Форт Росс - Алекс Кун

Опыт немедленно транслировался на верфи Севастополя и Ижорские верфи, где планировалось начать закладку третьего «Архангела Михаила». Благо Петербург остро нуждался в строительных материалах и землечерпалки круглосуточно трудились над углублением устья Невы и фарватера Маркизовой лужи. Имелся реальный шанс вывести Архангела из Невы — самым узким местом станет, как не странно, Купеческий мост, ширина главного пролета которого только на полтора метра больше ширины Архангела. Но это уже не мои заботы.

Сиденье в заключении имело и свои плюсы. Удалось взглянуть отстраненно на все сделанное и проанализировать, не торопясь, массу своих ляпов. Многое, с моей нынешней колокольни, сделал бы по иному, но желания переделывать во мне так и не зародилось. Эта страна для меня уже стала «отрезанным ломтем», уходящим в прошлое. Пусть живут, как хотят. Свои мысли и наработки приберегу для нового дела — вице-империи. Единственно, что доделал — так это порекомендовал пути исправления моих же ляпов. Например, припомнился мне запах на производстве фосфора из отходов жизнедеятельности. Давно мне этот вопрос мозги мозолил на краю сознания. Ведь столько аммиака даром пропадает! А ведь аммиак это один из столпов современной мне промышленной химии!

Все многообразие применений этого газа нынешние химики не освоят, но пропустить аммиак через воду и получить нашатырный спирт, полезный как в медицине, так и в технике — вполне способны. Могут даже дополнить процесс соленой водой, вместо пресной, и пропускать через нее аммиак вместе с углекислым газом, получая соду, жизненно важную для нашей промышленности, и импортная цена которой уже увеличилась в три раза за два года.

Вот такими «доработками» и прикрывал недоделки, убеждая всех, что в производстве не должно быть отходов. Совсем не должно. Если шлак из домен уходит в отвалы — это недополученные деньги, которым нужно просто найти место, либо на стройках, либо во вторичных циклах переработки. Да, порой циклы сложны, как и вышло у нас с содой, но результат себя окупает. Даже пыль из доменного газа нужно осаживать и использовать, не выпуская «деньги в трубу» в прямом смысле. Зря мы, что ли, изучали электростатику.

Еще одной моей заботой на благо технологий стали обманки, заготавливаемые для мирового сообщества. Шило в нашем мешке стало настолько большим, что утаить его, даже с учетом всех предпринимаемых мер охраны, становилось проблематично. Вместо этого заводы, планирующие работать на экспорт, начали производство «усовершенствованных» изделий. Иностранным заказчикам наших канонерок и двигателей пустили слух, что имеющиеся двигатели устарели морально, и для них будут изготовлены более мощные и совершенные цилиндрические паровые машины. Модели новых паровиков действительно выглядели солиднее — раз в пять больше коловратников и раз в семь дороже. Оставалось пожелать будущим владельцам удачи в освоении, копировании и совершенствовании передовых технологий. Для себя мы продолжили выпускать и модернизировать устаревшие коловратники — что поделать, бедные мы, и умом убогие, все лучшее отправляем на экспорт, значит, еще и до денег жадные. Этот образ вполне соответствовал представленьям Европы о московитах, и фокус удался. По крайней мере, шпионы всех мастей воровали «новые» чертежи с великим удовольствием и с немалым прибытком для коллегии Ромодановского. Чертежи «броненосца» были, так же, украдены — и мне искренне хотелось глянуть на построенного по ним монстра. Жаль только, что это маловероятно, так как монстр вряд ли переживет спуск на воду, если у нас не сопрут еще и справочники по прочности материалов, вместе с железоделательными описями.

Коснувшись справочников, стоит упомянуть бум рудознатцев. За нахождение месторождений чего угодно, с описанием мест и объемов, а также за предоставленные образцы — назначались премии, доходящие до 500 рублей. Несмотря на то, что столь большие премии выдавались всего пару раз, а обычные, средние премии не превышали 100 рублей — половина мужского населения страны рыскало по окрестностям и собирало камни. Большую часть таких «сборщиков» пороли кнутом за пустышки, но энтузиазм «быстрого заработка» это не остужало, разве что заставляло учиться у бывалых рудознатцев и осваивать новые уменья — «чиркнуть по камню, на излом его глянуть, на язык попробовать, взвесить, да в мерный стакан с водой опустить…».

Попадались среди пустышек и жемчужины, в том числе непонятные. Такие образцы отправляли в московскую и петербургскую академии, где лотками с образцами быстро заваливали все имеющиеся подвалы и подсобки. Лаборатории академий испытывали образцы уже со всей полнотой алхимии, свойственной этому времени. Технологию спектроскопа решил придержать до времен основания академии в вице-империи, посему определение новых проб напоминало шаманство. Образцы калили, купали в кислотах и щелочах, нюхали результаты. Мне порой давали глянуть на выводы, но сие было практически бесполезно, так как всю свою жизнь был знаком только с уже готовыми чистыми металлами, сплавами или реактивами, имеющими сертификаты, в которых прописывалось чего и сколько туда намешали. Узнать элемент в его природном минерале для меня являлось чрезмерной задачей.

Хотя, некоторые зарубки для себя сделал и тут. Например, прислали с Урала образцы красного свинца. То, что это свинец лаборатории выяснили путем выплавления, но оставшийся королек упорно сопротивлялся плавлению даже водородной горелкой. Моей первой мыслью было — «неужели опять на вольфрам напоролись». Раньше подобные реакции давала «волчья пена», которую снимали с олова при его выплавке, и на которую подумал аналогично. Возможно, конечно, что неизвестный металл один и тот же, просто в разных ипостасях. Но если на «волчью пену» навесил ярлык «вольфрам» сразу, как услышал ее название по-немецки «Wolf Rahm», то новый металл заметно отличался, в том числе и цветом минерала. Это все, понятно, не показатель. Но ближайшим вольфраму по тугоплавкости металлом, известным мне, являлся хром, вот и был на королек от «красного свинца» навешен этот ярлык, да простят меня потомки, если ошибся.

Так подробно расписываю эти рядовые явления только в связи с тем, что на подобные минералы старательно накладывал лапу. «Волчью пену» мне давно уже откладывали в бочки, пакуя для экспедиции, по цене 10 копеек за бочку, аккурат покрывающую затраты на упаковку «шлака». Теперь к этому «шлаку» добавился еще и королек после выплавки красного свинца. Сам свинец стоил гораздо дороже, и все еще являлся стратегическим сырьем, выделяемым на нужды армии, и с крайней неохотой, на нужды производств. Надеюсь, со «шлаками» не ошибся, удастся вытянуть из них нечто ценное и не зря тащить несколько тысяч километров бесполезный многотонный балласт.

Моим личным вкладом в рудознатство стала отправка поисковой партии в район несуществующего Тихвина, на поиски красной глины. Глину нашли довольно быстро, вот только что с ней делать дальше было не совсем ясно. Пустил образцы на обычный круг тестирования. Ничего особо не изменилось — глина как глина. Разве что после кипячения в едком натре из щелочи при остывании выпадают красные кристаллики. Так как других вариантов не имелось, назначил этим кристалликам роль глинозема, сиречь, сгущенной красной основы глины, как навешал лапши на уши лаборантов, и заказал производство нескольких бочек этой «краски» для экспедиции. Вышло довольно дорого, так как возить было далеко и неудобно, да и едкий натр нынче не дешев. Кроме этого пришлось выдержать целый бой с казначеем экспедиции, который не понимал, зачем нам столько краски. Пришлось даже подключать Алексея. Будет обидно, если с глиноземом ошибаюсь.

Примерно подобным гаданием и сопровождалось все мое изучение минералов. Шаманизм чистой воды. Хотя, попадались и явные варианты. Например, испанцы, рассчитываясь за оружие, попытались нас слегка надуть. Привезли вместе с серебром еще и «серебришко» попытавшись выдать его сначала за тяжелое серебро, затем, за белое золото. Вот только плавилось это «серебришко», или, по-испански, Platina — гораздо хуже драгоценных металлов. Благо до меня информация о сделке дошла вместе с образцами платины, присланными на анализ в академию. Пришлось настаивать, чтоб это «недосеребро» брали в уплату, само собой, по возможно низкой цене. Цену установили вполовину от серебра, и наши химики начали обзаводиться платиновой посудой. Уж не знаю, насколько поможет новшество оставляемым в России химикам — но для химиков вице-империи платина будет одним из решающих ингредиентов.

Проблема в том, что перед новым государством встанет вопрос быстрого выхода на самоокупаемость и погашение долгов. В минус будет играть и стоимость доставки. В плюс можно работать только небольшими, дорогими диковинами, мехами и драгоценными украшениями. Украшениями из тех соображений, что они идут существенно дороже золота в слитках. Плюс к этому, необходимо быстро начать производство всего перечня машин и механизмов для внутреннего потребления, чтоб не везти необходимое за семь морей. Грандиозная задача, в которой не грех будет слегка смухлевать и придержать козыри.