Рассказ о кандалах - Н Ляшко
- Категория: Фантастика и фэнтези / Научная Фантастика
- Название: Рассказ о кандалах
- Автор: Н Ляшко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ляшко Н
Рассказ о кандалах
Н.Ляшко
РАССКАЗ О КАНДАЛАХ
I
Алексея Аниканова заковали в старые, до блеска отшлифовавшиеся на чьих-то ногах, кандалы. Выкованы они были давно. Алексей узнал об этом в Сибири. Во дворе каторжной тюрьмы его остановил старик, наклонился, ощупал кандалы и воскликнул:
- Эх-а-а! Нашивал я их, нашивал! По звону узнал!
Слышу-знакомое что-то. На Кубани, лет пятнадцать тому назад, таскал. Новенькие были еще, шершавые. До меня ими грузин один гремел. Удрал из камеры, а их кинул.
Тут меня осудили, стал я ими впадать. А как погнали меня в Сибирь, попарился я в одном месте в бане, намылил, в кровь разодрал ноги, снял кандалы и юрк под полок.
Не один я-втроем улепетнули тогда. Эх, ягода-малина!
Воспоминания опьянили старика и зажгли его тускнеющие глаза. Он подмигнул Алексею и потрепал его по плечу:
- Молодой ты, а кандалы на тебе счастливые! понимаешь, счастливые?!
Слух о том, что старик через пятнадцать лет по звону узнал свои цепи, проник во все камеры. Поверили ему не все, но старик рассеял сомнения: на кобылке кандалов сохранилась его метка.
Это на всю тюрьму прославило старика и приковало внимание к кандалам: кто их выдумал? кто их выковывает?
Арестантам, что в ротных мастерских делали кандалы, наручлики и шили смертные рубахи, каторга послала не одно проклятие. Иные каторжане крепче озлобились и затосковали. Иные содрогнулись, глянув правде в глаза:
сами строим для себя тюрьмы, куем для себя цепи, заковываем себя в них, шьем смертные рубахи, расстреливаем, вешаем себя. Все сами, сами, сами...
II
Письмо домой Алексей начал шуткой о том, что на нем счастливые кандалы. Написав несколько строчек, он сорвался: письмо вышло горячим, едким и посылать его пришлось тайно, минуя контору тюрьмы.
Отец Алексея Матвей, неразговорчивый, хмурый долбежник, раза три перечитал письмо и, выждав, пока уляжется в груди щемящая боль, пробормотал:
- Ну, ну, так...
Письма Алексею писал старший сын Матвея, котельщик Василий. Обыкновенно письмами Матвей не интересовался-все одно и то же: поклоны да поклоны, но на этот раз сказал:
- Ты оставь там, на листке, место. Все пиши, как всегда, а от меня особо будет.
Василий написал о здоровьи, о заводе, о знакомых и обернулся:
- Ну, чего писать-то?
Матвей уперся широкими руками в стол и, - волнуясь, сказал:
- Напиши так: просит, мол, отец не бросать эти самые кандалы... Очень, мол, Алешка, просит он тебя схлопотать их или еще как... И прислать вроде на память ему, - мне, значит...
На усталом и от глухоты удивленном лице Василия собрались морщинки.
Жена Матвея, невестка, дочь и внучка вскинули глаза.
- И так горько, а ты подбавляешь, - печально взнегодовала жена.
- Клин клином, мать, вышибать надо, - пробормотал Матвей и, указав на письмо, строго сказал: -Пиши, чего глядишь?
И Василий написал.
III
Еще на суде, выслушав приговор, Алексей сказал себе: "Ну, держись, не ной, Алешка!" И сдержал слово: как ни был мучителен кандальный срок, не забывал он, что ему только двадцать два года, что жизни у него впереди много. Помнил он и другое, редкое в людях, драгоценное: тоской, слезами над собой жизни не сделаешь ярче, своих мук легче, людей счастливее. Наоборот, других отравишь жалобой, а себя выжжешь и надломишь.
На каторге Алексей держался так, будто его жизнь еще не начиналась, будто неволя и цепи-лишь приготовления к ней. В камере иные чуяли, что сердце его радужится и подменяет то, что есть, тем, что должно быть, покрывает светом мечты жизнь с ее тяготами, грязью, и он идет по выбранной дороге так, словно нет ни стен, ни решеток, словно ноги его не скованы.
Мыслью Алексей был всегда на воле, с людьми; он следил за собой и силился понять, не упадет ли он под взятой ношей, не разобьется ли, не изменит ли, не распнет ли то, чему верит? И крепил себя в неволе, готовился; с людьми был прямым; не выносил издевок начальника и надзирателей; часто вспыхивал и часто сидел в карцере; был бит надзирателями, но не замиравшая в нем вера глушила боли, муки, и день выхода на поселение встретил его здоровым. Лицо задернула тускловатая бледность неволи, на висках сквозили жилки, но синева глаз блистала цветами на пустыре и свежо, обещающе переливалась.
В конторе, на последнем обыске, начальник тюрьмы спросил его:
- Выдержал, Аниканов?
- Выдержал.
- Гляди, в другой раз не выдержишь.
- Выдержу и в другой раз.
Начальник поднял на Алексея глаза, кивнул на выкупленные им кандалы и насмешливо спросил:
- Выдержишь? Со своими кандалами на каторгу придешь? Не спасут.
- Я кандалы для образца беру, - глухо отозвался Алексей. - Займусь на воле кандальным делом: мало ли кому понадобятся кандалы.
Начальник понял намек, сузил глаза, но сдержался и протянул:
- И то дело, попробуй, не ты первый...
IV
Повестку Аникановьм принесли в субботу. В воскресенье Василий сходил на почту и принес обшитый холстом ящик:
- От Алешки.
Домашние подошли к столу. Василий вспорол холстину, кухонным ножом снял с ящика крышку и из туго набитых пахучих столярных стружек вынул связанные веревкой кандалы. Они шевелились под ослабленной веревкой клубком змей, выскользнули из нее и придушенно зазвенели. Из них вывалились вылощенные хомутками кандалов, свернутые в трубку кожаные подкандальники.
Связаны они были ремешком, что от кобылки шел к поясу а поддерживал на весу цепи.
- И как же... на ноги это?
Все касались кандалов, поднимали их и разглядывали расширенными глазами. Мать всхлипнула. Чтобы отогнать неловкость и тревогу, Василий взял кандалы и громко сказал:
- Вот так штука. Надо померять...
Он разулся, надел на ноги хомутки и скрепил их головными шпильками жены. Холод железа от щиколоток хлынул ему на икры, к груди и сжал сердце. Василии поймал непослушными руками кобылку, путаясь в цепях, неуклюже прошелся и чужим голосом сказал:
- Вот так Алешка наш щеголял в них. Балдёж, побей меня бог.
Василий остро почувствовал, что если бы его заковали в -кандалы, он завыл бы от страха, и, пряча оторопь, уронил:
- А в письмах писал: ничего, мол, хорошо вое...
Дверь скрипнула. Матвей от порога глянул на Василия и сердито спросил:
- Игрушку нашел? Сам нажил бы и игрался.
Василий понуро снял кандалы, положил их на стол и пробормотал:
- Была бы охота.
- Неохота? Знаешь только-на работу, домой, поесть и дрыхнуть.
- А вам и его в Сибирь хочется угнать? - обиделась невестка. - Хватит и одного, за всех отстрадает.
- Сама знаешь, чего мне хочется, - кинул ей Матвей и подошел к столу.
Щупая звенья, он шевелил их, сдвигал и раздвигал хомутки. Расправил подкандальники, поводил пальцами по выдавленным хомутками желобкам и замер. Слова оправившегося Василия раздражали его. Василий, большой, сильный, покладистый, вечно сонный, казался Матвею деревянным. Он не чета Алешке. Тот учился, сам до всего доходил. Того в праздник за посылкой не пошлешь, - тот с утра уходил, а возвращался к ночи. Читал всем. Эх!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});