Учитель пения - Эмиль Брагинский

– Ура! – крикнула Тамара.

– Вот видите, – сказал Валерий, – у нас всегда торжествует справедливость. Это я принес вам в дом счастье!

В маленькой комнатке по-прежнему в полный голос пели дети.

Новую квартиру ходили смотреть всей семьей.

Впереди шел Соломатин с Тингом, за ним – Клавдия Петровна, за ней – Дима, за ним – Тамара, а сзади шел Валерий, который тоже увязался за ними.

Новые дома, три здоровенных дома-башни, высились в центре гигантского пустыря. Работы по благоустройству, как это обычно бывает, не были выполнены, и поэтому, чтобы пробраться к домам, надо было преодолеть груды щебня и мусора и глубокие рвы, двигаясь по скользкому дощатому настилу. Причем Тинг все время предпринимал попытку спрыгнуть с настила в грязь.

– Зачем ты взял с собой собаку? – спрашивала Клавдия Петровна.

– Зачем ты взяла с собой Валерия? – вопросом отвечал Ефрем Николаевич.

– Он человек практичный, он может дать дельный совет!

– А я не нуждаюсь в советах практичных людей, я не хочу быть практичным!

А у Тамары с Валерием шел вот какой разговор.

– Вы очень красивая, – говорил Валерий, – но одной красоты мало. С красоты воды не пить. К красоте привыкаешь, перестаешь ее замечать.

Тамара усмехнулась:

– Просто вы меня не любите!

– Люблю. Но одной любви мало. Любовью сыт не будешь. С годами любовь переходит в привычку.

– Чего же вы хотите? – Тамара была настроена иронически.

– Чтобы вы шагали со мной в одном строю. Чтобы вы росли интеллектуально. Родство высоких душ не проходит никогда.

Тамара рассмеялась:

– Ну что вы из себя строите? Или вы не очень… я хотела сказать – не очень умны?

– Конечно, – ответил Валерий с нарочитой серьезностью. – Если б я был очень… Это хана, этого нигде не любят. Я в меру… Когда мне надо, я умен…

– И вам часто надо быть умным?

– Не юморите, – улыбнулся Валерий, – не ехидничайте! Насчет юмора у меня в порядке.

– Как мы здесь будем ходить, особенно вечером, в темноте, – сказала Клавдия Петровна. – Мы переломаем ноги.

– Было бы ненормальным, – отвечал муж, – если б строили сразу и дом и дорогу! Это было бы нарушением традиций!

Теперь они подошли к трем домам-близнецам.

– Наш корпус третий! – напомнила Клавдия Петровна.

– Если считать отсюда, то наш корпус тот, – показал Ефрем Николаевич на дальний дом, – но если считать оттуда, то этот!

Валерий, который слышал разговор, сказал:

– Минуточку! – и исчез куда-то.

– Вот видишь, от него польза! – заметила Клавдия Петровна.

– Даже рак и тот приносит пользу! – парировал Ефрем Николаевич. – Его едят с пивом!

Вернулся Валерий.

– Корпус номер три – посередине!

Когда квартиры пустые, без мебели, они кажутся больше, нежели есть на самом деле. А новая трехкомнатная квартира действительно была просторной.

Клавдия Петровна замерла на пороге центральной комнаты, с улицы щедро вливался в комнату солнечный свет, и она счастливо жмурилась. Сзади стоял Ефрем Николаевич. По его лицу плыла улыбка. Жестом он останавливал молодых людей, чтобы те не помешали Клавдии Петровне насладиться историческим мгновением.

– Вытрите ноги! – прошептала Клавдия Петровна.

– Обо что? – шепотом же спросил Ефрем Николаевич.

– Не знаю.

– Здесь вытереть не обо что! – тоже шепотом сказал Дима.

– Но мы можем наследить! – тоже шепотом вставила Тамара.

– Я знаю, что надлежит сделать! – Клавдия Петровна сняла туфли.

Ефрем Николаевич нагнулся и стал расшнуровывать ботинки.

– Только вот непонятно, что же снимать Тингу.

– Привяжи его к двери!

Тинг был привязан. Все разулись и в носках вступили в храм. Здесь была большая комната и две поменьше, все изолированные.

– Какая замечательная квартира! – шепотом продолжала Клавдия Петровна.

Между прочим, Соломатины не отличались в этот момент от других новоселов. В новой квартире многие поначалу разговаривают шепотом, почему – неизвестно. Может быть, боятся, что кто-нибудь подслушает и отнимет квартиру?

Ефрем Николаевич привстал на цыпочки, поднял руку и дотянулся до потолка.

– Не трогай потолок! – быстро сказала Клавдия Петровна. – Осыпется!

А Тамара обнаружила Валерия в маленькой комнате.

– Значит, так, мы возьмем себе эту жилую площадь. – Валерий тщательно прикрыл дверь. – Она самая маленькая!

– Но почему мы должны брать самую маленькую? – иронически переспросила Тамара. – Нас будет двое, а Дима – один!

– Я вхожу в вашу семью и не должен выглядеть нахалом. Скромность, Тамара, скромность! Когда в одной квартире живут два поколения, принцип мирного сосуществования – уступать! Например, на кухне мы возьмем себе конфорку самую неудобную, у стены!

– Как это «возьмем конфорку»?

– Видите ли, кухня – это центр раздора! Чтобы не было конфликтов из-за питания, надо кормиться отдельно!

– Но мама этого не позволит!

– Мама будет сама по себе, мы – сами по себе. Только этим мы сохраним хорошие отношения. И поэтому надо поделить конфорки!

– Но я не хочу делить конфорки! Я еще не дала вам своего согласия, и я люблю маму!

– Я уже тоже активно люблю вашу маму!

Дверь распахнулась. Это были родители. Валерий официально предупредил:

– Чтобы не было конфликтов, давайте договоримся: вы к нам и мы к вам не вламываемся без предварительного стука в дверь!

Соломатин шагнул вперед.

– Ефрем, спокойно! – всплеснула руками Клавдия Петровна.

Но было уже поздно. Соломатин сгреб Валерия в охапку и потащил к двери. Его ноги шаркали по полу.

– Паркет у вас качественный! – Валерий и сейчас оставался вежливым. – Скользишь по нему, как по лыжне!

Соломатин выволок Валерия на лестничную площадку, и босой жених припустился вниз по лестнице.

– Извините, – закричал он снизу, – но вы нарушили нормы морального поведения советского человека!

– Обожди! – крикнул в ответ Ефрем Николаевич.

Он вернулся в квартиру, взял ботинки Валерия, вновь вышел на площадку и по одному кинул ботинки вниз, в лестничный пролет.

Потом Соломатин вернулся к семье.

– Куда ты его выбросил? – спросила Тамара.

– В мусоропровод! – Соломатин обнял дочь. – Не горюй! Ты его не любишь! Просто он тебе заморочил голову!

– Не успели переехать, – отшутилась Тамара, – а ты уже засорил мусоропровод!

– Надо срочно идти в исполком, – забеспокоилась Клавдия Петровна, – и поменять смотровой ордер на настоящий, пока они не передумали!

Математическая школа-интернат помещалась в саду, за забором. У входа дежурил вахтер. Хористы обошли вокруг забора.

– Дыры нет! – сказал Шура. – Придется лезть!

– Лезем мы с Шуркой! – распорядился Федя. – Остальные ждут здесь!

Он и Шура легко перемахнули через препятствие.

– Как нам его найти? – Шура задумался. – Если в дверь войти, так ведь выгонят!

– Очень просто! – Федя звонко запел по-латыни: «Сикут лакутус…»

Из-за забора дружно поддержал хор. На втором этаже распахнулось окно, и в нем появился Андрюша.

– Привет! Держите! – сказал он, кидая конфеты.

– Ну как ты здесь? – Федя ловко поймал конфету и сунул в рот.

– Плохо, – признался Андрюша, – я – троечник, а это здесь как сирота!

– Бьют? – по-деловому спросил Шура.

– Им не до этого. Они чокнутые. У нас в комнате один ночью вскакивает и в темноте пишет на тумбочке, формулы сочиняет!

– Сумасшедший дом! – вздохнул Федя, кладя в рот конфету.

– А может, мы сумасшедшие? – Андрюша был искренен. – Надо двигать науку, а мы распеваем!

– Уже обработали тебя? – заметил Федя.

– Я Ефрема Николаевича, конечно, люблю…

– Ефрема не трогай! – грозно остановил Шура. – Мы не математики, мы тебя так… набьем!

– Я его не трогаю… – примирительно сказал Андрюша. – А вы что, пришли, чтобы я смылся отсюда на фестиваль?

– Но музыка нужна человеку… – начал было рыжий Федя.

– Федя, не унижайся, пошли! – приказал Шура.

– Да что вы обижаетесь… – заныл Андрюша. – Я же не виноват, что здесь интересно…

– Федя, – строго вопросил Шура, – у тебя еще осталась во рту конфета? Свою-то я сжевал.

– Немножко!

– Выплюнь!

Федя покорно выплюнул.

И оба быстро перелезли через забор.

– Ну что? – спросил хор хором. – Он согласен убежать?

– Он не может, – объяснил Шура, – у него перелом!

– Ноги? – поинтересовался хор.

– Нет, мозгов!

– Значит, фестиваль – тю-тю… – вслух огорчился кто-то.

– Главное не фестиваль, – улыбнулся во весь рот рыжий Федя, – главное – чтобы мы росли с музыкой в душе!

Соломатин шагал по улице, ведя Тинга на поводке, и мурлыкал под нос песенку, которую он сочинял на ходу, как вдруг услышал: «Аве Мария…» – женский голос прекрасно пел Шуберта. Музыкальный Тинг поднял голову и тоже прислушался. Музыка доносилась из «Жигулей», где был включен приемник.

Соломатин подошел поближе и увидел элегантную даму, которая в полной растерянности стояла возле машины с задранным кверху капотом.