Масонерия и машинерия (сборник) - Эдуард Байков

Новое же поколение, молодежь приучают к легкой, бездумной и беззаботной («тусовочной») жизни, где ценятся богатства и роскошь нуворишей из числа воров, бандитов и прибандиченных дельцов. Это «поколение NEXT» не может жить без разрушительных для тела и психики стимуляторов – наркотиков, алкоголя, сигарет, и без промискуитета – беспорядочных половых связей. Прививается вкус к жизни, состоящей из разнообразных развлечений, где не ценятся знания, общий уровень культуры, а мораль и нравственность объявляются пережитком и анахронизмом. Сегодня телепередачи, видеофильмы и (особенно) компьютерные игры превратились в опасные для душевного (да и физического) здоровья увлечения, это – те же наркотики, в большей степени, действующие разрушительно именно на психику, что отрицательно сказывается и на общем физическом самочувствии. Более всего синдрому компьютерно-виртуальной зависимости подвержены подростки с их неустойчивой психикой и трудностями переходного возраста.

Все морально-нравственные устои, общечеловеческие ценности сегодня настолько размыты, искажены и принижены, что как еще можно удивляться тому уровню преступности, поголовной распущенности, сексуальной развращенности и духовной черствости и заскорузлости, которые видны повсюду вокруг нас и в наших душах?! Превосходные результаты негативного, разрушительного программирования нашего сознания и души!

Умных, образованных, талантливых и высококультурных людей в нашей стране не то что поддерживают и ценят, а просто-напросто выбрасывают за борт в бушующее море экономического хаоса и социального беспредела. Авось, кто и выплывет? А, если и потонут, значит то им и предначертано, это – их судьба, так сказать, Карма! Вот так, по-видимому, рассуждают власти предержащие в России конца XX – начала XXI веков, представители элиты и всевозможные, доморощенные олигархи с нерусскими фамилиями и физиономиями.

Наблюдая в течение последних двенадцати лет (на начало 2003 г.) за политикой и действиями нашей правящей элиты, можно лишь прийти к единственному, неутешительному выводу: большинство российских политиков, магнатов и олигархов являются, безусловно, явными компрадорами (т. е. крупными дельцами и политиками, тесно связанными с иностранным капиталом и поддерживающими иноземных колонизаторов и монополистов), ориентированными на американские интересы. И всем нам на все наплевать. Как известно, своя рубашка ближе к телу. Только россиянам теперь наплевать и на рубашку. Безумные времена, безумные нравы! Пожалуй, только и остается, что уповать на милость Господа – может быть, Он вразумит нас?!

Закат капитализма

До определенного периода жизнь человека и его сообществ была очень биологична и представляла разновидность животной жизни. Первобытные общества с их взаимным пожиранием и экологической безвредностью (в силу низкого развития техносферы) мало отличались от животных стад и представали в образе животного (например – «левиафан» Гоббса).

Намеченный В. Вернадским выход из биосферы «левиафанов» к ноосфере (сфере господства чистого разума) был отягощен тем, что Вернадский не предвидел: это было новое явление – «массовое общество», которое – рядом с геосферой и биосферой – можно назвать фрумеросфера (от лат. frumere – потреблять), потребительское пространство.

Если древние общества представляли собой копию джунглей – были смертельно опасны для своих обитателей, но при этом безопасны для окружающей среды (технически неспособны были существенно на нее повлиять), то в стадии фрумеросферы все стало наоборот.

Потребитель «массового общества» уже утратил биологические инстинкты борьбы за выживание, но еще не приобрел разума, достаточного для планетарной функции ноосферы.

Личная безопасность и комфорт потребителя с развитием техники возрастали, а безопасность для природы с его стороны – катастрофически снижалась. Фрумеросфера лимитрофна: главная функция ее – постоянный поиск новых лимитрофов, за счет которых можно организовать потребление.

Вообще-то коммунизм, нацизм и капитализм – это одна и та же фрумеросфера, лишь внешне, по политическим моментам отличающаяся в своих явлениях и преломлениях. Задача расширения потребления массами решается в коммунизме, нацизме и капитализме разными путями. Вспомним красного футуролога, именитого писателя-фантаста и убежденного коммуниста А. Беляева, который упоенно описывал мечту 20-х годов: стремительное истребление джунглей на огромных пространствах и появление вместо них «чистых просторов пашни», по которым ведут трактора «улыбающиеся белозубые негры». При этом экологический ущерб истребления джунглей не только не учитывался, но даже и вообще не рассматривался. А знаменитая фраза Мичурина «Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее – наша задача» стала на десятилетия девизом советской селекции.

Итак, коммунизм переносит потребительскую нагрузку на природу, капитализм – на природу, на бедных (отверженных) и колониальное окружение, нацизм – на «нетитульные» нации. По сути, перед нами три двигателя одного типа, отличные только используемым в них топливом. При всех наших личных симпатиях и антипатиях (не скрою, и мне лично коммунизм симпатичнее нацизма с капитализмом) – мы, как ученые, обязаны сказать во весь голос: фрумеросфера – гримаса истории, и она обречена во всех ее обличьях.

Если главный вопрос для «гражданина ноосферы» – «что еще я могу дать окружающей среде?», то главный вопрос во фрумеросфере – «где (у кого или чего) еще отнять?».

В рамках фрумеросферного мышления коммунистов, капиталистов, нацистов ценность бесконечного роста потребления является абсолютной и непререкаемой. И это тоже одна из особенностей фрумеросферности, пребывания разума в колбе фрумеросферы: неспособность даже поставить вопрос о пользе, хотя бы в некоторых случаях, снижения потребления.

Весь конфликт между атлантизмом и евразийством, капитализмом и социализмом, Западом и СССР строился, по сути, вокруг вопроса: «кто эффективнее наращивает потребление масс». Каждая из сторон спора (не будь Гитлер столь агрессивен – он был бы в споре третьей стороной) доказывала, что именно при ней потребление масс растет быстрее, устойчивее, мощнее. Стороны исторического спора прибегали к шулерству и подделкам самого низкого рода (например, накачивали предметами потребления ФРГ и ГДР – лишь бы доказать оппоненту, что при их «изме» легче и больше массы потребляют). Задача Хрущева «догнать и перегнать Америку» ставилась именно в потребительской сфере. Да и рухнул СССР потому, что его гражданам показалось, что при капитализме потребляют больше, – а спорить с этой «фундаментальной ценностью бытия» в массовом обществе, внутри фрумеросферы нельзя и невозможно.

Философы всех мастей – от писателя М. Булгакова с его профессором Преображенским и Шариковым до Ортеги-и-Гассета с его «восстанием масс» – проявляли в отношении массового общества растущее смутное беспокойство.

Правда, истоки теорий массового общества – отнюдь не ноосферны. Они – в консервативно-романтической критике капитализма идеологами классов, утративших свои сословные привилегии и оплакивающих патриархальный жизненный уклад (Берк, де Местр, консервативные романтики Германии и Франции XIX в.).

Непосредственными предшественниками теорий массового общества были Ницше, утверждавший, что отныне главную роль играет масса, а она преклоняется перед всем заурядным, а также Г. Лебон и Г. Тард, разработавшие концепцию психологии масс. Первым целостным вариантом теорий массового общества был ее «аристократический», или консервативный, вариант, получивший наиболее законченное выражение в книге Х. Ортеги-и-Гассета «Восстание масс».

Вместо того чтобы следовать за элитой (для Ортеги это норматив социально-политической организации), массы рвутся к политической власти, хотя не обладают способностью управлять обществом, они пытаются вытеснить элиту из ее традиционных областей – политики и культуры, что является причиной катаклизмов XX века.

Ортега не сумел понять, что массы рвутся вовсе не к политической власти, которая им по определению недоступна (см., например, «железный закон олигархии») и не в культуру. Массы рвутся к потреблению, которое вчера было доступно только представителям высших слоев, и рвутся, сметая на пути и политическую власть, и культуру.

В 1940–1960-е возникли либерально-критический (Маннгейм, Фромм, Рисмен) и леворадикальный (Миллс) варианты теорий массового общества, которые приобрели значительную популярность в широких кругах западной интеллигенции.

И тот и другой варианты убоги тем, что общий негатив фрумеросферы пытаются свалить на ее частное выражение – на социализм (пытаясь приписать уродства фрумеросферного мышления только тоталитарным обществам) или на капитализм (пытаясь подать лимитрофное хищническое мышление как свойство исключительно частно-либерального устройства жизни).