Улицы в тумане - Андрей Андреевич Уланов

– Как видите, тело, к месту находки которого мы совершили паломничество, лежало ближе остальных, на самом краю «болота». – Симпкинсон ладонью накрыл примерно четверть листа. – Трущобы, вэнда, в чистейшем, дистиллированном виде. После закрытия консервной фабрики старого Уэсли многие переехали в другие места, где с работой полегче. Остались наиболее упрямые и… ну, вы видели сами. Соваться туда лишний раз не стоит, даже наши доблестные стражники предпочитают ходить по маршруту вдвоем, а то и втроем. А … вы курите, вэнда?!

– Создаю дымовую завесу, – честно призналась я, раскуривая трубку. – А еще помогает сосредоточиться.

– Тогда, пожалуй, последую вашему примеру.

Гоблин быстро выложил на стол принадлежности, оторвал полоску папиросной бумаги, ловко насыпал табачную дорожку, свернул получившуюся папиросу, нет, папиросину. И, не обращая внимания на неодобрительные взгляды коллег за соседними столами, закурил, откинувшись на спинку стула и глядя, как табачно-дымные фигуры, перетекая из одной композиции в другую, возносятся к потолку.

Судя по запаху, табачная смесь гоблина в лучшем случае могла претендовать на право считаться «никотиносодеражщим изделием». В худшем же она подпадала под запрет Кенненвильских соглашений, как особо негуманное средство ведения войны.

– Люблю самосад бабули Хравн. Уж не знаю, чем она удобряет и что подмешивает в смесь, но горло дерет знатно. Так вот, про «болото» и прочую географию. Все покойники – чистая публика. Не аристократы, конечно, но совершенно не грязнули-работяги. Брадобрей, бумагомарака, лакей «чего изволите-с…». Одеты были хорошо, – Симпкинсон ухмыльнулся, – с претензией на модность. В трущобах таким красавчикам делать нечего. Убить за штаны без дырок, может и не убьют, но в морду насовать могут. Впрочем, – тут же поправился он, – в морду – это много чести для таких, еще заслужить надо. Палка или булыжник, а как упадет, отпинать ногами.

– Что такое случается?

– В «болоте»? Да почти никогда. «Чистые» знают куда им не стоит соваться. «Грязнули» тоже понимают, что в других местах им не рады. Мы в том числе… вы же понимаете, мисс инспектор, никому не нужны неприятности, которые можно предотвратить. Хотя, чтобы дурная молодежь, да не ходила в набеги, не думая о последствиях… люди, зеленошкурые, Клавдиум или южные колонии – некоторые вещи одинаковы везде. Но тут сразу пятеро «чистых» покойников там, где их быть вообще не должно.

– И все – молодые, гм…

– …человеческие самцы репродуктивного возраста, так вы говорите? – с деланно невинным видом уточнил гоблин. – Сомнительно. Мало-мальски симпатичные девчонки в трущобах не задерживаются. По сравнению со здешней жизнью даже публичный дом выглядит перспективно. Конечно, даже в такой дыре всегда найдется полдюжины особ, которые будут очень даже ничего, если их отмыть и приодеть. Но даже реши все пятеро стать персонажами трагедии графа Ретленда, хоть некоторым бы хватило мозгов нырять в «болото» в менее броских нарядах.

– Мы не знаем, какая была одежда на двух мертвых, – напомнила я.

– Раз её не побрезговали ободрать, навряд ли это были лохмотья. Впрочем, – Симпкинсон потянул за цепочку часов, но спохватился и просто глянул на большие часы над входом, – вы мне напомнили, что есть еще один фрагмент головоломки. – он обернулся и крикнул через плечо: – Эй, Мартин! Подойди…

Один из дремавших на скамье вдоль стены констеблей открыл глаза, сдвинул каску на затылок, подхватил дубинку и неторопливо подошел к нам.

– Слушаю, сэр?

– Можешь привести сюда Пеструю Марту?

– Если она будет стоять на своем углу, – задумчиво пробасил констебль, – притащу, конечно. Опять жалобы от клиентов, сэр, обчистили кого?

– Нет, все лишь пара вопросов, – гоблин выложил на стол пару медяков, – и даже плачу за беспокойство. – Два тебе, три – ей.

– Понял, сэр, – радостно подтвердил констебль. – Так я мигом…

***

– Так я сразу и поняла – всамделишний вомпер! Весь в черном, как сажей обыспали, цилиндр черный, а и плащ этот развевается. Прям темноты кусок, только капли на нем блестят. Ну и лицо белое-белое, вот как снежок первый, пока его копотью не разбодяжило. Тот еще старикан…

– А почему ты решила, что это старик?

– Ну… знаю я эту породу, – с неожиданной решимостью заявила Марта.

Выглядело это заявление несколько самонадеянно. Кутавшаяся в потертую и местами дырявую шаль взлохмаченная девица неопределенного – из-за толстого слоя дешевой косметики – возраста не очень-то походила на высокооплачиваемую куртизанку. И просвечивающий из-под белил несвежий синяк на левой скуле, равно как и отсутствие нескольких передних зубов, эти сомнения лишь усиливали.

Должно быть, Марта привыкла сталкиваться с подобным недоверием, потому что дальше она торопливо затараторила: – Я ж не всегда тута... в смысле не только тута… и в театр звали подработать и даже на остров Айл. Мир-то повидала… точно говорю, старикан из благородных. Сами-то уже ничего не могут, чего не делай, – девушка щербато улыбнулась, – но платят посмотреть, как другие любятся, вот потеха-то. И духами всякими себя поливают почем зря, прям ведрами льют. Вот и этот благоухал на всю улицу, ровно в духах искупался. Так-то старичье не шибко приятно пахнет…

– Это все? – нетерпеливо уточнил Симпкинсон.

– Ну…

– Пахло-то вроде кровью от него! – решившись, выпалила девица. – Вот истинно говорю, это я не опосля придумала. Так-то мимо шел, я-то соваться не стала, чего уж там, а Берта попыталась. Он в её сторону даже не глянул, трость разве что удобнее перехватил, ну чтобы отодвинуть и тут на меня пахнуло. Прям как из мясной лавки, когда там свежие туши разделывают. Чуть не обделалась от испуга… кровью пахло и бараном, вот! Старым вонючим бараном! Когда в детстве на ферму посылали, там в стаде был один такой, злобный, вреднючий, точь-в-точь так вонял…

– Узнать его сможешь, если снова видишь? – деловито спросил гоблин.

– Узнать? – Марта глянула на потолок, словно надеясь получить совет от тамошних пауков. – Ну прям не знаю. Они ж все на одно лицо, усы там пышные, бакенбарды… а он, гад, еще цилиндр на лоб сдвинул и воротник поднял.

– Понятно, – вздохнул Симпкинсон, подталкивая ногтем монеты, которые тут же исчезли со стола… кажется, все же в рукаве. – Но, если вдруг увидишь, сразу дай знать. Получишь сразу два, нет, четыре шелла.

– Вы ей верите? – дождавшись, пока девица скроется за дверью, тихо спросила я.