Песня для любимой - Кетрин Распберри

Этой ночью Кэрол почти не спала — волнение перед прослушиванием было слишком велико. Как только глаза ее смыкались, ею овладевала тревога. Как все пройдет? Не ударит ли она в грязь лицом перед великолепным Майком?

Всю неделю они приветливо здоровались, сталкиваясь на переменах в коридоре или у крыльца после лекций, и перекидывались парой фраз. Кэрол очень не хотелось бы разочаровать Майка и потерять его расположение.

Словно в кошмаре, ей мерещилось, как она ошибается, сбивается с ритма, и Майкл Стрейнджерс, первая гитара колледжа, морщится и зажимает уши руками, а мифический куратор брезгливо спрашивает: «Кого вы мне привели?».

Ни один экзамен не заставлял ее так нервничать.

Но у нее все должно получиться! Друзья Кэрол хвалили ее. Джим-Джей говорил, что у нее замечательное чувство ритма, что она — настоящая маленькая дикарка из туземного племени, которая заклинает духов погоды. Он так восхищался способностями Кэрол, что Ника начинала дуться. Она не понимала, что Кэрол с Джим-Джеем дружат с детства и поэтому просто не могут воспринимать друг друга в ином качестве.

Она обязательно покажет себя на прослушивании! Она зарядит такое потрясающее соло на барабанах, что Майк обомлеет. Он посмотрит на нее с восхищением, а потом воскликнет: «Кэрол! Ну, где ты была все это время? Если бы ты с самого начала стала нашей барабанщицей, мы давно оказались бы на вершинах всех хит-парадов!»

И немедленно пригласит ее играть в свою группу. Потом будут концерты, восторженные аплодисменты, море цветов, поклонники, гастроли, интервью, фотографии в газетах, съемки на телевидении, первые строчки в хит-парадах, платиновые диски… Но это все потом. А этот вечер они проведут непременно вдвоем. Они пойдут в кафе, станут пить ее любимый молочный коктейль и разговаривать обо всем на свете. А потом, когда стемнеет, Майк проводит ее домой.

Прощаясь, он возьмет ее за руку и скажет: «Кэрол, только теперь я понял, чего мне не хватало в этой жизни. Мне было так одиноко без родственной души, без милой, чуткой и понимающей девушки, которую я встретил в твоем лице. Я буду считать минуты, оставшиеся до завтрашнего дня, когда я снова смогу увидеть тебя…» И так далее, и все в том же духе…

А потом он попросит разрешения поцеловать ее на прощание, и, смущенно опустив ресницы, Кэрол кивнет, потому что хочет этого больше всего на свете.

Вот он склонился к ней, его горячие губы прижались к ее губам, одной рукой Майк обнимает Кэрол, другой — нежно гладит ее волосы… Они стоят у порога ее дома, голова Кэрол запрокинулась при поцелуе, и, наверное, она уперлась затылком в кнопку дверного звонка, потому что оглушительный звон прорезал тишину, заставив ее вздрогнуть и отпрянуть от Майка. Какой ужас! Ведь сейчас родители откроют дверь и увидят их в объятиях друг друга!

Кэрол подскочила — и проснулась. Будильник надрывался на туалетном столике рядом с кроватью. Ей все-таки удалось задремать.

Она вздохнула, одернула короткую ночную рубашку, которая перекрутилась вокруг девичьей талии во время недолгого беспокойного сна, и нашарила ногой правую тапочку. Короткий утренний ритуал — три раза постучать босой ступней о пол, прежде чем обуться, призывая удачу, — и Кэрол поднялась с постели. Эх, вот бы еще поспать часа два…

Внизу бодрый голос отца прокричал:

— Всем пока! Кэрол, Питер, Бонни, просыпайтесь!

— Пока, папочка! Привези нам мороженого! — прозвенел голосок Бонни, пятилетней сестренки Кэрол. Судя по всему, она выбежала из детской и стояла на верхней площадке лестницы.

— Хорошо, родная. Какого ты хочешь?

— Шоколадного! — Сладкоежка Бонни больше всего на свете обожала шоколад.

— И мне! И мне! — подхватил десятилетний Пит.

— А мне — фисташкового, — объявила Джина Смит, их мама, готовящая на кухне завтрак.

— Кэрол, а тебе? — крикнул снизу отец.

— Мятного, — проскрипела Кэрол и, пошатываясь, направилась в ванную.

Пол Смит гордился своей пунктуальностью, по нему можно было сверять часы. Хлопнула входная дверь, затем — дверь гаража, запел мотор отцовского «доджа». Для Кэрол это был сигнал: времени до выхода из дома осталось ровно столько, чтобы умыться, одеться, позавтракать и сказать всем «пока».

За завтраком она выпила три чашки кофе, чтобы не клевать носом. Вьющиеся рыжие пряди, падающие на лицо, мешали ей, но Кэрол так хотелось спать, что было лень поднять руку и убрать их за уши. Ее веки покраснели и припухли.

Бонни и Пит уже позавтракали. Сестренка отправилась играть в детскую, а брат собирался в школу. И только Кэрол никак не могла взять себя в руки.

Миссис Смит вопросительно изогнула бровь, наблюдая, как дочь глотает кофе, и поинтересовалась:

— Что это с тобой сегодня? Не выспалась?

— Угу, — сонно промычала Кэрол. — Душновато было, никак не могла уснуть.

Джина Смит добродушно усмехнулась:

— А не влюбилась ли ты? Что-то я не замечала за тобой раньше склонности к бессоннице.

— Вот еще! — Кэрол покраснела до кончиков ушей. — Ничего я не влюбилась. Почему ты так думаешь?

— Ну, нет — так нет, — хитро прищурилась мама. — А кофе хватит. Побереги свое сердечко. — И она отставила банку с кофе подальше.

— Проходите, проходите, сумки можно положить здесь. — Майк провел гостей в маленькую комнату позади зала, в котором обычно репетировала их группа.

Кэрол, Ника и Джим-Джей с трепетом ощутили, что оказались в святая святых. Здесь стояла концертная аппаратура, по полу вились шнуры, на стенах красовались афиши и плакаты с изображением популярных музыкантов.

Ника пришла морально поддержать своего возлюбленного; кроме того, ей было ужасно любопытно побывать на самом настоящем прослушивании. Джим-Джей бережно держал чехол со своей гитарой и, по своему обыкновению, приплясывал в предвкушении игры. Кэрол с интересом озиралась: ей давно было любопытно заглянуть за эту дверь, но она не решалась.

Удивительное ощущение — ощущение причастности охватило ее. Только избранным позволено сидеть на этом черном кожаном диване и пить чай, заваренный вон в том серебристом чайнике, стоящем на маленьком столике в углу комнаты.

Кэрол с удивлением обнаружила, что от ночного волнения не осталось и следа. Радостное предвкушение музыки заставило карие глаза девушки сиять золотистым светом, и выглядела она отлично. Оделась она соответственно обстановке — на ней были голубые джинсы и узкая белая маечка, ненавязчиво, но аппетитно очерчивающая юную грудь и тонкий стан.

На двери, ведущей в Закулисье, кто-то написал красным маркером:

«Добро пожаловать в Страну Чудес!»