(не)свобода - Сергей Владимирович Лебеденко

И в этом – главная ошибка «покорных».

Шпак был как раз из таких. Он взял особый порядок в суде, совершенно не возражал против ходатайств обвинения и стоически выслушивал, как он, дескать, полгода назад в пьяном виде пришел на несанкционированный митинг на Тверской, размахивал российским флагом, а после задержания известного деятеля незарегистрированной в ЦИК оппозиционной партии прорвался сквозь строй оцепления к автозаку и попытался выхватить политика из рук полицейских. Его, разумеется, тут же задержали, но электрик в образовавшейся свалке как-то умудрился двинуть не то берцем (в рапорте полицейских), не то сапогом (в обвинительном заключении), не то кроссовком (в неподписанном объяснении) сотруднику полиции – то ли «в область предплечья», то ли «в пах», то ли «в область живота». Двое сотрудников 2-го оперативного полка МВД в ходе инцидента пострадали, а подсудимый чувствовал себя вроде бы нормально, но уже в ОВД потерял сознание и ударился о край стола, в результате чего у него образовались шрамы и кровоподтеки в области скул.

Марина оторвалась от бумаг и посмотрела в сторону «аквариума». Шпак выслушивал прокурора внимательно, но как-то отрешенно: как если бы на месте прокурора был телевизор с не сходящей с экрана говорящей головой.

Безмятежность «покорных» нарушить ничто не может.

– Подсудимый, встаньте. Вину свою признаёте?

– Да, ваша честь… В полном объеме, – потом поймал взгляд адвоката и добавил: – Но… – но его прервал еще один «кряк».

Пока защита о чем-то совещалась, Марина разглядывала зал. Всё шло гладко, но слишком уж гладко, словно… Бывший начальник-следователь бы тут ввернул какое-нибудь скабрезное сравнение, но Марина лишь попыталась нащупать источник тревоги, который, несомненно, присутствовал именно в зале. Вибрация в области висков, такой едва слышный зуд, предупреждающий, что жопа где-то близко и лучше в нее не влезать. «Следачья чуйка», – говорил начальник, демонстрируя ровный ряд пожелтевших зубов с зажатой между ними зубочисткой. Так он почти всегда объяснял свою удивительную способность вычислять проблемы с документацией у бизнесменов, которых подозревали в мошенничестве. В какой-то момент эта самая «чуйка» появилась и у Марины, и не исчезла даже после того, как она ушла из комитета и надела мантию.

Итак, «чуйка» сработала. В чем дело? На первый взгляд – всё спокойно. У «аквариума» сидел пристав и скроллил что-то в телефоне. Аня бацала по клавишам. На передних рядах – пара журналистов из информагентств: девушка в черно-красном свитере и мужчина с седой бородой в джинсовой куртке. Марина знала их в лицо по предыдущим заседаниям.

А, ну да. Естественно. Марина взялась за стопку документов и начала раскладывать их по столу. Всё что угодно, лишь бы не смотреть в сторону журналиста на заднем ряду.

– Ваша честь?

– Да, – Марина повернулась в сторону адвоката. Багришин, его зовут Багришин, вспомнила она.

– Ходатайство, Ваша честь.

– Ну я слушаю, говорите.

– Ваша честь, я хотел бы приобщить к материалам дела видеозапись, – адвокат неловко привстал, демонстрируя маленькую черную флешку. – На ней видно, как несколько сотрудников полиции без жетонов валят моего подзащитного на землю и потом уводят в автозак.

Журналист на заднем ряду, молодой человек в сером плаще, который до этого момента сидел, опершись локтями на спинку скамейки, резко выпрямился и подался вперед. В руке у него блеснул серебристый диктофон с зажженной красной лампочкой.

Главное – не переживать, Марина, главное – не переживать из-за фигни… Сколько раз уже такое повторялось, в конце концов? Дыши ровно, сделай несколько хватательных движений руками, и отъебись от себя, пожалуйста, отъебись от себя.

– У нас особый порядок, мы не рассматриваем в этом судебном заседании вещественные доказательства по делу.

– То есть читать показания оперов мы можем, а запись задержания смотреть – нет?

– Мне казалось, что ваш подзащитный признал свою вину.

– Я вступил в процесс уже после того, как был взят особый порядок, – заметил Багришин.

– Ваш подзащитный только что признал вину, – сухо парировала Марина.

Адвокат обернулся к клетке, после чего снова вернулся к судье:

– Нет, не признаёт.

Начинается. Ну кто бы сомневался: сначала адвокат по назначению делает свою работу, отправляя мужика на конвейер, и линяет, а потом за дело берутся нанятые правозащитниками профи. Типа вот этого вот. И сейчас он будет разваливать дело. Конечно, у нее же столько свободного времени!

– Я вам повторяю, защитник: мы уже в особом порядке, – отрезала Марина. – Если вы желаете предъявить доказательства, для начала вашему подзащитному нужно отказаться от особого порядка.

Шпак услышал, поднял на нее мутные глаза. Если это надежда, то напрасная: с такой статьей, с такой конъюнк-турой…

– Возмутительно… – буркнула цепкая Грызлова.

– Что? – Марина повернулась к обвинению. Не хватало ей еще и на этой стороне смуты.

– Я говорю – возмутительно, ваша честь! – сказала Грызлова громче и поднялась. – Мы только что услышали от подсудимого, что свою вину он признаёт, – а теперь нам уважаемая защита хочет предъявлять какие-то видеозаписи…

– Всё уже отсмотрено, – поддакнула брюнетка, на секунду отвлекшись от айфона.

– И оценено, – уныло прибавил Метлицкий.

Один из корреспондентов гос-СМИ активно затарахтел по клавишам ноутбука.

– Ваша честь, – в свою очередь поднялся Багришин, – я уже обратил ваше внимание, что на указанной видеозаписи видны обстоятельства совершения моим подзащитным деяния, которые… скажем так, позволяют несколько по-иному взглянуть на вещи.

– Может быть, уважаемый адвокат не знает, зачем нужен особый порядок производства? – продолжала напирать Грызлова. – Так вот, напоминаю: в особом порядке доказательства не исследуются и не подлежат оценке. Я вас учить, что ли, должна?

– Нет, учить меня не надо, благодарю. На юрфаке мне повезло с преподавателями: они учили на первое место ставить права человека и презумпцию невиновности, – Багришин повернулся к Шпаку. – А мой подзащитный невиновен, кстати. Ведь так, Анатолий Александрович?

Все посмотрели на Шпака.

– Ну да, – сказал он так же обреченно, как и в первый раз «признаю».

Практикантка-брюнетка перестала набирать кому-то сообщение и замерла.

– То есть вы хотите сказать, что подсудимый отказывается от особого порядка? – протянула Марина.

– Да.

Теперь ей придется слушать защиту – проигнорировать дочь и мать Шпака было бы неправильно для ее репутации. А значит, потребуется вызывать и двух ментов, которые якобы задерживали электрика.

– Это ходатайство?

Багришин не выдержал:

– Ваша честь, давайте уже перейдем от казуистики к видеозаписи, потому что…

– Подождите! – воскликнула Марина. Она пожалела, что им не выдают молоточков, как американским судьям, – захотелось что-то ударить, желательно адвокатскую макушку, конечно, но и деревяшка тоже подошла бы. – Подсудимый, вы отказываетесь от рассмотрения дела в особом порядке? Я не слышу!