Готика плоти - Эдвард Ли

Девять месяцев назад...

Фэй на самом деле не знала, снится ли ей это или происходит на самом деле. То, что было у нее в голове, бóльшую часть времени казалось самым ярким кошмаром, а кошмары были снами, но она никогда не помнила, как спала. Однако ей нравилось, чтобы дверь была заперта, и ей нравилось, как луна иногда светила в окно по ночам.

"Фэй, сделай это снова..."

- Если я сделаю это еще раз, то развалюсь на куски!

"Мы... хотим, чтобы ты развалилась на куски. Мы хотим, чтобы ты сошла с ума. И ты знаешь, что тебе это все равно нравится. Нравится все это. Позволь выразить это. Если ты не сойдешь с ума, ты нам будешь бесполезна".

Она сидела толстая и обнаженная на красном бархатном диване эдвардианской эпохи, который, как она знала, стоил больше, чем она заработала за два года. Толстая, обнаженная, и теперь в своем возбужденном состоянии она была еще печальнее, чем тогда, когда она была трезвой и одинокой. Хилдрет был прав: это все, ради чего она здесь. Смотритель сада? Это была шутка; она знала, что теперь она их кусок пирога, который они каждый раз наполняли начинкой. Она была там, чтобы над ней смеялись, оскорбляли и унижали. Когда в этом доме снимали один из фильмов, ее называли "Плюшевая свинья".

По обе стороны стояли мускулистые мужчины, обнаженные и возбужденные то ли Виагрой, то ли злом. Она занималась с ними оральным сексом, даже не задумываясь, теперь это был автоматический импульс. Два грубых пальца крутили перекошенный сосок, словно выкручивали шуруп из стены.

- Эта свинья делает это чертовски хорошо...

- Наверное, тренировалась с четырех лет.

И вместо того, чтобы плакать, кричать или даже укусить их, Фэй хихикнула. Это было ужасно, во что она позволила им превратить себя.

"Я отвратительная", - подумала она.

Один мужчина вышел из нее.

- Высунь язык.

Фэй так и сделала, и мужчина положил ей на язык вересково-зеленую таблетку с тиснением кролика Playboy.

Другой мужчина сунул ей бутылку.

- Глотай.

Она залпом выпила насыщенное вино, не обращая внимания на выцветшую этикетку: Монраше 1888 года.

Более сильный голос разнесся по комнате, освещенной свечами.

- Джейни, почему бы тебе не заглянуть сюда и не побаловать Фэй своими собственными навыками?

Одинокая красивая женщина сидела обнаженная в центре кашемирового ковра ручной работы. Она отвлеклась и посмотрела вверх, умело орудуя шприцем, собираясь ввести что-то в вену на ноге.

- О, Реджинальд, пожалуйста. Знаешь, мне нравится играть только с горячими девушками. Она слишком некрасива...

- О, я могу! - другая обнаженная женщина согласилась, нетерпеливо подойдя ближе. - Не знаю почему, но мне всегда нравились уродливые цыпочки!

- Ты не знаешь, почему? - сказал кто-то другой и засмеялся. - Может быть, то, что ты сумасшедшая, имеет к этому какое-то отношение?

- Ой, заткнись, Три-Шара!

Женщина проползла между комковатыми, как рис, белыми ногами Фэй, ее язык двигался мгновенно и жадно. Фэй вздрогнула от удовольствия. Раздался металлический щелчок, язык женщины заскользил вверх и вниз по кольцам вынужденного пирсинга Фэй. Еще больше теплых, пульсирующих вещей наполнило ее рот и проникло внутрь, не обращая внимания. Она просто сделала это, без возражений, потому что знала, что это было ее единственное согласие. Сейчас ее охватило столько всего: мускусные запахи, ощущение взбалтывания, отравление наркотиками, еще больше пахов на ее лице и еще больше штук, скользнувших ей в рот.

- Джентельмены, пожалуйста. Сохраните кое-что на будущее. Вам нельзя тратить все.

Все мужчины послушно отступили назад, свет свечей мерцал на их потных, мускулистых грудях, торчащих наружу зубцах плоти.

Другая женщина еще несколько раз деликатно провела языком по кольцам на половых губах Фэй, а затем непосредственно позаботилась об обнаженном клиторе.

Фэй была погружена в безумные удовольствия, которые вот-вот должны были закончиться.

- Смотрите, она собирается кончить.

- Дайте ей затянуться, когда она будет на подходе.

Ноги Фэй задрожали, когда удовольствие возросло. Она задыхалась, сердце ее колотилось. Трубка для крэка была поднесена к ее губам.

- Нет, я больше не могу, - взмолилась она против волн экстаза.

Вспыхнула зажигалка, осветив ее расстроенное лицо. Затем взвели курок, к ее голове приставили пистолет.

- Выкури все это...

Фэй вдохнула металлические пары, когда наступил оргазм. Затем она со шлепком скатилась с дивана в бреду и лежала неподвижно.

- Вот. Теперь этот толстый мешок дерьма не может сказать, что мы ничего для нее не сделали.

Раздался смех, а Фэй лежала, как брошенный окурок.

Снова глухой голос:

- Это было забавно, так всегда бывает. А теперь давайте перейдем к Алой комнате.

Сосредоточенные, обнаженные тела тащились прочь, босые ноги шлепали, контуры эротических теней исчезали в мерцании пламени свечей.

Фэй лежала, пуская слюни, надеясь, что умрет. Она знала, что происходит; она знала, для чего пришло время.

"Убирайся! Они все в другой комнате!"

По крайней мере, таков был ее инстинкт, но она знала, что такие инстинкты, как самосохранение, сейчас не имели для нее большого значения. Вернуться в нормальный мир? Как долго она продержится? Они уже пристрастили ее ко всему, чтобы сделать свою человеческую пиньяту более послушной, над которой было бы веселее смеяться, обижать и унижать - и все потому, что они были просто злыми. Она продержится несколько дней, у нее закончатся деньги на наркотики, она бросит последний взгляд на свою разрушенную жизнь, а затем прострелит себе голову. Так что же ей было терять?

Потребовалось полчаса, чтобы глубоко дышать и сосредоточиться на том, чтобы успокоить сердце, прежде чем она смогла встать. Свет свечей лизнул ее дряблое тело; голова у нее все еще кружилась, но каким-то образом она восстановила некоторый контроль над движениями и ходом мыслей. Она проделала весь этот путь. Она просто хотела посмотреть.

Ей хотелось проверить, правда ли это, а затем умереть.

"В какой я комнате?"

Она сосредоточила взгляд. Она предположила, что это одна из гостиных наверху. Она даже не могла вспомнить. Она толкнула высокие, прочные двери, на мгновение повисла в раме, а затем вышла в коридор. Когда она добралась до перил и посмотрела вниз, то увидела сотни мерцающих точек зажженных свечей.

Пока она шла по лестнице, ее уши уловили бормотание, вздохи и предсмертные хрипы. Время от времени из внутренностей особняка доносился вопль. Заглянув в одну из спален, она увидела обнаженную женщину, свисающую со стропила за крючок для мяса, зацепившийся за ее небо.