Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ) - Элеонор Бирке

— Начнем, пожалуй, — прошептал он и принялся за дело.

Он перелез через фасолевую изгородь, обошел розы, туи, пробрался к заднему двору. На глаза сразу же попалось покрывало. «Сойдет!» — подумал он. Ветхон разложил покрывало на травке, представляя, как вскоре натаскает на него целую гору стоящей добычи. Бабахнул гром, и Ветхон пригнулся. Не поднимая глаз, чуть сгорбившись, он замер. Видимо Ветхон пытался таким образом обмануть разгневанного бога — всевидящего наблюдателя, старавшегося уличить в грязных поступках своего подопечного.

Так сразу ничего не попадалось на глаза. Хотя — вот и подсвечник, возможно серебряный, а там кружевной тюль. Возможно и не тюль: от грязи можно было спутать его со скатертью или фатой невесты. Битый час Ветхон изучал обломки, но ничего ценнее подсвечника он так и не нашел. Наверное поэтому, он так и не выпустил серебряную ценность из рук. Он сел на корточки и почесал живот. Не выдержал равновесия и шмякнулся на задницу. Что-то уперлось в ягодицу. Ветхон переместился вбок и нащупал предмет, смахнул с него песок…

Восторг! Неверие глазам! Там оказались очки! Они так походили на те, что примеряла ему Брегантина. Совсем недавно он жаждал обладать ими, и вот, пожалуйста, бери — мечты сбываются! Причем вот так, буквально. Правда эти были голубые, но материал и гибкость — все как у тех самых!

— Странный материал: не пластик, не метал и даже не стекло… Брегантина, эти тоже твои?.. Брегантина… А ведь действительно, та молодая женщина в прозрачном шаре немного походила на старушку-директрису. Одевалась похоже, и эти… эти длинные волосы, собранные в пучок…

Он бережно очистил очки от пыли.

— Эй, господин, что вы тут ищите? — донеслось сзади. Ветхон взглянул через плечо. На лужайке стоял мужчина с садовыми ножницами в руках, он угрожающе хлопал ими по своей крепкой ладони.

— В чем дело то? — Пантелей встал и повернулся.

— Разве это ваш дом?

— Конечно мой!

— Господин Генри Смолг, вы сильно постарели!

— Смолг? — повторил Ветхон. — В чем проблема? Здесь никого нет.

— Но это не значит, что отсюда можно тащить все что заблагорассудится, — садовник приближался.

Ветхон сполз с торчащего остова кирпичей, пару раз едва не грохнувшись.

— Господин, вы видите, что творится? — садовник указал на небо. — Природа меняется, мир разваливается. А вы… вы просто бездушный человек. В такой момент думаете лишь о наживе!

— Вовсе нет. Я ищу-у-у-у-у.… выживших. Вдруг кого придавило, — сообразил Пантелей, одной рукой прижимая к пузу подсвечник, а другой вожделенные очки.

— А что это у вас там?..

Подсвечник оказался на земле, и Ветхон заложил, некогда держащую ценнейший экспонат руку за спину, а потом попытался сосредоточить все внимание на очках:

— О, это… это… это мои очки, я плоховато вижу, — он одел бенайрис и, в общем-то ничего не произошло. Ну, малость зрение ухудшилось. Он зажмурился.

— Все же я попрошу вас уйти. Люди, которые здесь… Это земля принадлежит очень хорошим людям, и я признателен им за очень многое. Уйдите, по-хорошему…

— Хм, — хмыкнул Ветхон, но вдруг за спиной раздалось:

— Ты можешь сделать с ним все, что захочешь.

Ветхон обернулся. В воздухе парил Галахан.

— Сделай так, — Галахан почесал указательным пальцем свою переносицу, и его глаза впялились в садовника. Ветхон посмотрел на доставучего крепыша, и тот вдруг стал стремительно краснеть. Казалось, он задержал дыхание. Он краснел и краснел, и глаза пучились от напряжения. Неожиданно для него самого и для господина Пантелея, мужчину разорвало на части, обратив мускулистое тело в сине-бурые лоскутки. Не куски плоти, но ленточки разлетелись по сторонам. Подхватываемые ветром, теперь они летали повсюду вокруг, словно новогодний серпантин.

— Видишь, как все просто? — рассмеялся Галахан, а потом подлетел и опустился перед братом на обломок стены, положил руки на плечи Пантелею и улыбнулся. Вдруг резко ударил Ветхона коленом в живот. Пантелей упал, а очки сместились на щеку. Галахан сразу же исчез.

— Эй, вы чего это? С кем вы говорили? — на Пантелея смотрел садовник, он явно был растерян и явно же не походил на клубок ленточек. — Вы чего? С вами все в порядке? Чего это вы падаете на ровном месте? Живот прихватило?

Ветхон подскочил на ноги и рванул с места. Словно кузнечик, он скакал через куски камня и кирпича, а потом перемахнул через полутораметровую клумбу и бросился бежать прочь, позабыв свой серебряный подсвечник.

Правда, на этот раз пробежка вышла хоть и стремительной, но не долгой. Уже через несколько секунд Пантелей лежал под обвитой фиолетовой фасолью оградой Смолгов. На этот раз Ветхон быстро утомился. Какое-то время он высматривал нет ли погони, но вскоре понял, что никто его не преследует. Он встал и не спеша пересек дорогу, присел на скамью в скудной тени засохшего дерева.

Воллдрим трясло, законы природы перепутались… Творилось невероятное! Но все это не так уж важно, ведь Ветхон воплотил свою мечту!

Рука сжимала то, что так мечталось раздобыть — очки, показывающие другой мир! Очки, меняющие жизнь!..

Позже Ветхон назвал события тех дней «Днями Землетрясений». Он мечтал о них, старался не забыть.

Смутные обрывки детства, ожившее чучело кота, и неизвестно откуда рожденная идея о том, что Грейхан и Галахан один человек; загадочные очки, показывающее то, чего нет; люди-волшебники… Он то мечтал вспомнить, то жаждал забыть свое прошлое. Его чучельная жизнь и тоска непонятного происхождения тогда преобразились в нечто новое. Он столько понял… Он захотел… Он знал, что может… Он многое сделал, когда понял, что все это не галлюцинация и не сон.

Те дни минули, и Ветхон давно утерял блаженные чувства, пережитые в те мгновения. Жажда жизни, возможность и желание творить. Тогда он мог мечтать, легко, без каких-либо стараний. Он стал понимать свое предназначение. Жизнь обретала смысл. На миг, на несколько деньков, пара недель или чуть больше…

Лежа в темноте комнаты, он громко вздохнул и перевернулся на другой бок. Уставившись в стену, Пантелей сквозь зубы прошептал: «Тупые солдафоны!»

НЕПРОЛОГ И НЕГЛАВА

— Я много размышляю обо всем этом, но чутье то и дело возвращает меня к новой миссис Мариэн.

— К «новой»?.. — Сессиль недоуменно взглянула на Рэмона.

— Ее рвет на части, ее что-то тревожит и даже не тревожит, а именно рвет душу, изводит… Она изменилась. «Не вслух» я давно называю нашу директоршу: «новая Виола», «новая миссис Мариэн». Будто бы с исчезновением ее наигранных обликов исчезли ее размеренность, ее мудрость, она сама… Она не облачается в другие личины, а быть собой ей по всей видимости довольно тяжело. Я думаю, Воллдрим многое значил для нее, и то, что сейчас она лишилась этой части своей жизни, сломило ее.

— Ты думаешь, она готова опечалиться? Мудрейшая и старейшая среди мечтателей Земли может стать печальным мечтателем?

— Я не знаю точно. Но согласись, сегодняшнее рабочее обсуждение, проработка теорий «разлома» Воллдрима… она бесилась и никого не слушала. Временами мне кажется — ей известна истина, но она не спешит делиться секретами, и именно это гложет ее. Она почти скорбит.

— Рэмон, неужели ты думаешь, что это все дело ее рук?..

— Я так не думаю, но что-то есть в ней… Страх и осознание… Если бы я мог постичь кое-какие чувства местных, я бы узнал наверняка.

Рэмон встал с синего дивана, бывшего единственным цветным пятном в интерьере его кабинета, и медленно подошел к раскрытому окну. Здесь, на Изнанке, его величали управителем Школы Мечтателей. В реальности это значило, что подчинялся он лишь директрисе — Виоле Мариэн, под каким именем знали местные мечтатели саму госпожу Виолу Крубстерс. Никто, кроме Брегантины и четы Либель (бабушки и дедушки Элфи Смолг), семейств Беккетов и Смолгов, а с недавних пор и Хванча не ведал ее реального имени и даже помыслить не мог о том, что старушке пять сотен лет.