К счастью, крокодилы съели его мать - Сергей Замков

Дыхание у Лимы остановилось. Она подумала, что он пришел мстить за свою жену.

«Как?! Как этот сраный крокоед мог выйти на меня? Как?!» – в висках у нее стучали колокольчики. Казалось, она вот-вот потеряет сознание.

– Короче, – продолжал Лущевский, не замечая реакции смертельного испуга Лимы. – Поскольку теперь всю ответственность полиция повесит на мою погибшую жену, а меня хоть и ищут, но не особо… я принял решение: переселиться сюда, на крокодилью ферму. Буду есть сдохших крокодилов из отходов. Может каким-нибудь дворником нелегально устроюсь, или разнорабочим. На водку хватит, и слава Богу.

– Э-э-э… а я тут при… чем… чем могу помочь я? – через силу спросила трясущаяся Лима.

Лущевский молча отскреб краешек костюма, полилась кровь, краешек костюма встал обратно.

Лима с облегчением выдохнула.

«Господи, как же я пересралась! Ведь чуть концы не откинула в самом деле!» – подумала она про себя, осознав, что он пришел к ней как пациент.

– Ну, это… – Лима теперь вообще все поняла. Вопросов у нее не было, она просто не знала как чисто по эмоциям в себя прийти. Принципиально она не возражала, но чисто на автомате тянуло поломаться. – А смысл? На бронит ты дворником денег не заработаешь. На лазутный порошок денег хватит. Порошок защитит костюм от разложения. Но через месяц шмотки все равно в тебя вцепится. Может я и отцеплю тебя бесплатно…

Лущевский сделал едва заметное радостное движение головой, но едва его глаза коснулись ее глаз, он тут же спрятал их снова, чтобы не светить свою бурную радость.

– Да, да, я сама слабо понимаю почему, но в принципе готова отцепить костюм бесплатно, – заметив как он еле-еле спрятал свой восторг. – Но ты зря радуешься, это лишь временная мера. Принципиального решения не существует. Даже этот сраный разрекламированный бронит, хоть и защищает от въедания шмоток, но превращает тело людей в удушливый кокон! Короче, я к чему клоню. Даже если отцеплю сейчас, тебе не хватит денег на повторную процедуру через месяц.

– Я все понял, – внимательно выслушал Лущевский. – Ты абсолютно права. Просто события последнего месяца настолько меня придавили, что мне хочется как улитка спрятаться в раковину. Пусть голова хоть как-то переварит весь «дурдом», через который мне пришлось пройти. Я как мог пытался душить водкой, но не помогает. Ты даешь месяц? Это даже много! Сними с меня этот сраный костюм, и, клянусь, ты больше никогда меня не увидишь.

Лиме вспомнился питонистый кроко, которого она душила на этом же самом месте, где она прямо сейчас душит Лущевского, чью жену загрыз тот самый питонистый кроко, которого она вернула к жизни рядом с этими лодками несколько лет назад.

Под ее пальцами тело Лущевского билось в конвульсиях. У смертельно напуганного животного, как это было у кроко, у ее подруги Пенелопы, либо у любого из ее пациентов, конвульсии были другие. Лущевский трясся лишь рефлекторно.

В глубине души он верил ей, он принимал ее пальцы, он принимал ее силу. Это была смелость человека, который сознательно проходит испытание болью сейчас, чтобы сделать свою будущую жизнь лучше.

Его тело посинело. Окровавленная кожа перестала принимать нервные импульсы. Костюм сам собой медленно отслоился.

Пальцы Лимы разжались. Легкие Лущевского жадно наполнились воздухом. Сушняк стал непереносимым. Каждое микродвижение вызывало такую резкую боль, как будто все тело было наполнено пылью из разбитых стекол.

Аккуратно и быстро снимая отслоившийся костюм, Лима заметила, что кожа Лущевского практически целая. Обычные пациенты обращались к ней, когда шмотки уже основательно въелись им в кожу. В данном случае обращение произошло на самой ранней стадии.

– Фаза номер два! Готов? – обратилась Лима, понимая, что счет идет на секунды.

Лущевский молча «кивнул» глазами, кивок головой мог лишить его жизни. Несмотря на чудовищную боль, он держался мужиком.

Сжимая пальцы во второй раз, она почувствовала, что впервые с того раза, когда она душила кроку, ей не сопротивляются. Его тело колбасит, но это не я ярость, не агрессия, не борьба, не вызов.

В этот момент Лима почувствовала, как же ей все это на самом деле надоело. Имеется ввиду не эта конкретная процедура с Лущевским, а вообще весь этот «задушевный» бизнес.

В это время тело под ее пальцами снова обмякло. Миллионы капелек воды стали проникать внутрь Лущевского как в сухую-сухую губку. Лима разжала пальцы. Из освободившегося горла вырвался вздох облегчения.

Молча Лима вышла из воды. Ее ноги поплелись домой. Ни прощаний, ни инструкций, ни-че-го. Ей все было глубоко в фиолетовый барабан. Что будет с голым Лущевским, который остался в воде, это его личное дело. Процедура снятия завершилась успешно, и это самое главное.

§7

Соня внимательно рассматривала список вакансий, опубликованных компанией «Бронит Фарма Холдинг». Лима исправно платила своей помощнице, но та не могла не замечать шквал отказов постоянных клиентов в связи с массовым переходом состоятельных людей на бронит.

Называть ее крысой бегущей с тонущего корабля было бы несправедливо. Она по-прежнему была верна своей начальнице. Лима так много сделала для нее, простой девушки с улицы. Совершать какие-то резкие «телодвижения» не входило в намерения Сони. Просто по её мнению каждому взрослому человеку полезно в заднем рукаве держать при себе план «Б».

В соседней комнате, залитой вечерним солнцем, сидя за большим коричневым деревянным столом, ее начальница и работодатель завершала сеанс связи.

– Да, Виктор Андреевич, я все прекрасно понимаю. Вы приняли правильное решение, – откинувшись на спинку кресла, говорила Лима не глядя в экран.

Она как могла скрывала свою боль от разрыва этих отношений. Виктор Андреевич и его семья были ее первыми пациентами.

Прекращение их обслуживания не было катастрофой ни с финансовой, ни с коммерческой точки зрения. Лима, как многие предприниматели, была несколько суеверна. Конкретно эта неприятная новость носила для нее скорее символический характер. Как будто некий сигнал, что всей теме пришел конец. Сколько еще осталось держаться? Дни? Недели? Месяцы? Принципиально это уже не имеет значения…

Как и любой бизнесмен, она прекрасно понимала, что однажды это должно было случиться. На такой случай обычно бизнесмены держат наготове какие-то новые темы, но Лима ничего в рукаве не держала.

Что это? Расхлябанность? Халатность? Глупость? Нет, ее душевная подвешенность была несколько иной.

Успешный бизнес опирается на личность владельца. Потенциал ее амбиций был исчерпан до дна. Все, что она когда-либо хотела, уже реализовалось. Большинство ее хотелок реализовались до степени пресыщения.

Умом она понимала, что пора ставить новые цели. Пора хотеть что-нибудь новое… но ей было в лом хотеть чего-то хотеть.

Она зажралась? Ну, типа того… Но зажравшиеся люди принципиально заявляют, что им в жизни больше ничего не надо. Они твердо убеждены, что дальнейшее развитие инфраструктуры личности принципиально не имеет смысла.

Лима же понимала, что без дальнейшего развития наступит стагнация, загнивание, преждевременное старение. Без стимуляции новыми проектами сначала сдуется мозг, а за ним и тело. Поэтому принципиально она была «за» развитие, но ее тело упорно продолжало «лежать на диване».

– Соо-няя, – лениво окликнула она помощницу.

– М-м-м? – отозвалось из другой комнаты.

«Ну, блин, докатились! – усмехнулась про себя Лима. – Уже не то, что к начальнику в кабинет зайти… нам уже рот раскрыть лень!»

Признаться, ей и самой было лень шевелить ластами, чтобы хоть как-то взбодрить свою помощницу за игнор субординации. Лиму сложно назвать стервозной начальницей, которая требует чего-либо ради того, чтобы потребовать.

Она знала, что вместо создания искусственной дисциплины как в армии, в школе или в больнице, гораздо выгоднее использовать лидерские приемы, когда сотрудники бессознательно следуют за амбицией, излучаемой начальником.

Сейчас градус ее амбиции были равно нулю. Поведение верной помощницы было вполне объяснимым.

Да и бог с ней, с помощницей. В данный момент Лиму давил совершенно иной приоритет. Сегодня, сейчас ей важно было закрыть больной вопрос, который назревал уже давно, но она все его откладывала и откладывала.

– Сколько у нас осталось активных пациентов, учитывая, что Виктор Андреевич и вся его семья только что снялись с учета? – спросила она громко через комнату.

Подсознательно ей хотелось, чтобы ответ прозвучал как можно позже. Завтра, послезавтра, а лучше никогда! Но умом она понимала, что перед смертью не надышишься…

Возникла пауза. Лима не заметила, как Соня мягко подошла к двери, облокотившись на дверной косяк.

– 27 человек. Пятеро из них уже под вопросом, – аккуратно сказала она.