Зеркало неба и земли - Валерия Вербинина

Тут он впервые заметил, какие у ведьмы красивые глаза. Прищурившись, она с интересом смотрела на него.

– Нет, – молвила она словно с сожалением, отворачиваясь к чадящему очагу, – это вряд ли мне понадобится.

– Хорошо, – легко согласился Тристан, присев на корточки рядом с ней. – Скажи мне, чего ты хочешь, и я сделаю это.

– Ты должен отправиться ко двору ирландского короля, – резко сказала ведьма. – Ты – купец, потерпевший кораблекрушение у наших берегов. Там ты узнаешь, что тебе следует делать дальше.

Тристан заметно помрачнел.

– Ты подарила мне жизнь, а теперь обрекаешь на верную смерть? Все спутники Морхольта видели меня, все они знают, что я сражался с ним.

Ведьма, ничего не отвечая, продолжала подкладывать в огонь веточки трав, наполнявших пещеру дурманящим ароматом.

– А теперь они здесь и, как ты говоришь, поклялись разделаться со мной.

Ведьма бросила в огонь последнюю травинку и обратила к Тристану свое желтое в морщинах лицо. И Тристану, бог весть отчего, вдруг почудилось, что лицо это – лишь маска, сквозь которую проглядывает другое, истинное лицо этой удивительной женщины.

– Никто из них не признает тебя, – твердо заявила ведьма.

– Никто? – недоверчиво переспросил Тристан.

– Никто; а если это говорю я, то это истина. – Она подняла худую руку и провела ладонью по воздуху на некотором отдалении от лица Тристана. Витязь, широко раскрыв глаза, смотрел на ведьму, ничего не понимая. Он опустил взор – и не узнал своих рук: они постарели, и вены на них обозначились резче. Сдавленно вскрикнув, Тристан отпрянул назад, споткнулся о деревянную скамью, на которой до того лежал, и упал.

– Сколько тебе лет? – холодно спросила ведьма.

– Восемнадцать, – ответил юноша испуганно. – Семнадцать, – поправился он поспешно.

– С этого дня тебе будет сорок семь.

Должно быть, вид у Тристана был совсем жалкий, потому что ведьма засмеялась и сказала ему:

– Не волнуйся. Если ты будешь верой и правдой служить мне, я верну тебе прежний облик.

Тристан поднялся, цепляясь рукою за стену. По правде говоря, он не знал, что думать.

– Расскажи мне о короле, – попросил он.

Ведьма плеснула в очаг какую-то жидкость, и угли зашипели. Тристан почувствовал, что глаза ему словно застилает густой туман и скрипучий голос ведьмы доносится до него откуда-то издалека.

– О короле? Хорошо. Жил-был могущественный король, и было у него два сына и дочь, Эссилт. Но однажды в его владениях объявился страшный дракон, и стал он требовать себе дани человеческой кровью. Старший сын короля был храбр, как десять витязей; он сразился с драконом и пал. Тогда средний сын, Морхольт, попробовал умилостивить чудовище. Так как народ волновался и готов был выйти из повиновения, Морхольт придумал способ, как удовлетворить дракона и не навлекать беды на своих. Он напал на Корнуолл и, наголову разбив тамошнего короля, заключил с ним договор. Сто юношей и сто девушек ежегодно должны были приноситься в жертву чудовищу. – Ведьма усмехнулась. – О том, что было дальше, ты знаешь лучше меня.

Она дунула в огонь; глаза у Тристана уже слипались. Он встряхнул головой, но тяжелая дрема одолевала его. Изображение ведьмы расплылось; теперь в пещере было не то две, не то три старухи. И последним, что он услышал, было:

– Завтра.

…Волна перевернула тело, понесла его на берег. Тристан лежал, уткнувшись затылком в песок, раскинув руки, как распятый. Вдоль берега кто-то бежал к нему, волнуясь и спотыкаясь от быстрого бега.

– Господин! Господин, вы живы?

Да, он был жив. Внезапно ему пришло на ум: что, если ведьма только пригрезилась ему в бреду? Тогда его наверняка опознают и предадут позорной смерти. Он взглянул на свою одежду – и не узнал ее: слишком роскошной она была для простого воина. Тристан поднял руку и с любопытством поглядел на нее: собственные пальцы показались ему чужими. Внезапно ему остро захотелось увидеть свое новое лицо, но тут подбежали еще несколько человек. Они галдели, размахивали руками и взахлеб тараторили, перебивая друг друга. Из их речи (которую он с трудом, но все же понимал) Тристан уяснил, что они все видели огромный корабль, который разбила в щепы неведомо откуда налетевшая буря. Про себя он подивился власти, которую, по-видимому, имела над людскими умами его новая знакомая. Местные жители, простые рыбаки, смотрели на Тристана с уважением и почти что суеверным страхом: ведь он выжил после кораблекрушения, а всякий знает, что нет смерти страшнее, чем гибель в разбушевавшемся море.

– Меня зовут Друстан, – сказал Тристан, – я купец из Норвегии. Проводите меня к вашему повелителю. Буря уничтожила все, чем я владел, и мне нечего принести ему в дар, кроме себя самого.

Один из рыбаков вызвался сопровождать Тристана во дворец короля. Дорогой витязь расспросил его, но так и не узнал ничего нового: всё, что мог рассказать ему рыбак, Тристан уже слышал от старой колдуньи. Против ожидания, король принял Тристана ласково и обещал ему свое покровительство; Тристан же искусно выстроенной речью так сумел расположить к себе его сердце, что мог не опасаться за свое будущее. Никто не признавал Тристана в новом обличье, и он смог без помех осмотреться вокруг.

Король показался ему человеком любезным, но недалеким; приближенные его были грубы и неотесанны, кичливы и высокомерны донельзя. Увидев, что их господин благосклонен к Тристану, они тотчас стали заискивать перед последним. Тристан просил только об одном: чтобы ему дозволили остаться в Ирландии, пока не придет какой-нибудь корабль, который отвезет его обратно на родину. Говоря это, он сам удивлялся, до чего естественно и непринужденно выходит у него ложь: раньше одно-единственное слово кривды изобличило бы его, ибо он не умел скрывать ничего – ни того, что было у него на уме, ни того, что лежало на сердце.

– Любезный господин… – начал было король, но в эту минуту дверь отворилась, и вошла королева. Окинув потерпевшего кораблекрушение холодным взором, она вполголоса обратилась к мужу. Королева, женщина уже в летах, была очень хороша собой, но красота ее не нравилась Тристану: было в ней что-то отчужденное, жесткое, застывшее. Она походила на живую статую, и в присутствии ее всякому становилось не по себе.

Почти сразу же вслед за королевой появилась молодая девушка – очевидно, дочь короля; при взгляде на нее Тристан ощутил еще большее разочарование. Девушка была рыжая, худая, некрасивая, с неловкими угловатыми движениями; в ее зеленых глазах постоянно горел какой-то странный огонь, который мог насторожить или вовсе сбить с толку человека простодушного. Королева обернулась и что-то сказала ей; девушка отвечала односложно и, видимо, нехотя.