Камень у моря - Н Ляшко

На свадьбе Иван из девяти мешочков насыпал миску камешков и подарил их Аграфене:

- Вот, бери, семь лет собирал да выбирал. Лучшего мне нечего подарить тебе. Пускай у вас с Анисимом все будет хорошо, как эти каменья.

Бывшие в гостях люди смеялись потом-нашел, мол, что дарить! - но на свадьбе даже бабка пропустила сквозь пальцы радугу камней и порадовалась их крепости и чистоте.

Свадьба была весной, и молодые жить ушли в сарай.

Туда Аграфена унесла и миску с камнями. Днем сквозь щели на них прорывались лучи солнца, ночью их обливало лунной водой и блеском звезд, а с моря, из-за гор обдували ночные ветра.

Анисим стал светлей и поворотливей. Аграфена с утра до ночи звенела голосом и незаметно, тоже, кажется, с песней, родила Ивану и бабке правнука Маркушку.

За Маркушкой ухаживали все, как за редкостным виноградом, и радовались каждому его шагу, каждому слову,. Когда он научился ходить, Иван вскидывал его в погожие зори на плечо, нес к морю, сажал на песке и собирал камешки и обломки дерева.

Маркушка играл галькой, катился к волнам, откатывался и гукал. Иван возвращался к нему, переносил его на новое место, ложился с ним рядом и говорил ему о море слова, каких никому не говорил: называл море голубыми слезами, скатившимися с чьих-то глаз в минуту радости, волны называл радужным дождем каменьев, теплоту их сравнивал с теплом материнской груди.

Маркушка плясал на нем, слушал его, глядел на море, привыкал искать в гальке хорошие камешки и, когда находил их, кричал:

- Де-де-а, во-о, нашел!

Иван разглядывал его находку, находил на ней жилочки, полоски, показывал их Маркушке и вслух дивился тому, что земля и море родили такую радость.

В зной, когда в мазанке все отдыхали, они вдвоем выносили на плиту мешочки и перебирали камешки. Иван забывал, что рядом с ним маленький правнук, и радовался каждому его крику:

- А во-о какой камень! Глянь!

VII

Цвел и рожал сад, корова давала молоко, приносила приплод, и все уходило в землю. Маркушка уже в школу бегал, когда Иван уводил к хозяину земли четвертую телушку и утешал бабку:

- Брось, старая, не реви, скоро расплатимся.

Расплатился Иван за землю шестой телушкой, принес домой бумагу и будто надорвался под нею: заболел, стал ждать смерти, а когда бабки не было в мазанке, говорил:

- Вы не думайте, что я смерти боюсь. Не-ет, а вот тяжко: не дождусь, видно, когда всем полегчает. Сам я из рук беды вырвался. Бедные мы, а все же таки живем.

Сад есть, мазанка есть, корова есть. Камешки мои, Граша, схорони до Маркушкиных лет: может, он кого обрадует ими. И не забудьте похоронить меня и бабку во-он там. - Иван через окно указывал на гору за садом: Тяжко будет нести туда, а уж потрудитесь. Оттуда вроде бы всех слыхать и все видать. Может, как вся земля вздохнет, мы со старухой хоть мертвые, да услышим.

Все глядели на гору, заглатывали слезы и верили, что дед скоро умрет. Только Маркушка отмахивался от слов о смерти и однажды сказал Ивану:

- Ты, деда, лучше поскорей вставай. Учитель вон говорит, царь к морю приедет, и советует камешки из десятого мешочка царице подарить.

Это взволновало Ивана.

- А ведь верно, а? - встрепенулся он. - Подарим царице, пускай радуется с детями, а я бы ей слово какое, гляди, о деревне сказал, а? Может, и вышло бы чего.

Жарче всех Ивана поддержала бабка. Ей начало мерещиться, как посланные царицей генералы ходят по родной деревне, сзывают народ, ведут его в экономию, награждают добром, землею, лесом, а управляющего и приказчиков гонят вон. А потом она, бабка, сидит будто на плите у ворот, видит идущих от поселка людей и... узнает своих, деревенских. Их деревня послала благодарить Ивана и ее, бабку.

Она веками прикрывала глаза и лепетала, как надо поклониться царице, как стать на колени, какие слова сказать. Через день появился кусок черного плису, Аграфена и бабка сшили из него мешочек для камешков и приделали к нему завязку вишневого цвета.

Иван задышал ровнее, поправился и пошел в школу за советом. Разговор с учителем вышел у него чудной: учитель глядел на него насмешливо, часто дергал себя за бороду и; будто пьяный, говорил:

- Так, так. Хочешь царице камешков подарить? Так, отлично. Маркушка говорил, ты их чуть не всю жизнь собирал? А-а, вон что! И не жалко? Крепко, значит, царицу любишь, а? Ну, валяй, она тебя, может, чайком напоит, хм... Чего? Дари, говорю, валяй! Когда приедет?

Да, говорят, скоро уже, вот-вот...

Дома Иван вынес на плиту десятый мешочек, высыпал из него камешки, заботливо перебрал их и сложил в плисовый мешочек. Бабка завернула мешочек в вышитое полотенце. Аграфена вынула чистые рубахи. Иван и Маркушка выкупались в море, взяли кошелку харчей и через горы пошли в дальний приморский город.

Шли они долго, а еще дольше томились на постоялом дворе. Город с горы гляделся в синеву моря, но спускаться на берег Ивану было боязно: а вдруг царь с царицей приедут? Дворники мели, чистили и поливали улицы. У домов в кадках и ящиках появились цветы. Полицейские ловили нищих и бродяг.

И вот однажды на улицах появились солдаты, зацокали копытами лошади с бравыми, топористыми людьми, дома, будто крыльями, замахали флагами, и народ повалил ва город.

Полицейские и солдаты вытянулись в ряд, между ними ровной холстиной лежала дорога, по дороге чинно разъезжали будто из снега слепленные начальники, - на них все было белое.

Иван протолкался с Маркушкой к цепи, но видеть и слышать ему мешали думы о том, как упадет он перед царицей на колени, как она возьмет у него мешочек, высыплет в подол камешки и ахнет:

- И это ты мне? Встань, какую награду тебе дать?

Иван не встанет с колен, нет, он только приосанится и скажет:

- Радуйся камешкам с детками. Чуть не двадцать годов собирал я их, а слово к тебе, если твоя воля будет, у меня есть.

Царица махнет рукой:

- Говори. Запишите и сделайте по-его.

Иван опять приосанится и скажет такое, отчего в родной деревне не только люди, - все избы, поля, луга, даже барский лес, - все засияет. Он скажет парше:

- Стариком ушел я из деревни к морю. Моготы нехватило жить там, а люди остались и плачут, потому ничего у них нет, все у барина-и земли, и луга, и леса, и воды, у людей же одно горе да беда. И вот тебе слово мое: сделай милость, убери этого барина за его лютость, за злость, за жадность...

Скажет он, а графья, князья да генералы запишут и станут дознаваться, откуда он, как лютого барина звать.

Все горе выскажет он, все слезы, всю кровь, все ссадины от арапников управителя, приказчиков, объездчиков и барина припомнит он, погибших детей помянет...

Нарастающие крики приглушили в нем радужный бред.

Он подхватил Маркушку на руки, и они увидели вдалеке много лошадиных голов, а между ними и на них пятна белой, голубой, малиновой одежды, блестки эполетов, платья, перья, шляпы и зонтики.