Формула Джина - Камиль Нурахметов

– Гражданин майор, информация сугубо для вас, индивидуальная, сверхважная и судьбоносная, не побрезгуйте, никогда не пожалеете, клянусь честью моего покойного отца… майора-танкиста! – выпалил Победитов, быстро бросив взгляд на майорские погоны. Он знал, как ловить чужое внимание и что такое параллель лжи и реальности во время разговора с человеком, погруженным в собственную значимость и привилегии.

– Майора-танкиста, говоришь… Ну ладно! Хм… Нечитайло! Сашок, выйди в коридор, я с ним перетру с глазу на глаз! – проявил первый признак интереса начальник лагеря. – Но учти, птица певчая, если не оправдаешь слова свои, будешь кровяной юшкой харкать, а зубы твои пойдут на орехи для сапог Нечитайло! – выдал майор и присел в кресло, приняв позу внимания, чем проявил второй признак интереса и заинтересованности. Прапорщик разочарованно вздохнул, щелкнул себя по ляжке танфой и закрыл двери. Ухо избитого карлика Гнуса прилипло к соседней с кабинетом начальника двери. Увертюра для оперы одного певца началась, пустота заполнялась медленно текучим информативным полем.

– Товари… извините, гражданин майор, как вам известно, нас всех долго мурыжили в централе весь доприговорный период перед рассылкой по лагерям, и, как вам известно, там, еще до суда, мы были не осужденные, а обыкновенная рабочая сила, как по закону и положено. Нас задействовали везде на черных работах и конечно под двойным конвоем.

– Вот невидаль, генералу какому-то надо выкопать яму на даче для прокладки трубы, он что, сам будет раком стоять, заключенные и копают! – перебил майор.

– Абсолютно точно, гражданин майор! Вы совершенно правы, вы как в воду глядите, проявляя свою личную проницательность! Копали мы и ямы для труб, и вкапывали столбы, красили забор, замешивали бетончик и еще двадцать пять пунктов разных работ на даче у генерала. Но вот однажды… – после этих слов, внимание майора, как и у большинства людей на земле, стало собираться в середине лба. Пекло уселся поудобней и внимательно стал слушать… – Значит, однажды подходит ко мне капитан и говорит: «Зек! Ты же слесарь-сантехник, Победитов, а на кухне у генерала какой-то трубный вакуум образовался, непорядок, надо бы исправить, иди в дом и все наладь!» Я и пошел под конвоем молодого бойца, который все время хотел спать, был очень худой и с фонарем под глазом. Разобрал я участок трубы, забитый всяким дерьмом, и стал чистить, как вдруг услышал разговор двух людей на втором этаже. Говорили они медленно и вальяжно, скорей всего попивая вискарек и сидя в креслах. Я сразу смекнул, что это хозяин дачи и его гость. Смекаете, что сейчас начнется? И слышно было все, потому что я был на кухне первого этажа в том самом месте, где вентиляция зарешечена и через нее звуки второго этажа, растворяясь в высоких потолках комнаты, находят резонансный выход звука вниз, поэтому мне было слышно очень вразумительно. Я прекратил шебуршить в трубе и прислушался, а мой конвойный мирно спал, усевшись на диванчик. Там на кухне, – Победитов взглянул на дверь приоткрытого сейфа и увидел двенадцать сантиметров колбасы на газете «Земля и Человек» и бутылку водки, – там еще пахло колбаской свежей и перцовой водкой, вот мой конвойный и размяк от запахов домашней кухни, от тепла и мягкого диванчика…

– Не томи, карась, рассказывай главное! – вырвалось у майора Пекло, и он подвинул полкорпуса своего туловища вперед поближе к рассказчику Победитову, впитывая вкусовой образ колбасы и выпитой водки, реально ввернутый в разговор.

– Так вот! Запомнил я все досконально, что генералы высокочинные там говорили, и волосы мои зашевелились на голове. Понимаете, товари…, извините, гражданин майор, такое подстроить нельзя, это просто чудо, что я там все слышал и меня сюда привезли, именно к вам, в надежные ваши руки! Это просто чудо, не иначе! Святители Угодники! Они обсуждали подробно, как плотина здесь функционирует под начальством майора Оганесяна, ну, мне, простому приговоренному, откуда знать, что там начальник какой-то Оганесян? Сколько там воды проходит за день, сколько электричества дают шесть турбин и так далее, но потом началось самое главное! Значится так, они договорились 47 лагерь смертников смести водой из этой плотины и уничтожить на хрен! Вот! – У майора брови быстро поползли вверх от услышанного. – Угадываю ваш вопрос, зачем? По нескольким причинам, первая – по генеральному плану переустройства этой огромной территории, учрежденному в Москве, этот лагерь уже не нужен! Как сказал генерал, «Это уже лагерь призрак, и мы одним махом отправим всех на тот свет, то есть выполним Приговор Родины и Генеральный план Империи!» Вторая причина, как он сказал, 47-й уже вычеркнут с довольствия, но подвозить продукты еще будут некоторое время, чтобы все было тихо и никто ничего не заподозрил! «На хрена кормить живых трупов?» – сказал один из них. На вопрос одного из генералов о том, что будет с охраной и с начальником лагеря майором Пекло, второй генерал сказал: «А пошли они все к едреной матери, и дыбил Пекло, и его солдатня, пусть там, со смертниками, разделят их судьбу, некогда нам шмотки их вывозить с документацией, у нас государственный план и приказ с самого верха! Родина поставила задачу очистить место, значит, надо работать и исполнять, а не слюни распускать!» Так и сказал генерал и хлебанул вискаря. – Брови майора остановились на запредельном лобном уровне. В голове у Пекло, пошла кинолента ужасного фильма с его участием. – Потом они сговорились, что откроют плотину ночью, никак не днем, чтобы все спали и было меньше кипиша, чтобы, так сказать, во сне отправились к праотцам! За две минуты всю долину сметет к чертовой матери огромным потоком воды. А самое главное, они назвали дату затопления, и, когда я услышал, у меня уши зашевелились. – Победитов замолчал.

– Ну! Продолжай! – сосредоточенно и тихо спросил майор, глядя в глаза Победитову и сжав кулаки, напряженно лежавшие на столе, наливаясь ненавистью и мясной сталью.

– Мне бы колбасы и хлеба, маленький бутербродик для смертника! Уж больно у вас колбаска пахучая, живот сводит, – тихо попросил узник. – Это, может быть, последняя моя услада в жизни моей задрипаной.

– На, жри, но только продолжай, – снова тихо сказал майор, достал хлеб, колбасу, три маринованных огурца и налил полстакана перцовки. – Махни рыженькой за погибель свою, все равно не жилец, такие уж правила у нас. Давай, колись дальше, полезный!

– Сегодня двадцатое июля, ровно в ночь с двадцать второго на двадцать третье июля нам всем здесь и кирдык! Вот! Я-то понимаю, что мы приговоренные, но вы-то…, вы-то за что? Вы же на государственной службе, а вас на тот свет, просто так, как собак! Странно! Я решил все рассказать вам одному, потому что только вы свой личный состав можете спасти до вашего приговора! Вы, так сказать, стоите сейчас перед божьим деянием, новыми погонами и должностью. Вы же понимаете, что это государственная программа и ради нее пойдут на все при минимальных потерях и выполнением плана ихнего выполнения! Водичкой затопили долину и реально концы в воду, было пару тысяч человек – и нету, подумаешь, в стране живет больше миллиарда народу. Родине надо будет – бабы еще нарожают за девять месяцев! А если будет кто дотошный с варварским любопытным носом, а такой будет обязательно расследовать эту трагедию, то напишут, что авария случилась на плотине и напишут некролог майору Пекло и его сослуживцам, «до конца выполнившим свой долг» и еще медаль посмертно «За Заслуги перед Родиной 3 степени». Или же другой расклад, более красивый, майор Пекло успел свой личный состав спасти, за что ему и звезда на грудь золотая! Вот такой вот фильм черно-белый или цветной! – Победитов хрустнул огурцом, незаметно прихватив со стола шариковую ручку мизинцем, и отодвинул стакан с водкой в сторону. Увидев вопросительный взгляд майора, Победитов заметил: «Я пить не стану, хотя и хочется, сокамерный люд неправильно поймет, где это я опрокинул водяры и, главное, с кем в этих казематах? Удавят быстро! Так что за колбастер спасибо, а пить не стану, не тот расклад жизненный, не то застолье, не тот случай». Майор пропустил его слова мимо ушей и думал уже о своем, меняя мысли, как рулетку и видя некролог со своим именем в черно-белом цвете, а затем золотую звезду на груди среди сияния огромных хрустальных люстр.

– Б…ь! – вывел Пекло со смыслом и призадумался, глядя на календарь. – За такую информацию тебе, конечно, спасибо, я и о тебе позабочусь, – вымолвил он безразлично, – а пока двигай в Камеру и молчи как памятник. Все понял, Победитов?

– задумчиво сказал начальник.

– Так точно! Товарищ майор, все уразумел! Только вы помните, что это я вас спас и еще людей ваших, а мне на том свете зачтется, а может, еще и на этом! Хотите – верьте, хотите – нет, что слышал, то и сказал без преувеличений, за что купил, за то и продал, так сказать! – На запрещенное слово «товарищ» начальник лагеря уже не реагировал, он еле успевал за каруселью собственных мыслей в голове и водил глазами по сторонам в растерянности и злобе.