Покушение на шедевр - Дэвид Дикинсон

Висящая на стене карта была для Пайпера символом американских денег, неисчислимых американских богатств, созданных железными дорогами. Вандербильт и Морган, Стэнфорд и Хантингтон ежедневно получали от эксплуатации этих дорог такие суммы, каких сам он не заработал бы и за всю жизнь. Однако Пайпер намеревался покорить американский рынок искусства. Новоиспеченные миллионеры с их огромными дворцами в Нью-Йорке и немыслимыми замками в Ньюпорте, с их яхтами и вульгарной мебелью понемногу начинали скупать европейскую живопись, по большей части невысокого качества. В конце концов, как порой жадно напоминал себе Пайпер, у них еще есть где развешивать картины — места на стенах хватает. Когда-нибудь они поймут, в чем состоит прелесть старых мастеров. Пайпер мечтал о головокружительных ценах на старинные шедевры, о выгоде, которую они принесут ему, и о фальшивом, второсортном бессмертии для их новых обладателей. Он уже в деталях представлял себе, как проникнет в самое сердце американского капитала — на Пятую авеню в Нью-Йорке.

Когда он вскрыл очередное письмо, на его лице мелькнула улыбка, которую вполне можно было назвать волчьей. Агент из Нью-Йорка прислал извещение о том, что в ближайшее время Лондон посетит некий Уильям Маккракен — владелец всех железных дорог, уходящих на север, юг и запад от Бостона. Он уже забронировал себе номер в отеле «Пикадилли». Пайпер тоже решил наведаться в этот отель. Пожалуй, лучше всего пожить там денек-другой рядом с Маккракеном: тогда он сможет как бы случайно познакомиться с миллионером и распахнуть перед ним чудесный мир европейской живописи. Сначала он устроит ему экскурсию по Национальной галерее. Затем пригласит к себе на выставку. И только потом, когда придет время — ибо Пайпер давно заметил, что многие его коллеги чересчур торопятся и это мешает им заключать выгодные сделки, — он начнет соблазнять железнодорожного короля, дожидаясь, пока тот созреет для покупки. Самое главное, напомнил он себе, — это поближе сойтись с Маккракеном. У них будет дружба на всю жизнь. В конце концов деньги Маккракена — это ведь тоже на всю жизнь. К тому же сам Маккракен, в отличие от многих других плутократов, еще довольно-таки молод. Какую коллекцию Уильям Аларик Пайпер сможет для него собрать! И какие впечатляющие капиталы тихо перекочуют с маккракеновских счетов в банках Уолл-стрит на личный счет Уильяма Аларика Пайпера!

В нескольких милях к западу от Галереи Декурси и Пайпера, в Челси, проходил военный смотр.

— Вольно! — скомандовал старшина, высокий человек с курчавыми русыми волосами и голубыми глазами.

— Смирно! — Войска щелкнули каблуками — неподвижный взгляд устремлен вперед, кулаки крепко прижаты к бедрам.

— На пле-чо! — выкрикнул старшина. Две укороченные ручки от метел медленно поползли вверх и заняли правильное положение.

— Налево шагом марш! — Маленький взвод бодро зашагал к окну.

— Взвод, стой! — Старшина споткнулся о стул и едва не упал.

— Кру-гом! — Рядовые неуклюже повернулись лицом туда, откуда только что пришли.

— Налево шагом марш! Нале-во! Напра-во! Нале-во! — Взвод быстро приближался к двойным дверям гостиной. Старшина, на мгновение задумавшийся о чем-то постороннем, мысленно призвал себя к порядку.

— Взвод, стой! — Команда прозвучала как раз вовремя. Еще один шаг — и рядовые врезались бы в тяжелую деревянную дверь.

— Взвод, вольно! — Один из солдат замешкался. — Эй ты, растяпа! Да-да, ты! Что я сказал? Я сказал, вольно! Если не будешь выполнять команды, на месяц посажу тебя на хлеб и воду! А ну, вольно!

Каблук стукнул о пол. Руки спрятались за спину. Лицо сразу погрустнело: в перспективе месяц просидеть на одном хлебе с водой было, конечно, мало приятного.

— Взвод, разойдись!

Два маленьких человечка повернулись и прыгнули к отцу на руки. Лорд Фрэнсис Пауэрскорт поднял своих детей, шестилетнего Томаса и пятилетнюю Оливию, крепко обнял их и рассмеялся.

— Ты чуть не угодила в переплет. — Он взъерошил Оливии волосы. — Целый месяц на хлебе с водой — думаю, тебе это вряд ли понравилось бы!

— Неужели ты правда сделал бы это, папа? — спросила девочка, глядя прямо в глаза Пауэрскорту.

— Не знаю, не знаю, — ответил тот. — Никогда ведь не угадаешь, на что способен настоящий старшина!

Лорд Фрэнсис Пауэрскорт служил в Индии, в британской разведке. После этого он стал одним из лучших сыщиков Англии — его частенько приглашали расследовать загадочные убийства и преступления, совершенные как на его родине, так и за рубежом. Месяц тому назад он с детьми отправился в Дом ветеранов, чтобы навестить своего бывшего старшину, который стал челсийским пенсионером[2] и коротал вечера в роскошном бархатном кресле. На плацу старшина Коллинз был сущей грозой солдат — уж кто-кто, а Пауэрскорт прекрасно это помнил, — однако с Томасом и Оливией он обошелся как нельзя более ласково. Он показал им большой зал, где в 1852 году было выставлено для торжественного прощания тело герцога Веллингтона — тогда ветераны круглые сутки несли караул у гроба великого воина. Затем они вместе заглянули в маленькую комнатку старшины с кроватью, которая складывалась и убиралась в стену. Дети пришли в восторг и немедленно потребовали у отца, чтобы он объяснил, почему их кровати дома не устроены так же. Потом старшина уселся с ними на зеленой лужайке над Темзой и принялся рассказывать об удивительных индусах с огромными бородами, о биваках высоко в горах и об ужасном холоде в Крыму, где он потерял палец на ноге.

— Да благословит их Господь, сэр, — сказал старшина Коллинз Пауэрскорту, когда они уходили. — Побудешь чуток с ними рядом, и сам словно молодеешь. Своих-то внучат у меня нет, так что спасибо вам большое — порадовали старика!

— Считайте их своими почетными детьми, старшина, — ответил Пауэрскорт. — И можете не сомневаться: мы еще вернемся!

— Полагаю, вам захочется взглянуть на картины, — довольно грустно сказал в тот же день Джеймс Хэммонд-Берк, обращаясь к Эдмунду Декурси. Хэммонд-Берки жили в обветшавшем елизаветинском доме под названием Траскотт-парк, в Уорикшире — графстве, где по милости Божьей водились благородные олени и текли живописные речушки. Внутреннее убранство особняка Божья милость обошла стороной. Его хозяева бедствовали уже не одно десятилетие кряду, и их дом находился в плачевном состоянии.

Эдмунд проник сюда с помощью обычной уловки. У него было стандартное письмо, в котором говорилось, что он трудится над четырехтомным каталогом всех произведений искусства, хранящихся в Великобритании; этот каталог якобы предполагалось опубликовать в течение ближайших десяти лет. В качестве спонсоров предприятия выступал ряд фирм, и первое место в нем занимала фирма «Декурси и Пайпер» на лондонской Олд-Бонд-стрит. Декурси объяснял адресатам письма, что им крупно повезло: теперь любой, кому вздумается пополнить свою коллекцию, может обратиться к Декурси и Пайперу, а там их немедленно снабдят информацией о том, где проще всего приобрести, скажем, очередного Карпаччо или Караваджо. Если же, паче чаяния, кто-то пожелает что-нибудь продать — Декурси всегда с обворожительной улыбкой подчеркивал маловероятность этого события, — что ж, фирма «Декурси и Пайпер» попробует помочь клиенту и в этом случае, хотя, разумеется, с большой неохотой.

По странному стечению обстоятельств многие дома, которые посещал Декурси, настоятельно требовали ремонта. Дырявые крыши, неисправная канализация, допотопные кухни — все взывало о переменах, на которые у хозяев решительно не хватало средств.

Почти все картины Хэммонд-Берков висели в столовой и в большом зале.

— Мне кажется, было бы лучше, если бы вы на некоторое время оставили меня одного, — сказал Декурси хозяину. — Мне нужно сделать кое-какие записи.

Он помахал устрашающе огромным черным блокнотом. Куда бы ни попал Декурси, он обязательно составлял подробные описания всех картин и скульптур, находящихся в доме. Это было его прикрытием. Если бы в том возникла нужда, он запросто составил бы первый том обещанного каталога. Истинной же целью его визитов были поиски тех произведений искусства, которые пользовались на рынке особенно высоким спросом.

Он уселся за маленький письменный столик и приступил к работе. Мало кто из тех, с кем он сводил знакомство, не претендовал на обладание шедеврами Тициана и Ван Дейка. Ну конечно, вот они — висят над гигантским камином. Декурси тщательно осмотрел их и покачал головой. «Обычная история», — пробормотал он себе под нос. На нынешнем этапе своей новой карьеры Декурси уже весьма неплохо разбирался в картинах старых мастеров. Как-то он похвастался Уильяму Аларику Пайперу, что сможет распознать фальшивого Тициана за пятьдесят шагов. Не обошлось без этих подделок и в Траскотт-парке. На протяжении многих лет жители континента облапошивали приезжавших к ним английских туристов. Хитрые венецианцы и не менее хитрые римляне мгновенно выясняли, кто из старых мастеров пользуется у их гостей самой большой популярностью. Неделя-другая — и невесть откуда взявшиеся копии и фальшивки с торжеством доставлялись на широкие просторы Гемпшира и Суррея.