Авенджер - Владлен Щербаков

— Феликс Прокрустович, ваша дочь для меня как именной ПМ – потерять не имею права!

***

Ветер играет желтыми листочками, солнышко давно высушило асфальт, воздух чист и прозрачен. Где то далеко за МКАДом. Над перекрестком многополосных дорог воздух – мечта токсикомана. Вазовские катализаторы выброшены за ненадобностью, шахи гастарбайтеров соревнуются выхлопами с КАМАЗами.

Волосы в ноздрях как фильтр противогаза после газовой атаки, в сетчатке глаз манящие белые полосы, в мозгах героическая задача – во что бы то ни стало перейти на другую сторону дороги. Обязательно на красный. Иначе не интересно, драйва нет, понимаешь! Как стадо баранов за самым героическим парнокопытным.

Сигналя сначала культурно–вежливо, потом заходясь в истерике, перед табуном останавливается потрепанная девятка. Пара тинейджеров бросают презрительный взгляд, продолжают неспешно переставлять копыта.

Визжат шины, водительская дверь распахивается – аж стойка гнется.

— У вас, что, блять, глаза пиздой обшиты? Красный с зеленым путаете? Вот сверху – это красный! Стой, значит! Снизу – зеленый, иди! – Водитель, брызгая слюнями, машет в сторону светофора.

— Хули ты разорался! – Невесть откуда взявшийся мужик с небритой харей вступается за невнимательных пешеходов.

— Чё, блять, пропустить не можешь? Охуенно крутой? – Наезжает харя.

— А ты кто такой? – Стандартная ситуация, пешеходы заулыбались, предчувствую бесплатное развлечение, кто‑то уже снимает на мобильник.

— И чё ты мне сделаешь? – Харя чувствует поддержку толпы.

Водитель достает из‑за пояса пистолет и стреляет в живот небритому. Толпа в ужасе бежит по обе стороны дороги. Небритый корчится, прижимая руки к животу, темная кровь заливает асфальт. Стрелок садится в машину, спокойно уезжает с места происшествия. Зрители расправы не успевают придти в себя, как, воя сиреной, подруливает «Скорая помощь». Хмурые дяди в белых халатах кидают на носилки пострадавшего, щелкает подъемный механизм, никелированный катафалк проезжает мимо зевак к задним дверям. Усиливая вой, «Скорая» срывается с места – путь свободен.

***

Холодок весело забирается под юбки, стеклопакеты как чешуя золотых рыбок, солнце уже не греет, блестящим пятаком закатывается за горизонт. Это игра такая у бабулек – успеть перебежать на красный или перейти, не глядя по сторонам, испытывая мазохический оргазм.

На перекрестке с Тверской и в этот раз сборная пешеходов преимущественно женская. Девки, бабы, ребятишки. Бальзаковские шмары, мамки с дитями под мышку, божьи одуванчики – все бросаются между автомобилями, не обращая внимания на истошные гудки. Очередную группу возглавляет суровая старуха. Пальто вместо шинели, платок фашиста под Сталинградом, костылю только штыка не хватает. Бабуля машет палкой водителям – «красный, зеленый, да хоть синий – идите на хуй!»

А мог бы и на капоте прокатить. Но черный Фольксваген останавливается в сантиметрах от старушки. Вылезает здоровенный лысый дядька:

— Куда вы претесь на красный, пизды с ушами?!! – Бальзака явно не читал мужчина.

— Ты чего разорался тут, плешивый! – Бабка намахивается костылем.

Скинхед блокирует удар, апперкот, бабулька хрюкает на асфальте. Пешеходы в ахуе.

— Со всеми так будет, кто правила не соблюдает! Блеать! – Трясет кулаками поборник ПДД.

Через минуту, как скрылся Фольксавген, нарисовалась «Скорая помощь». Медбратья растолкали сочувствующих, бросили бабулю на носилки. «Разойдись, реанимация!» — Реанимобиль стартует за Фольксвагеном.

— Батюшки–светы, — стонет бабка в салоне.

— Средь бела дня! Убили, ироды!

— Чё за хуйня? Уж не попутал чего Кабан? – Забеспокоился санитар.

Люди в белых халатах склонились над старухой. Бабулька откинула платок, серые глаза внимательно смотрят на врачей, губы расплылись в улыбке. — Испужались, окаянные? – мужским голосом спросила старушенция. Ряженый встал с каталки, из за пазухи вынул помятую пластину. — Пробил‑таки Кабан, лысая башка. Ничего, скоро его очередь придет! «Скорая» мчалась к новому перекрестку…

***

С десяток человек выстроилось на бордюре. Мужчины и женщины нервно переминаются.

— Вчера снова мужичка на перекрестке завалили! Что ж за водители пошли? Нервные все, со стволами! Двух старух позавчера до смерти забили! Куда полиция смотрит? Свидетелей сколько, номера известны, а поймать никого не могут! Все, зеленый – можно идти!

Обеспокоенный положением на дорогах гражданин посмотрел по сторонам и марафонским шагом пересек проезжую часть. В забеге приняли участие все пешеходы плечом к плечу.

***

 Моргнули желтые светодиоды, белая Калина остановилась в левом ряду. Звуковая волна прошила кузов. «Что еще за паровоз такой?» Петр Петрович, поджав губы, наблюдал в зеркало, как «Хонда Пилот» выруливает на встречку. Едва не задевая левую фару, встает на пешеходном переходе. Мажорики хуевы, вздыхает Петр Петрович.

***

«… в связи с осложнением оперативной обстановки срок командировки продлен на два месяца. Выслугу командированным сотрудникам исчислять как 1 месяц за 3  с соответствующими выплатами…»

— Твою мать! Чем они только там занимаются?! – Стукнул по столу Феликс Прокрустович.

ПЛАН ЧУБАЙЛЛЕСА

Жарко. Сухой воздух воняет тухлым тряпьем. Теплотрасса в идеальном состоянии, трубы меняли в преддверии выборов. Старорежимная лампочка бессовестно ворует государственное электричество. КПД сотни ватт едва хватает высветить метровый круг в центре железобетонных перекрытий. Подвальное помещение образует подобие комнаты…

В желтом круге на коленях стоит мужик в темно–синей форме, большие звезды расплываются на плечах. Между погонами шевелится черный мешок, мычание из‑под полиэтилена варьируется от жалобы потерпевшего до визгов проверяющего. Шевеление прекратилось, полковник услышал шаги и бряцанье автоматного ремня.

— Вуаля! – Жестом фокусника автоматчик сдернул мешок.

— Кто тут у нас? – Иллюзионист с АКСУ за спиной схватил потный подбородок.

— Козимясов! Настоящий полковник! Здорово, друг! Узнал?

Полковник по обыкновению пучил глаза, смаргивая пот, привыкал к освещению. Круглая стриженная голова замоталась на короткой шее.

— Погоди, погоди. – Фокусник вытащил кляп, вытер пальцы о штанину.

Полковник несколько раз глубоко вздохнул не самый свежий воздух, прохрипел:

— Кабанов, ты чего творишь? Ты понимаешь, кто меня сюда послал? Теперь ты за все ответишь! Тебя с твоей бандой военные в порошок сотрут!

— Отвечу, отвечу, — Кабанов зашел за спину полицейского. – Все ответим в свое время.

Шея полковника напряглась, с коротких волос заструился пот. Больше всего Козимясов сейчас боялся вновь опозориться. История двухлетней давности, обрастая новыми подробностями, быстро разнеслась за пределы столицы.

Одна сторона наручников ослабла, руки почувствовали свободу, полковник попытался встать.

— Сиди! – тихо приказал Кабанов. Полковничьи погоны сжали железные пальцы. Козимясов сел на пятки, ладони поставил на колени. На левом запястье болтались наручники, в свободной части торчал ключ, но пока Козимясов оставил мысль полностью освободить руки.

Кабанов отступил в тень, лишь компенсатор на автоматном стволе слабо отсвечивал.

За спиной Кабанова послышалась озабоченная матерная ругань, двое быстрыми шагами приближались из темноты.

— Кабан, на секунду. – Матершинник, сам больше похожий на лесную свинью, позвал командира.

— Горох, иди, посторожи пленного.

Молодой спутник приблизился к Козимясову, сохраняя дистанцию, спокойно направил ПМ в голову. Полковник старался делать вид, что не замечает угрозы.

— Что случилось, Николя? – Кабанов отошел с товарищем в другое бетонное перекрытие.

— Короче, ебать мой хуй, — Николай разговаривал матом. – Дельфин ласты склеил, успел свистнуть, что из Москвы едут с заданием и что намечается большой шухер завтра ночью – то ли гражданских зачищать начнут, то ли войска город займут. Чьи войска, хуй его знает. Такая хуйня.

— Понятно, ихтиолог. Возвращайся в дельфинарий, со своим млекопитающим сам разберусь.

— Так, время сейчас дороже героина, терять его – преступление. Обрисуем ситуацию.

Кабанов вернулся к пленнику.

— По дороге из аэропорта Мерседес не смог уйти от погони, высокопоставленные москвичи захвачены бывшими подчиненными. Народ выражает вооруженное недовольство, полиция занята самоспасением.

Теперь давай подумаем, как ты можешь устроить свою судьбу.

Вариантов, прямо скажем, немного: первый – в расход, второй – в народ, что, по сути, тоже в расход, третий – в нашу «банду», как ты выразился. А чего тебе терять? Семья где? У строена?

Козимясов кивнул, мускулы лица одеревенели, глаза вошли в орбиты, губы ниткой. Думает. Сглотнул, хрипло начал: