Это мой брат Рома, я не видела его три года, он просто сюрприз сделать хотел. Я и растрогалась, соскучилась, — выкладываюсь по полной программе, мне надо что бы он поверил!

— Родной??? — голос Ромы, как выстрел.

Поворачиваюсь и с мольбой смотрю на брата. Ну давай же, смирись. Ты не имеешь права все портить. Я только отвыкла…отвыкла же?

— Не понял вопроса, в смысле, это претензия? — Андрей напрягся, а я к нему на шею вешаюсь, слава богу дошла не рухнув, как трусиха бесхребетная. Обнимаю, крепко, цепляюсь как за спасательный круг.

— Брат говорю, родной…Ромой зовут, а ты? — Рома подходит и протягивает руку для пожатия в знак приветствия.

— Андрей, жених Лизы — отвечает пожатием.

— Ещё увидимся, жених! — на этих словах он смотрит мне в лицо, полным ненависти взглядом. Ни намёка на тоску, чистое зло. Толкнув со всей силы дверь, вышел. Сама тактичность нервно курит в сторонке. Вот и познакомились.

— Чуть пальцы мне не сломал, он что больной что ли? И что ты тут забыла, я же сказал подождать! — разминает руку и ждёт ответа.

— Да я тебя прошу, давай пойдём к гостям. Меня мужик один шампанским облил, пришла почистить и просохнуть, смотри уже и не видно почти, — сколько же мы тут простояли, что пятно реально просохло. — Зашла, а тут сюрприз новогодний, брат приехал…пошли, все хорошо, человек с дороги просто, устал. А тут народу битком, вот и дерганный. Тащу его на выход, целуя в щеку.

Все гости за столом. Мама рядом с Ромой, такое впечатление, что не удивлена нисколько его появлению, я же до сих пор прийти в себя не могу. Сажусь и не в силах глаза от него оторвать. На меня не смотрит, весь в разговоре, и я заставляю себя успокоится, полностью переключаюсь на Андрея. Тот дуется ещё, но разрешает положить ему еды и разливает-таки долгожданное шампанское. Мы чокаемся, поздравляем друг друга с уходящим годом, Андрей целует меня в губы. Вся напрягаюсь, чувствую буравивший меня взгляд кожей, отстраняюсь и вижу Рому на другом конце стола, который буквально пожирал меня взглядом. Внешне спокоен, абсолютно, но глаза его живут отдельной жизнью.