Искатели жребия - Николай Романецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мир наполнился оглушительным рычанием и грохотом. В этом невероятном шуме сквозило нечто явно знакомое, и Калинов вдруг понял, что это пропущенный через гигантский усилитель стрекот рекордера, вделанного в пуговицу его рубашки, и испугался, что Вита сейчас тоже поймет это. И тут же грохот исчез. Наступила пронзительная, бьющая по ушам тишина; в тишине этой весело зазвенели хрустальные колокольчики и девичий голос пропел:
— Лови мой хвост, новьёк!
Калинов обернулся. Виты не было, только где-то вдалеке, за этими черными фантасмагорическими деревьями-скелетами, медленно таял ее смех. Калинов бросился туда, где растворился звон колокольчиков, и тут впереди, в пяти шагах от него, со свистом вонзилась в землю полуметровая стрела. Калинов замер и, ничего не понимая, смотрел, как вибрирует ее оперение.
— Стопаньки, шнурик! — произнес справа чей-то тихий голос.
Калинов медленно повернул голову. За огромным дубом стоял парень в джинсах и безрукавке. Это был Игорь, сын Лидии Крыловой. Он двинулся к Калинову, держа наготове заряженный арбалет. Левый глаз парня украшал солидный синяк.
Вокруг снова был обычный земной лес. И голоса птиц, разносившиеся по лесу, были знакомы с детства. Только солнце, лучи которого с трудом пробивались сквозь плотные кроны деревьев, имело густооранжевый цвет. Как апельсин.
Крылов приблизился. Держа арбалет наготове, выдернул из земли стрелу и сунул ее в колчан, висящий за спиной.
— Чего тебе надо? — спросил Калинов.
— Какой прыткий шнурик! — произнес Крылов. В голосе его послышалась издевка. — Не успел джампануться, а уже к метелке прислонился. К чужой, между прочим, метелке!..
Калинов стоял и молчал. Любопытно, подумал он. Метелка, судя по всему, это Вита. А шнурик — я… Ладно, сделаем вид, что мы принимаем ситуацию всерьез. Сделаем вид, что мы испугались… А теперь сделаем вид, будто ждем, пока он подойдет поближе и его можно будет достать одним прыжком.
Но Крылов ближе не подходил. Да и арбалет был направлен в грудь Калинова недвусмысленно.
— Откуда ты знаешь, что я недавно джампанулся? — спросил Калинов.
Крылов расхохотался:
— А чего тут зн… рубить?! Иначе бы метелка от тебя не слиняла. Я бы, например, догнал ее в два счета, без фуфла… Да по тебе же сразу видно, что ты новьёк. Как ты башней крутишь по сторонам!.. Крутняк же!
Калинов переступил с ноги на ногу, и Крылов резко дернул арбалетом.
— Стопаньки! — прошипел он. — Сто-о-опань-ки!!! А то могу и…
— Почему же ты ее не догоняешь? — спросил Калинов. — Если это так просто…
— Была нужда… Я гордый! И потом… Хочу въехать, что она в тебе такого нашла. Хлюпик хлюпиком…
Последнюю фразу Крылов произнес спокойно, голос его был бархатист и ровен, как ночное пасмурное небо. Но Калинов чувствовал, что где-то там, за сплошным облачным покровом, где всегда светят звезды и, как правило, сияет луна, уже растет еле сдерживаемое рыдание. Чем-то этот парень напоминал несчастного голодного вислоухого кутенка. И Калинову захотелось ласково погладить кудлатую лобастую головенку. Или хотя бы надрать щенку уши.
Калинов мотнул головой: мысль явно принадлежала Калинову-вчерашнему — члену Совета Планеты и всяческих там комиссий. Но, откровенно говоря, и Калинову-подростку так стоять должно быть очень унизительно.
— По-твоему, это честно? — спросил он. — Ты вооружен, я — с голыми руками…
— То-то и оно, — прошептал Крылов. — Кабы ты не был новьёк, и у тебя было бы оружие. А насчет честности… Разве с ходу клеить чужих метелок — это честно?
Калинов пожал плечами. В последний раз он клеил чужую метелку лет восемьдесят назад.
— Послушай, Игорь, — сказал он. — Я бы…
Он замолк: Крылов мгновенно весь подобрался и стал очень похож на испуганного, съежившегося зверька.
— Откуда ты рубишь мой ник? — шепотом спросил он. — Шпионишь?.. Тебя подослала моя мамочка?
Он быстро оглянулся по сторонам, словно ждал, что мамочка, грозя пальцем, выйдет сейчас из-за ближайшего дерева. Все было тихо. Крылов снова посмотрел на Калинова. В глазах его появился странный блеск.
— Вообще-то у нас здесь не гасят, — сказал он. — Но ведь со шпионами во все века иначе не поступали!
Он поднял арбалет на уровень груди, и Калинов понял, что сейчас, через мгновение, тяжелая стрела пронзит его сердце, и мысль о смерти показалась ему такой нелепой, что он удивился. Неужели это серьезно, подумал он, а в горле уже рождался крик, потому что он увидел, как стрела сходит с ложа арбалета и отправляется в смертоносный полет. Но тут кругом возник серый туман; он не поднялся от земли и не выплыл из-за деревьев, а именно возник, неожиданно и сразу, не клубясь и не сгущаясь, и не успел Калинов обрадоваться ему, потому что в тумане этом было его спасение, как тот исчез, исчез так же внезапно, как и появился. А Калинов обнаружил себя стоящим в джамп-кабине.
На пульте подмигивал красным сигнал Вы ошиблись в наборе индекса. Калинов вывалился из кабины на улицу. На небе светило солнце, и было оно не синее и не оранжевое, а обычное, земное, и небо было земное, и вокруг стояли знакомые питерские дома, и стремился перепрыгнуть через Неву Медный всадник.
— Мальчик! Что с тобой?
Кто-то положил Калинову руку на плечо. Он оглянулся. Рядом стояла Лидия Крылова.
— Н-ничего, — пробормотал Калинов и попятился. Сбросил с плеча ее руку.
— Мальчик, подожди, — умоляюще произнесла она. — Ты не знаком случайно с Игорем Крыловым?
— Н-нет! — Калинов бросился бежать.
— Мальчик, подожди-и-и! — догнал его надрывный крик, но Калинов бежал и бежал, пытаясь уйти от этого крика, и оглянулся только около угла.
Крылова, опустив голову, медленно брела обратно, к дверям джамп-кабины.
* * *— Рад вас видеть, коллега, в добром здравии! — сказал Паркер, усаживаясь в кресло.
Калинов достал из бара соки и лед и принялся сооружать коктейль.
— Внешний вид у вас — не подкопаешься! — продолжал Паркер, наблюдая за его манипуляциями. — Лишь очень опытный специалист смог бы заметить некоторое несоответствие между юным телом и глазами, принадлежащими немолодому уже человеку.
Калинов посмотрел в зеркало, вделанное в панель бара.
— Не вижу никакого несоответствия, — сказал он, пристально вглядываясь в свое отражение. — Вполне приличный молодой человек. Ничего похожего на члена Совета.
Он протянул Паркеру стакан со светло-зеленой жидкостью. Тот заглянул в стакан, зачем-то понюхал содержимое.
— Судя по всему, коллега, вы ничего не добились, — сказал он.
Калинов слегка пожал плечами и тоже заглянул в стакан:
— Вы эту информацию выудили из коктейля?
Паркер фыркнул и отхлебнул, зажмурив от удовольствия глаза, посмаковал напиток.
— Нет, — сказал он. — Но ведь я прав, не так ли? Калинов тяжело вздохнул.
— Действительно. — Он уселся напротив Паркера. — Вы правы, коллега!.. Первая вылазка действительно мало что дала… Чертовщина какая-то. Мир, как в театре!.. Мгновенно меняющиеся декорации… Дракон в таинственном лесу… Принцесса с хрустальным голосом… Вооруженный арбалетом рыцарь в джинсах… Солнце то синее, то оранжевое. В самом деле, сказки какие-то!
— Сказки матушки Гусыни! — проговорил Паркер. — Может быть, видения? Дрим-генератор, например. Или нанюхались галлюциногенов…
— В таком случае мой рекордер тоже нанюхался, — сказал Калинов. — Я вам покажу запись. Натура полнейшая!
Он достал рекордер, отдал его Паркеру и вышел на балкон. Сам он просмотрел запись до прихода Паркера раз пять и заметить что-либо новое был уже не способен.
Над городом распростерлась черная августовская ночь. Окна домов были заэкранированы и не пропускали изнутри ни одного лучика света. Только глубоко внизу горели уличные фонари да у самого горизонта сияли подсвеченные сотнями прожекторов купол Исаакиевского собора и шпиль Адмиралтейства.
Калинов пытался проанализировать события сегодняшнего дня, но из этого ничего не получалось, потому что мысли все время возвращались к Лидии Крыловой и ее сыну. Каким образом эта женщина умудрилась так воспитать сына? Ведь он явно был готов на убийство!.. Или показалось?.. И уж совершенно непонятно, как удалось спастись… Словно кто-то следил за ними и в последний момент сыграл отбой… Но каков малец! Откуда у него столько злобы?.. А Вита хороша! У него самого могла бы быть такая внучка, не погибни Наташка тогда, в проклятом Кольце астероидов…
Калинову стало вдруг нестерпимо грустно и захотелось, чтобы поскорее наступило завтрашнее утро. Грусть была особая, не та, с которой он обычно вспоминал о прожитой жизни. Была в этой грусти какая-то свежесть, новизна какая-то и ожидание неизвестного. И очень-очень хотелось снова отправиться туда, в этот странный сказочный мир.