Будьте моим мужем (СИ) - Иванова Ксюша

Я даже не заметил, как оказался на площадке второго этажа перед нужной квартирой.

— Спасибо большое! Мы пришли. Поставьте на пол, я сама в квартиру занесу!

— Ага.

Совершенно не отдавая себе отчет в собственных действиях, я зашагал не в Сашкину квартиру, а вновь на улицу, собрал оставшиеся пакеты и под пристальными взглядами разномастных бабулек поволок их на второй этаж. Эмму встретил уже на площадке между первым и вторым.

— Ой, да не нужно было! Я бы и сама!

— Мне интересно, что вы сюда напихали? Тяжесть такая, будто в каждом по паре-тройке кирпичей.

— Ну, кирпичи и напихала.

Я даже остановился, занеся ногу над последней ступенькой:

— Да, ладно?

— Да, шучу, шучу! Просто у меня небольшой ремонт в квартире. Тут краска, всякие принадлежности, шторы новые… ну и тому подобное. Давай… те, я сама дальше? — она смотрела как-то растерянно, что ли. Как-то смущенно, по-детски, так, как несколько минут назад на меня смотрела ее же дочь.

И я сказал, снова удивишись тому, как не соответствуют мои мысли словам, срывающимся с языка.:

— Где там ваш шкафчик? Ведите, я починю.

5. Эмма

Абсолютно. Совершенно незнакомый мужчина. Так что же он делает в твоей квартире, Эмма? А вдруг он — мошенник, обворовывающий доверчивых граждан? А вдруг маньяк, насильник, разведывающий обстановку? Вот сейчас убедится, что в твоей квартире есть только беспомощная женщина и дети и придет ночью, когда все будут спать! А вдруг он… вор-домушник? Хотя, воровать-то особо нечего — ни антиквариата, ни долларов нет, золото… и то все на мне!

— Эмма, шкаф придется держать. Сможешь?

— Конечно, — поставив кастрюлю с супом на газ, зачем-то вытерла совершенно чистые руки о кухонное полотенце и шагнула к нему. — Объясни… те как!

— Ой, я тебя умоляю! Давай уже на ты, мы практически семейным делом сейчас занимаемся. К чему этот официоз?

— Хорошо. Объясни, как держать!

Павел пододвинул два стула. На один показал мне. Я залезла. Сам поднял с пола злополучный шкафчик, лишивший на прошлой неделе меня всех бокалов, стаканов и рюмочек, когда оборвавшись свалился на стол. Но это я вспомнила так, вскользь. К своему стыду смотрела, как завороженная, на вздувшиеся от усилий бицепсы, обтянутые короткими рукавами футболки ровно до середины! Боже мой, какие руки! Загорелые, сильные, жилистые… Вот бы нарисовать такие! На правом бицепсе наколка с парашютом, морским котиком и надписью на латыни.

— Так. Ты придерживай! Да-а, умница, вот так! Сейчас… Повыше, — Павел командовал, а я, бессовестная, ничего не соображала, одурманенная его запахом — свежим ароматом, незнакомым, особенным, но безумно приятным. — Ну, что же ты? Давай чуть приподнимай свою сторону! Нам нужно ее на гвоздь повесить! Так! Во-от! Все. Давай, я инструмент сложу!

К своему стыду, помимо радости от того, что мешавшийся в маленькой кухне шкаф воодружен на свое законное место, я почему-то ощутила что-то другое… странное, как если бы закончилось что-то приятное, что я сразу не оценила.

— Спасибо тебе огромное! Я даже не знаю, как отблагодарить, — начала я самую ненавистную часть общения после помощи, когда неловко себя чувствуют и тот, кто оказал услугу, и тот, кто получил. Как часто за последние пять лет я вынуждена была произносить эти слова! Не сосчитать… Но этот мужчина похоже, привык говорить только то, что думает и никаких тебе хождений вокруг да около.

— Стоп! Ты меня не просила. Я сам предложил. Никаких благодарностей.

"Ага, — подумала я. — Давненько никто, кроме Славки, Андрюшиного друга, запросто так не помогал. А тут абсолютно незнакомый мужик!"

— Может, чаю? — нерешительно предложила я.

— Нет, я пойду. Ты ребенка на площадку обещала повести. Интересно только, ремонт сама собираешься делать или наймёшь кого?

— Обои хочу переклеить только в детской спальне, ну, покрасить пол. А больше ничего. Это я и сама сумею, — я отлично понимала, что это немало, и вряд ли взялась бы за ремонт именно сейчас, если бы не необходимость обустроить комнату для Андрюши. Ведь комиссия обязательно придет смотреть условия проживания, чтобы кровать была у ребёнка, уголок свой, столик. А ремонт я не делала с тех самых пор, когда во время беременности Полинкой с мужем готовились к ее появлению, поэтому спальня была самой обшарпанной комнатой — дочка очень любила рисовать, и на обоях в том числе.

— Ну-ну, — протянул мужчина уже у двери и ушел, не прощаясь. Причем, как мне показалось, не вниз пошел, а наверх. Неужели наш новый жилец? Или Ленка-парикмахер все-таки нашла себе мужа? Хотя Павел этот как-то для Ленки не подходит совсем… Слишком хорош. Вот дура! Да тебе-то какое дело? Чего ты-то на мужика этого так пялилась? Забыла уже, как клялась Андрею, что никогда ни на кого больше и не посмотришь даже!

Медленно прошла в зал. Остановилась возле стены, где на большой черно-белой фотографии мой Андрюша улыбался мне, провела пальцем по его губам, по коротко стриженным волосам. И, как всегда, мысленно начала свое обычное: "Милый мой, любимый мой, как же мне тебя не хватает. Дети растут. Годы идут. Ты — мой единственный…"

— Мам, ты что, плачешь? — Полинка дергала за футболку и смотрела так жалостливо, что пришлось смахнуть слезы, натянуть на лицо какую-никакую улыбку и почти весело спросить:

— Суп съела?

— Чуть-чуть не доела. Но я больше не хочу!

— Ладно. Гулять пойдем?

… - Эммочка, а кто это тебе помогал пакеты заносить? — Вера Васильевна ради такой информации даже не стала смотреть свою любимую передачу с Малаховым и примчалась на детскую площадку. Из ее окон, конечно же, было видно все. — Мне, вроде бы, этот мужчина не знаком.

— Вы ж видите плохо? А правый глаз, так вроде, совсем ослеп? — я могла позволить себе немного пошутить над ней, свекровь никогда не обижалась, наоборот, отшучивалась и смеялась наравне со мной.

— А я Петин бинокль охотничий с антресолей достала. По вечерам смотрю, кто из соседок на лавке сидит. Если эта ненормальная Липочка из второго дома выходит, сижу тогда, как привязанная в своей квартире — терпеть ее не могу!

Любопытство так и горело в ее глазах. Я знала, что если бы вдруг я сказала Вере Васильевне, что это был мужчина, с которым у меня какие-то отношения личного характера, она бы не осудила. Более того, сама она не раз заводила этот разговор, убеждая меня в том, что я еще молода, что Андрея не вернешь, а жить нужно нормальной жизнью, не хоронить себя заживо. Сын у нее был один. Но и ко мне относилась свекровь, как к родной.

— Второй раз этого мужчину вижу у нас в подъезде. Может, квартиру купил у кого? Так, вроде, никто не собирался продавать. А новый жилец, Саша, уже въехал, мы с ним знакомы, — я выложила все, что знала. — Его Павлом зовут. Может, ходит к кому?

— Ты бы, Эммочка, маникюр сделала. У Лидиной внучки видела такую красоту! На среднем пальце арбузики такие маленькие! Представляешь?

— Зачем? Мне же рисовать неудобно будет. Да и детей на занятиях отвлекать будут узорчики эти!

— Как зачем? Ты — молодая еще, красивая женщина! Познакомишься с кем-нибудь, — завела свою обычную песню.

А я все собиралась и не знала, как сказать ей о мальчике. Полинка каталась на качелях. А мы сидели на скамейке неподалеку и говорили о всякой чепухе. Но подвести свекровь к разговору об Андрюше я не могла. И уже когда встала, чтобы уйти домой — она предложила присмотреть за ребенком, пока я поделаю домашние дела, я, как в омут с головой, выпалила:

— Вера Васильевна, я мальчика из детдома хочу… на выходной взять.

Фух! Пусть не вся правда, но уже хоть что-то! Она задумалась, внимательно вглядываясь в мое лицо. Подкрашенные карандашом ярко-коричневые брови вдруг нахмурились, в уголках губ залегли недовольные морщины.

— Вы против?

— А? Ну что ты! Чего я против-то? Расстроилась, что в этот день еще в больнице буду! А так бы тоже посмотрела на него. Что за мальчик?