Падения великих людей - Вилл Каппи

Коль уж такие люди, думала она, могут быть фараонами, почему бы не попробовать и ей самой. И Хатшепсут решила не отходить в тень, когда Тутмос III достигнет полнолетия.

Однако ее планам препятствовало то, что по обычаю старины Египтом мог править только мужчина. Увы, для такой работы формально у нее не было никаких данных. За то, что она все же сумела справиться с этой ситуацией, Хатшепсут назвали первой великой женщиной в истории. И покончила она с этой проблемой простенько и изящно – взяла и назначила себя царем Египта. И этим все сказано.

Для того чтобы показать своим подданным, что она великолепно соответствует данной роли, Хатшепсут установила множество статуй и всюду понавешала портретов, представлявших ее обычным фараоном с бородой.[33] Хотя это никого не ввело в заблуждение, тем не менее, воспринималось как законное подтверждение ее прав, потому что олицетворяла она закон. Хатшепсут поражала египтян, которые до этого верили, что их страна – мир мужчин. Конечно, так оно и было. Но с некоторыми исключениями.

Хатшепсут позволила Тутмосу III сохранить титул фараона и действовать в качестве юного совладельца трона. Иначе говоря, она позволяла ему курить в её честь фимиам, пасти её стада, служить ей на побегушках и маленькими иероглифами высекать своё имя на монументах вслед за её огромным именем. Он мечтал быть солдатом и воевать с Месопотамией, подобно Яхмосу I[34] и Тутмосу I, но стоило ему заикнуться о своих планах, как она принималась поглаживать его камешком по темечку. За пределами своего дома Хатшепсут стремилась к миру.[35] И хотя при ней армия вроде бы стала вялой, в лени обвинять её не приходится, ибо обычной работы у неё было немного: во время правления Хатшепсут нубийцы вели себя тихо, как мыши, а месопотамцы ни разу не осмелились поднять бунт. Видать, они кое-что прослышали о её характере.

Были у фараонши и нежные стороны. А у кого их нет? Проявились они в связи с красивым архитектором из незнатного рода по имени Сенмут. Его расчёты и чертежи приводили её в восторг. Она познакомилась с ним раньше своего мужа Тутмоса II, который советовал ей поменять архитектора.

Когда и где они повстречались, неизвестно, но вскоре после похорон Тутмоса II их как-то вечером видели в платановой роще, занятых обсуждением важных строений. А на следующее утро Сенмута назначили верховным правителем царских работ. С тех пор Хатшепсут и Сенмут проводили совещания почти ежедневно, поскольку она всё более и более испытывала потребность в архитектуре. Каждое утро Сенмут приходил во дворец показывать чертежи, а по вечерам они занимались проверками выполненных работ, не забывая при этом повесить на дверь табличку – «Не беспокоить».

В конечном итоге Сенмут стал самым могущественным человеком в Египте, насобирав столько титулов и приобретя такое множество богатств, что воспользоваться ими вряд ли было под силу одному человеку. И все это, разумеется, благодаря его собственным талантам. А фавора он лишился после двадцати лет активной службы.[36]

Сенмут был рождён архитектором – он доказал это при строительстве храма, который Хатшепсут заложила в Дейр-эль-Бахари в свою честь и в честь сына бога Амона.[37] После семи лет строительства всё ещё незавершённый храм оказался втрое большим, нежели планировал Сенмут, и обошелся в восемь-девять раз дороже, чем он рассчитывал, и, в общем, не имел никакого сходства с оригинальным планом, за исключением того, что это строение оставалось храмом. Кстати, его сооружение он так никогда и не окончил.[38]

Хатшепсут отличалась большой набожностью: как только на глаза ей попадалась подходящая стена, она спешила украсить её своими портретами и иероглифами, поясняющими, что она – дочь сына бога Амона, который лично короновал её, что дает ей значительно больше прав на трон, нежели Тутмосу III. Вообще-то это было отличительной чертой её характера – придумав что-нибудь эдакое, тут же извещать мир об этом на стенах.

Время от времени Хатшепсут и Тутмос сооружали незаконченные храмы, однако их главным увлечением были обелиски. Ей ничего не стоило установить пару обелисков, усеянных иероглифами, повествующими о том, какая она хорошая, и с изображениями египтян, одновременно идущих в противоположных направлениях. Буквально на следующий день Тутмос спешил установить два еще более высоких обелиска, рассказывающих, что хороший именно он.

Представлению о наружности Хатшепсут на определённых этапах её карьеры мы обязаны различным настенным надписям, гласящим, что «смотреть на неё было прекраснее, чем на что бы то ни было, ибо её великолепие и её формы были богоподобны». Кое-кому может показаться довольно странным, что женщина-фараон отличалась подобной откровенностью, когда ей уже стукнуло пятьдесят. Вовсе нет. Она чистосердечно рассказывала людям о том, какой она имела вид за тридцать пять лет до того, когда принялись высекать эту надпись, то есть еще перед тем, как она вышла замуж за Тутмоса II и начала поколачивать Тутмоса III. «Она была прекрасной и цветущей девой», – гласят иероглифы. И у нас нет причин сомневаться в этом. Наверняка нет никакого вреда в том, чтобы поведать миру, как кто-то там выглядел в 1514 году до нашей эры.

На что бы не намекали свидетельства о Хатшепсут и её друге, невозможно отрицать тот факт, что вместе они свершили великое множество строительных работ. Остальное – лишь слухи и сплетни.

Люди любят о ком-нибудь посудачить. Титулы вроде «Верховного правителя царских работ», «Управляющего царской спальни» и «Распорядителя личных апартаментов» просто так никому не даются, равно как земли и золото. Для этого надо было уметь в короткие часы проводить длительные беседы – таков уж был стиль Хатшепсут в ведении дел. К тому же совсем не просто найти хорошего архитектора, а это было так необходимо для успеха ее карьеры.

Одним из главных событий правления Хатшепсут было путешествие в Пунт, или землю Сомали, за вещами, которые используются в храмовой службе, и растениями для террасовых садов Амона.

Пять маленьких суденышек в 1492 году до н. э. отправились в Красное море и вернулись с тридцатью одним саженцем миртового дерева, многими сортами других ароматных и декоративных деревьев,[39] а также смолой мирры, игмутовым фимиамом, цинамоновым, хеситовым,[40] чёрным, или эбеновым деревом, слоновой костью, золотом, янтарём, тремя тысячами животных, в том числе борзыми, обезьянами и жирафами, несколькими аборигенами Пунта, коллекцией местных копий и некоторыми неведомыми предметами.

Пунтское приключение считается важным моментом в развитии египетского грузопотока. Истина заключается в том, что с самого начала египетской истории движение грузов совершалось стихийным образом. Путешествия по Красному морю были обычным делом со времен V династии, и Пунт был обычной остановкой. В VI династии чиновник по имени Хумхотеп одиннадцать раз отправлялся в Пунт за миррой и всем прочим, не поднимая вокруг этого никакого шума.

Но вы же знаете Хатшепсут. Она украсила стены изображениями, этаким графическим отчетом об экспедиции, провозглашая ее величайшим событием эпохи благодаря некоему определённому лицу.[41]

Умерла Хатшепсут в 1479 году до н. э. в возрасте пятидесяти девяти или что-то около того лет, после двадцати одного года и девяти месяцев правления, если вести отсчет от времени смерти ее мужа Тутмоса II. Никто не в состоянии доказать, что Тутмос III убил свою тётю Хатти или, по крайней мере, нанёс ей какой-нибудь вред. Но мы: то знаем, что она заставляла сидеть его в углу и кусать ногти, хотя в это время он официально являлся единственным правителем Египта. Так продолжалось двадцать лет, пока не произошло нечто из ряда вон выходящее. А что бы сделали вы на его месте?[42]

Виновен или нет Тутмос III, мы не знаем, но вёл он себя неподобающим образом, во всяком случае, не так, как должен себя вести человек, когда умирает его тётя, тёща и мачеха. Прежде всего он ушёл в запой на две недели, а некоторые утверждают, что и на все три. Затем поотбивал носы у всех статуй Хатшепсут и утопил их в глубоких каменоломнях, выскоблил ее лицо и даже имя изо всех папирусов и оббил ее лучшие обелиски так, чтобы потомство никогда не догадалось о ее существовании, по крайней мере, до такой степени, чтобы невозможно было прочесть иероглифы, рассказывающие о том, какой она была прекрасной.

Конечно, так поступать нельзя. Некоторые статуи выкопали, отреставрировали и выставили для обозрения в музее искусств Метрополитен и других музеях.[43] Каменные изображения с обелисков поотпадали, оставив сами обелиски в великолепном состоянии: даже многие века не смогли повредить иероглифы, которые легко дешифровать, – вот таков был результат неблаговидных выходок Тутмоса. В конечном итоге последнее слово осталось за Хатшепсут, что вовсе меня не удивляет.