Любовь в каждой строчке - Кроули Кэт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты собираешься вставать? – спрашивает она, и я качаю головой – объясняю, что буду ждать, когда жизнь станет лучше, лежа.
В руке у нее промасленный бумажный пакет. Точно знаю: там пончик с сахаром и корицей. Сажусь.
– Сейчас мне незачем вставать, – говорю я и тянусь за пакетом.
– Всем нам незачем вставать, жизнь бессмысленна. Однако мы встаем – так уж устроен человек, – изрекла Джордж, протягивая мне кофе.
– Мне не нравится, как устроен человек.
– Никому не нравится.
Я доедаю и снова заваливаюсь. Лежу, уставившись в потолок.
– У меня есть невозвратный билет в кругосветку.
– Ну так отправляйся смотреть мир, – пожимает плечами Джордж.
Мимо проходит папа.
– Вставай, Генри, – говорит он. – Ты совсем раскис. Джордж, скажи ему, что он раскис.
– Ты раскис, – подтверждает сестра и слегка толкает меня, чтобы сесть рядом. Приподняв мои ноги, кладет их на свои.
– Я вот не понимаю, – продолжает папа, – в детстве вы были довольны жизнью.
– Я никогда не была довольна жизнью, – возражает Джордж.
– Ну да… но Генри-то был!
– А теперь нет. Трудно представить жизнь хреновее, чем у меня сейчас.
Джордж показывает мне обложку книги, которую читает, – «Дорога»[7].
– Согласен, может быть хуже, если наступит конец света и люди начнут поедать друг друга. Но это уже не то.
– Генри, будут и другие девушки, – замечает папа.
– Почему вы все так говорите? Я не хочу других девушек. Хочу эту. Только эту.
– Эми тебя не любит. – Джордж произносит это мягко, будто осторожно засовывает осколок мне в глаз.
Эми любит меня. Любила. Хотела проводить со мной много времени, а это то же самое, что быть со мной всегда.
– Если кто-то хочет быть с тобой всегда, это любовь.
– Но ведь она не хотела, – настаивает Джордж.
– Сейчас. Сейчас она не хочет, а тогда хотела. Все не может так быстро измениться, а если и может, должно быть противоядие.
– У него крыша едет, – вздыхает Джордж.
– Сынок, прими душ, – советует папа.
– Зачем? Назови хотя бы одну причину.
– Ты сегодня работаешь.
И я, убитый горем, плетусь в ванную.
По мнению Джордж, наша семья никуда не годится, когда речь идет о любви, – печальный факт. Даже у кота, Рэя Брэдбери, ничего не получается с местными кошками. Родители шесть раз пытались начать все сначала, но в прошлом году наконец развелись, и мама из книжного переехала в маленькую квартиру в Ренвуде, через два района от нас. Джордж, когда приходит из школы, все время сидит в магазине у окна и делает записи в дневнике. Папа со времен отъезда мамы ходит как в воду опущенный, у него появилась привычка: каждый вечер, перечитывая Диккенса, съедать по целой плитке шоколада с мятой.
С Джордж я не согласен. Нет, я не надеюсь на удачу в любви, просто думаю, что в любви не везет всему миру. Эми меня любила. Разве возвращаются к нелюбимым? Я пытаюсь понять, где допустил ошибку. Должен же быть момент, когда я сплоховал? Если удастся его вернуть – я все исправлю…
«Почему? – Я вытираюсь в ванной и пишу Эми эсэмэс. – Должна же быть причина. Хотя бы о ней ты можешь мне сказать?» Отправляю сообщение и спускаюсь в магазин.
– Теперь выглядишь лучше, – одобрительно замечает папа.
Джордж поморщилась и решила промолчать.
– Как там замечательно сказано у Диккенса в «Больших надеждах»? «Разбитое сердце. Думаешь, что умираешь, но продолжаешь жить, день за днем, один ужаснее другого».
– Спасибо, пап, это обнадеживает, – говорит Джордж.
– Со временем все наладится, – добавляет он, но звучит не очень убедительно. – Я пошел на книжный развал, поищу книги, – сообщает папа, и это неожиданно, ведь сегодня пятница.
Я предлагаю ему помочь, но он лишь машет рукой, давая понять: магазин на мне.
– До вечера, увидимся в восемь в «Шанхай-дамплингс».
С ноября, закончив двенадцатый класс, я каждый день работаю в магазине. Мы продаем старые книги, в нашей части города они пользуются спросом. Я хожу с папой на книжные развалы, и с каждым днем становится все труднее отыскать редкий товар. Теперь все знают цену раритетным книгам – первого издания «Казино "Рояль"»[8] задешево на полке у ничего не подозревающего владельца уже не купишь. Хочешь приобрести – плати, сколько просят за уникальный экземпляр.
Все время натыкаюсь на статьи о том, что жить букинистическим магазинам осталось недолго. Независимые книжные, торгующие новыми изданиями, пока держатся. Электронные книги, конечно, ждет большое будущее. А от букинистов, похоже, скоро и следа не останется. Я постоянно думаю об этом, потому что после развода мама стала заговаривать о продаже «Книжного зова». Они с папой купили его двадцать лет назад. На его месте раньше был цветочный магазин. Просили за него не много, хотели побыстрее продать: владелец почему-то все бросил. Когда родители пришли смотреть помещение, здесь еще стояли ведра, пахло цветами и затхлой водой. Купюр в кассе не было, но монеты остались.
Родители не стали убирать деревянный прилавок справа от входа, старый зеленый кассовый аппарат и красную лампу, но все остальное поменяли. Вырубили большие окна, навесили полки во всю длину магазина, прислонили к ним деревянные стремянки, соорудили стеклянные шкафчики, где хранятся первые издания, отдельно устроили полки для «Библиотеки писем». Папин брат Джим отремонтировал пол. Перед прилавком – стол для распродажи, дальше – диван. В глубине магазина, слева, – лестница, ведущая в квартиру, а справа – та самая комнатушка с книгами по саморазвитию. Стеклянные двери рядом с ней ведут в читальный сад. Там можно сидеть в любую погоду – Джим сделал навес. По каменной стене ползет плющ.
В саду расставлены столы с досками для игры в «Скрэббл», диваны и стулья.
В каменной стене справа – запертая калитка, ведущая в булочную Фрэнка. Я предлагал Фрэнку открыть ее, чтобы посетители, купив у него кофе, могли посидеть в саду, но ему это было неинтересно. Сколько я его знаю – а знаю я его с моего рождения, – он ни разу ничего не поменял в своем магазине. Там всегда была черно-белая плитка, прилавок, как в закусочных, а вдоль него – обитые черной кожей табуретки. Фрэнк печет одни и те же булки, отказывается варить латте на соевом молоке и целый день крутит Фрэнка Синатру.
Он делает мне вот уже второй за сегодня кофе и говорит, что я ужасно выгляжу.
– Знаю, – ворчу я, размешивая сахар. – Меня бросила Эми. Разбила мне сердце.
– Ты еще не знаешь, что такое разбитое сердце. – Фрэнк угощает меня слоеным пирогом с черникой. Поджаристый, как я люблю.
Забираю угощение в магазин. Начинаю разбирать книги, на которых нет ценника, и пролистываю каждую. В них можно отыскать что угодно: пятна-круги от кофе, подчеркнутые слова, пометки на полях. За годы работы в магазине мы с Джордж обнаружили много интересного: письма, списки покупок, билеты на автобус, записанные мечты, а также маленьких паучков, расплющенные сигареты и табак. Однажды я вытащил презерватив (запечатанный и десять лет как просроченный – отдельная история). Другой раз в «Энциклопедии мировой флоры» 1958 года листьями были помечены страницы с чьими-то любимыми растениями. Когда книга попала мне в руки, от листьев сохранились одни прожилки. Старые книги полны тайн, поэтому я так их люблю.
Пока я об этом думаю, в магазин заходит Фредерик. Его жизнь тоже полна тайн. Постоянный клиент со дня открытия, наш первый покупатель. Тогда ему было пятьдесят, а сейчас семьдесят или около того. Элегантный мужчина, обожающий серые костюмы, темно-синие галстуки и Дерека Уолкотта. Мне тоже нравится Дерек Уолкотт, я бы сорвал со страниц слова стихотворения «Любовь после любви» и съел бы – настолько оно мне нравится. Фредерик все время ищет конкретное издание стихотворений Уолкотта. Он мог бы заказать новый экземпляр, но нет. Ему нужно даже не первое издание, просто ищет книгу, которую когда-то потерял. Скорее всего, никогда не найдет.