К счастью, крокодилы съели его мать - Сергей Замков

К счастью, крокодилы съели его мать

Сергей Замков

© Сергей Замков, 2017

ISBN 978-5-4483-6477-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

§1

Пьяный голый бомж c высшим техническим образованием Лущевский, стыдливо прикрывая рукой свое достоинство между ног, с тоской смотрел как дымятся и разлагаются останки его одежды на траве.

Холод городского парка прервал его сладкий сон у подножья огромного дерева. Голова отказывалась понимать происходящее. Мрачная тупость пленила его мозг.

– Ребята, смотрите, какой-то придурок без одежды остался! – сквозь пелену тумана послышался голос.

– Да он не здешний, – ответил ему другой. – Я его первый раз вижу.

– Слышь ты, чудило, – обратился к Лущевскому старший. – Ты кто?

Голое тело целиком повернулось на звук голоса.

– О, какой красавец! – засмеялся кто-то.

– Походу, он пьяный, – сказал тот, кто принюхался.

Еле выговаривая слова, рот Лущевского открылся:

– Где крокодилья ферма?

Ребята хором заржали.

– Я серьезно, – повторил Лущевский.

Смех чутка поутих.

– А он вообще в курсе, что голый? – опять все заржали.

– Он вообще имя свое помнит?

– Чудило, ты себя вообще отражаешь?

– Не очень… – Лущевский виновато улыбнулся. – Ребята, может в курсе кто… что со шмотками моими стало, а?

– Что стало? Да они кусачной пыли наелись, вот и расползлись. Обычно дело. Ты что не местный?

– Не местный…

– Сам откуда?

– Долгая история… Мне бы на ферму, на крокодилью…

– Голышом?

– Ну… не с тебя же шмотки отжимать? – улыбнулся мелкому Лущевский.

– Ты что такой дерзкий, а? – наигранно агрессивно, но по-доброму возмутился мелкий.

Старший поймал взгляд Лущевского. Пьяные, смиренные, но сильные глаза вызывали ощущение спокойствия. Где-то в глубине этих глаз была скрыта еле уловимая просьба о помощи.

– Саша, дай ему запасной костюм.

– Шеф, но они ведь все на учете.

– Да не ссы, ты! Я вечером оформлю как свой расход. Ну, куда он в таком виде? Его же повяжут… а ему ведь на ферму, на крокодилью, – усмехнулся старший.

– Ну, ладно тогда, – сказал Саша. – Сейчас принесу из машины.

* * *

Застегивая пуговицы на костюме, Лущевский поинтересовался:

– А этот костюм тоже косячная пыль разъест?

– Не косячная, а кусачная. Это ты косячный! – уел кто-то.

– Косячная, кусачная, какая, хрен, разница… – улыбнулся Лущевский. – Что вообще за фигня-то с этой пылью, у нас такого отродясь не было.

– Это откуда он взялся, если у него такого не было, да еще и отродясь?…

Старший тоже ухмыльнулся этому замечанию:

– Вообще-то вся страна кусачной пылью покрыта, вот уже года три как… Если шмотки не стирать лазутным порошком, то при взаимодействии с кожей кусачная пыль набирает статический потенциал, происходит вспышка и шмотки разлагаются вон как у тебя.

Разлагающиеся шмотки перестали дымится. Вот-вот испарятся последние остатки.

– А этот костюм постиранный, да? – спросил Лущевский, сосредоточенно вникая, насколько позволял его пьяный мозг.

– Постиранный.

– И надолго этой постиранности хватит?

Горло Лущевского накрыл неведанный ему сушняк, как будто ему в горло засунули какой-то мощный фен. Ребра сжались, губы пересохли. Резкая боль от моргания глаз. Колени подкосились. Руки схватились за горло.

Ребята радостно заржали.

Когда сознание стало к нему возвращаться, сквозь туман обморока слышались смех и стебания. Казалось прошло несколько часов или даже сутки, но реально состояние нормализовалось меньше, чем за минуту.

– О, быстренько он, – сказал кто-то. – Видать здоровье не самое слабое.

– Я отравлен? – спросил Лущевский, трогая свои пересохшие как в пустыне губы. Пальцы зачерпнули мокрой грязи с земли. Губы все равно ощущались полностью сухими, несмотря на толстый слой намазанной грязи.

– Какая же ты макака, чудило! – под общий смех, сказал кто-то. – Ты себе ещё на голову грязи наложи, для полноты картины.

С грязным ртом лицо Лущевского вопросительно повернулось к старшему.

– Да не ссы ты! Нет никакой отравы, – добродушно сказал старший. – У тебя произошло полное обезвоживание тела за счет того, что всю влагу забрал себе костюм. Сколько тело воды попросит, костюм отдаст, но не более того. От жажды не умрешь, но к ощущению сушняка привыкай: если снимешь костюм, то сдохнешь. Пять-шесть, максимум десять минут без костюма, и ты труп. Да и не снять тебе его самому, видишь, он уже в тебя впился, – старший соскоблил кусочек костюма. Полилась кровь и вода. Лущевский зажмурился. Кусочек врос обратно. Дыхание вернулось в норму.

– Сколько с меня? – опустив глаза спросил Лущевский, пытаясь встать.

Все опять заржали.

– Сто тысяч!

– Миллион!

– Давай сразу три!

– Смешной ты, – с улыбкой сказал старший. – Не надо нам ничего с тебя.

Три протяжных низких гудка наполнили всю округу. Ребята стали уходить.

– Крокодилья ферма вон там, – показал рукой старший, уходя последним.

Лущевский махнул двумя пальцами в знак благодарности. Глаза закрылись. Тело машинально прикорнуло к дереву. Мозг Лущевского, исчерпав последние силы, отключился.

§2

Пройдя несколько кварталов Лущевский добрел до автосервиса.

«Возможно оно даже к лучшему, – думал он, входя в дверь. – Теперь меня вообще ничего не связывает с Кисимском».

Сушняк по-прежнему разрывал его мозг. Самовнушение, что это как бы плата за расставание с прошлым, давало ему сил смиренно терпеть страдания.

Автомеханик сладко спал, устроившись в старом грязном кресле. Машин не было. Синички нагло разбрасывали окурки из пепельницы, сделанной из кокосового ореха.

Лущевский не стал будить автомеханика, решив дождаться, когда тот сам проснется.

– Эй, ты кто?

Лущевский проснулся, но не мог понять где он.

Борода, запах бензина, грязь:

– А, вспомнил: костюм, автосервис… – пробубнил себе под нос Лущевский, вставая со стола и потягиваясь. – Что… как дела, как бизнес?

Автомеханик усмехнулся:

– Вроде все чики-пики, а ты сам-то откуда нарисовался, красавец? Все твои уже давно уехали.

– Мои?! А… – стало доходить до Лущевского. Костюм это спецодежда рабочих. Вот его и приняли за одного из них. – Я собственно по делу.

– Ой, да ладно, ваши ребята тачки сами чинят, какие могут быть дела-то?…

– Денюжкой левой разжился, есть желание костюмчик снять… сушняк совсем в конец извел!

– А что к своим не обратился?

– Лохонулся я, забыл шмотки праздничные постирать. Вляпался прямо перед всеми на корпоративе. Теперь стебут меня постоянно. Реально задолбали уже! Приходится искать другую дорогу. Вот я и подумал: ты меня не знаешь, я тебя не знаю… дай, думаю, пробью тему, вдруг через автосервис можно будет вопрос порешать, – глаза Лущевского уставились на автомеханика: уверенно, но мягко, без агрессии.

– Лёха, ну я домой, – промурлыкала милая блондиночка, спускаясь со второго этажа по винтовой лестнице. Заметив Лущевского: – О, добрый вечер.

– И вам добрый, – слегка поклонился Лущевский.

Лёха размышлял, пока блондиночка подходила к ним.

– Ключик, ты не подкинешь чела до промывочной.

Она посмотрела на Лущевского, слегка озадачившись его костюмом. Лицо Лёхи было спокойным.

– Без проблем, поехали, – приняла она его за кого-то из Лёхиных знакомых.

– Благодарствую, – слегка поклонился головой Лущевский. Лёхе: – Будет дорога заеду с бутылкой-конфетами.

– Я за, – улыбнулся Лёха, пожимая Лущевскому руку. – Скажи, что от меня, тебе скидку небольшую сделают.

* * *

– Не быстро мы катим, а?

– А что, страшно? – парировала блондинка с улыбкой. – Хотя по тебе не особо видно.

– Я весь в оцепенении! – прикололся Лущевский. – Хорошо, что ты согласилась меня подвести, а то мне пришлось бы пешком топать. К завтрашнему дню дошел бы, наверное…

– Не все так трагично, ведь есть трамваи.

– Трамваи?… – глянул в окно Лущевский. Трамваи действительно были, но платить за проезд ему было нечем. Банковской татушкой на запястье он платить не стал бы. Это лишний засвет в системе.

– А больно вообще снимать? Тебе самой приходилось?

– Все, кто снимали, говорят, что боль адская. У многих психика до сих пор поломанная. Жрать нормально не могут. Трясет постоянно. Самой снимать не приходилось, у меня, слава богу, денег на бронит хватает.

– На что?

– На бронит.

– Это какой-то супер-порошок для стирки что ли?

– Нет, это пищевая добавка, которую я ем каждый день. Благодаря брониту, шмотки, стиранные лазутным порошком, в тело не вгрызаются и не обезвоживают его.

– А кожа у тебя такая с оранжевым оттенком это от бротенита?

– Не бротенит, а бронит! – усмехнулась она. – Бротенит это такая марка бетона… Да, оранжевая кожа… это из-за него. Делая кожу непронизаемой, бронит затрудняет клеточное дыхание и естественное охлаждение тела, поэтому приходится как собака чаще дышать ртом, а для охлаждения чаще есть ментоловые конфетки.