Длинная цепь - Е. Емельянов

трижды. Вот только Элоф не имел своего клана, не завёл своего дома, не создал семьи, предпочитая всю свою добычу тратить здесь и сейчас. До сих пор люди помнили те столы, что он уставливал яствами до треска. Даже сейчас на всем Восточном Берегу после хорошего застолья говорят друг другу ворлинги, что «посидели до соли», хотя многие уже и не помнят истоки этого выражения.

Когда же годы стали понемногу отрезать по кусочку от доблести прославленного Элофа, начал он менять звенья своей цепи сначала на деньги, а позже и на еду или место под крышей. Захаживал он и в их дом, рассказывая Ригу и другим детям ярла бесконечные истории о своих приключениях — маленький Риг всегда любил и ценил такие вечера. И всегда мог Элоф Солёный получить горячий обед в их доме, всегда мог рассчитывать на тёплую постель, и никогда с него не спросили за это ни монеты, ни звена. А теперь он промерзал до костей у тюремного сруба, держа в плену старшего из сыновей своего благодетеля. Цепь Элофа же теперь висела у него на шее, была лишь о пяти звеньях, держалась на верёвке.

Когда тусклый свет лампы выхватил из темноты лицо Рига, охранник вздохнул, поставил лампу на скамью рядом с дверью, взял вместо неё круглый деревянный щит. Стальной окантовкой щита снова постучал он в дверь.

— Выходи, Стрик, гости пришли, незваные да ожидаемые! Сын Бъёрга.

Из сруба послышались ругательства, и вскоре дверь распахнулась. Наружу вышел высокий, жилистый человек в грязной одежде, с взъерошенными, подстриженными кое-как волосами, спутанной и уже начавшей седеть бородой, да взглядом диким, затуманенным выпивкой. В руках у Стрика Бездомного не было оружия, лишь фляга, а на его красном, обветренном и покрытом морщинами вперемешку со странными пятнами лице кривилась презрительная улыбка. На выходе из сруба Стрик ногой попал в полную жидкой грязи лужу, погрузился в неё по щиколотку, но не придал этому и секунды своего внимания, как, впрочем, и пронизывающему холодному ветру.

— А, сын мертвеца, — Стрик сделал из своей фляги глоток. — Проваливай в Край, щенок. Или я сломаю тебе лицо.

Риг бросил на пьяницу презрительный взгляд и больше на него не смотрел. Говорили, что когда-то Стрик был славным воином с длинной цепью, своей землёй и большим домом, женой и детьми. Если и так, то те времена прошли задолго до рождения Рига, и от той цепи не осталось и следа, ни единого звена. Ныне Стрик Бездомный был лишь бродягой, что большую часть жизни проводил в лесах, где жил точно дикий зверь в полном одиночестве. Лишь изредка он наведывался в города за выпивкой или уходил в налёт за еду и дурман с любым, кто будет согласен терпеть его тяжёлый нрав и отвратительный запах.

Пара бесчестных бездомных, старик да пьяница — вот кого ярл назначил в тюремщики для старшего сына самого Бъёрга, Солнца Севера. Ригу сложно было даже представить большее оскорбление для их семьи, и, должно быть, ярл знатно позабавился этой своей шутке.

Риг не выказал тюремщикам уважения ни словом, ни кивком головы, и уж тем более не протянул им открытой ладони.

— Я за братом пришёл, — сказал он, положив руку на обух своего топора. — Не место сыну Бъёрга на Позорной Скале.

Бездомный Стрик незамысловато выругался, но за оружием тянуться не стал, и лишь вновь приложился к фляге, а Элоф нахмурился, опустил свой щит и тяжело вздохнул.

— И чего ж ты тогда пришёл-то, младший сын Солнца Севера?

— А должен был молча в стороне посидеть, пока нашу семью поливают грязью?

— И теперь на этой скале сразу оба сына оказались. А ещё была у Бъёрга дочь, о которой младшему из сыновей тоже не мешало бы помнить да заботиться, и о которой кроме него позаботиться больше и некому. Тебя, парень, могут на Ступени поднять уже только за то, что сюда пришёл, да к тому же в такой тёмный час.

В сущности, Риг был молод, и это было его основное преимущество. Будь на страже один лишь плешивый Элоф, скорее всего он бы уже рискнул, попробовал бы сыграть на эффекте неожиданности. Не дал бы себя поучать старому дураку. Рука Рига невольно сжалась на обухе топора, и от взгляда Элофа оно не укрылось.

— А коли ещё и оружие с пояса потянешь, то придётся уже ответ железом держать.

Риг злобно зыркнул на плешивого старика. Уж если кому и говорить про ответ железом, то точно не ему, сменявшему честь на миску похлёбки. У Рига может и пяти звеньев в цепи пока не было, да и началась она лишь две недели назад, но он предпочтёт скорее от голода загнуться или промёрзнуть до костей, чем своё единственное звено сменять на что бы то ни было. И хоть надлежало ему, желторотому, выказывать уважение к тому, у кого цепь длиннее, никакого уважение к Солёному Элофу у Рига не было. Был бы выбор, предпочёл бы скорее в поход на Мёртвые Земли уйти, чем вести беседы со старым предателем. Но другим вариантом был лишь жалкий безцепный пьяница, на которого и смотреть то было противно. Скрипнув зубами, Риг ответил:

— Если ярлу будет угодно спросить, я ему и отвечу. И если потребуется железом, значит железом.

— Слова-то большие, да мелкий рот, — сказал Стрик, но никто не бросил в его сторону и взгляда.

— Парень, думаешь, многие выйдут уравнять твоё слово? Или тебе просто не терпится дно поцеловать? И кто тогда за твоей сестрой будет присматривать?

Риг дерзко вскинул в голову, посмотрел прямо на старика. Хороший ответ был у него на языке, достойный, но горечь сдавила ему горло, и не смог он его из себя выдавить. Вместо этого сказал лишь коротко:

— Меня на Позорной Скале только два человека и видели. Им и решать, был я тут или не был.

— Решать ярл Торлейф будет, как и положено. И если ты думаешь, что он в память о дружбе с твоим отцом будет милостив, то лучше отбрось эти мысли куда подальше.

— Чего стоит дружба Торлейфа я уже видел, — усмехнулся Риг. — Тело отца даже от берега не успели увезти, как он уже его место занял.

Опасные слова. Риг понимал, что ему следует быть осторожным в выражениях, но за последнее время, да даже за всю свою жизнь, он слишком