Звук натянутой струны. Артист театра «Красный факел» Владимир Лемешонок на сцене и за кулисами - Яна Колесинская

Евгений Лемешонок переиграл Шекспира, Шиллера, Голсуорси, Уильямса, Чехова, Островского, славную плеяду советских классиков. Протяженность артиста во времени доказывает не количество и даже не качество сыгранных им ролей, а какой след он оставил для нового поколения. Критик Ирина Ульянина описывает спектакль «Старомодная комедия»: «Я помню так ясно, словно это было вчера, как Лемешонок играл в дуэте с экстравагантной Аматой Смирновой любовную сцену. Она провоцировала, соблазняла, и с его лица постепенно сходила маска всегдашней угрюмости. Сильный, высокий, несгибаемый мужчина таял на глазах, натурально влюблялся на сцене, не будучи влюбчивым и легкомысленным в реальной жизни». Театровед Галина Журавлева отмечает, что Иван Крутов в спектакле «Долги наши» в детском возрасте был воспринят ею как реальный человек с подлинной судьбой и остался одним из самых сильных театральных впечатлений. В воспоминаниях о нем она пишет: «Умение создавать крупные характеры сильных людей в победах и поражениях – одна из самых привлекательных черт творческой индивидуальности Евгения Семеновича Лемешонка».

Сильной личностью даже в поражении был партократ Судаков в легендарном спектакле Семена Иоаниди «Гнездо глухаря» по пьесе Виктора Розова. Но прежде, чем проиграть, он сделал свой выбор, предпочтя всему прочему карьеру и ради нее задавив лучшее в себе. Евгений Лемешонок убеждал: ничто не сдвинет Судакова с его точки зрения. С мертвой точки, с въевшихся в плоть и кровь убеждений, с заледенелой жизненной позиции. Его герой считал себя правым во всем, он даже вроде бы добрые слова о своих детях произносил приказным тоном: «Они просто обязаны быть счастливыми!». И делал их несчастными.

Лемешонок Первый не был актером-мыслителем. В пьесе средней руки иной раз суетился, педалировал черты персонажа. Но если материал давал возможность, то возникал яркий, объемный характер, появлялся герой с сильным личностным началом. Так и его Судаков в «Гнезде глухаря» получился простым и значительным – крупная личность, взращенная и извращенная советской системой. Сила образа заключалась в том, что Судаков в своем прозрении поднимался до трагической высоты.

Из архива. Про жизнь, начатую сначала

«Тем страшнее расплата. Эти мгновения прозрения у Лемешонка почти трагичны. Вот когда мы понимаем, что у человека было своё хорошее прошлое, что оно не убито привычкой не тревожить себя так называемыми второстепенными делами. Вот где рождается оправдание финальному выходу Судакова-Лемешонка в парадном костюме при всех орденах, когда отправляется он повидать давнего фронтового друга. Нет у нас сомнения, что такой человек способен начать жизнь сначала», – описывал свои впечатления после премьеры театровед Лоллий Баландин в 1979 году в газете «Советская Сибирь».

«Гнездо глухаря» обычно открывало гастроли. В 1980 году «Ташкентская правда» под истинно советским заголовком «Мир нравственных исканий» очень хвалила и отца, и сына. Лемешонку-старшему достались, в частности, строки: «Актер несколько смягчает образ, обнажает корни того перерождения, которое произошло с ним, изменило его жизнь». Затем следует пассаж в сторону Лемешонка-младшего: «Зрительское внимание всё время приковано к Прову, образ которого, так удачно вылепленный молодым актером, стал одним из основных в спектакле».

Мужская часть семьи, 1990 г. Фото Геннадия Седова.

«Гнездо глухаря» стало первой совместной работой отца и сына и обозначило начало династии. В «Тринадцатом председателе» (1979) они играли судью и прокурора, в «Ревизоре» (1983) Городничего и Хлестакова, в «Кафедре» (1985 г.) профессора и аспиранта, в «Комиссии» (1985) кулака и белого офицера, в «Ромео и Джульетте» (1990 г.) Эскала и Бенволио, в «Восемнадцатом верблюде» (1983) профессора и геолога. Много лет спустя Лем перелопатит пьесу Самуила Алешина, осовременит ее и поставит в актерской антрепризе. В этой глубоко личной истории он сыграет роль, принадлежавшую отцу. Жюри фестиваля антрепризных спектаклей «Своя игра-2007» определит лауреатов: в номинациях «Лучший спектакль» и «Лучшая мужская роль» – Владимир Лемешонок («Восемнадцатый верблюд»); «Лучший дуэт» – Антонина Кузнецова и Константин Телегин («Восемнадцатый верблюд»).

Евгений Лемешонок в спектакле «Восемнадцатый верблюд», 1983 г. Фото Геннадия Седова.

Монолог главного героя. Про плохие пьесы и хороших актеров

– Ни я, ни отец не любили пьесу «Восемнадцатый верблюд». Пьеса, на мой взгляд, фальшивая и безвкусная, не о чем в её пространстве серьезно поразмышлять. Седой элегантный мэн – профессор-мудрец, философ, Эверест, Монблан… И юная девушка, которая не понимает масштабов его личности, и выбирает человека попроще – молодого геолога. Под Монбланом драматург вполне очевидно подразумевал себя. Дмитрий Масленников поставил в «Красном факеле» эту пьесу в расчете на успех у зрителя. Такие истории нравились публике. Когда еще не было «Санты-Барбары», они заполняли пустую нишу, а позже трансформировались в сериалы. А я поставил спектакль в память об отце. При этом изо всех сил старался снизить пафосность моего персонажа, сделать его проще и живее – таким, каким был мой отец в жизни.

Ноябрь 2009 г.

Лемешонка Первого было видно и слышно издалека. Он был могуч, высок, громогласен, с тяжелым носом, широким лбом, косматыми бровями. Взгляд из-под этих бровей был порой грозен, а то и насмешлив. С такой фактурой – только на экран! Пробы в картину «Горячий снег» он, в отличие от нескольких новосибирских актеров, не прошел, и в результате роль генерала Бессонова сыграл Георгий Жженов. И уже был утвержден на роль директора завода в фильме «Укрощение огня», но, опять же, не повезло, и вместо него сыграл ее Евгений Матвеев.

Зато на местной студии «Новосибирсктелефильм» был своим человеком. В пору ее расцвета режиссер Вадим Гнедков с 1966 по 1977 год снял Евгения Лемешонка во всех своих семи фильмах. Три из них сделаны в полном метре: «У нас есть дети…», «Не потеряйте знамя» и «Сердце».

Популярность Лемешонка-старшего росла, их семью часто приглашали на исторические юбилеи и творческие встречи. С добродушной охотой и легким артистизмом он рассказывал театральные байки, от полного серьеза непринужденно переходя к юмору, чем снижал пафос воспоминаний. Был словоохотлив и красноречив, блистал остроумием, сыпал шутками. «В нем, импозантном и важном, сидел клоун», – определил сын.

Семья Лемешонков в Доме актера, 2004 г. Фото из личного архива.

Евгений Семенович умел создать веселье без применения допингов. Питием он особо не увлекался, за исключением редких случаев, но каких! Они вошли в анналы, коллеги еще долго смаковали их. А вообще лишь изредка умудрялся втиснуть рюмку-другую в узкий просвет между двумя силами притяжения – театром и автотехникой. В то время не было сервисных служб и обхаживать автомобиль приходилось самому. Ему доставляло удовольствие не только сидеть за рулем, но и лежать под днищем своего «Москвича». После спектакля он до полуночи пропадал в гараже. Вымазанный машинным маслом, перебортовывал шины, заливал тосол, крутил гаечным ключом, приобщал к этому делу сына. Нимало не склонный к такого рода грязному труду, тот зарекся когда бы то ни было сесть за руль и зарок выполнил. Зато статус Евгения Семеновича возрастал: отремонтировав старую «Антилопу Гну», он поменял ее на подержанную «Волгу», а после на новые «Жигули», и семье всегда было на чем ездить на дачу.

Лемешонок Первый, выходец из простой рабочей семьи, был виртуозным водителем и за рулем смотрелся аристократом. А более всего аристократическому духу соответствовала коллекция редких вин от благодарных зрителей, привозимых ими из заморских стран. Покушения алчных гостей на богатство прекратились после того, как родители оставили Евгению Семеновичу в наследство самогонный аппарат. Не пропадать же добру, и появилось новое хобби – готовил разные сорта самогона, экспериментировал с ингредиентами и дозировкой. Друзья-актеры дали авторскому изобретению название: Лемовка, и предпочитали ее другим напиткам. Компания Лемешонка-младшего тоже пристрастилась к фамильному алкоголю, и сын, сильно погорячившись, вдруг решил, что, мол, взял от своих родителей весь негатив и приумножил его, градусы же необходимы, дабы компенсировать тяжкое наследство. Отцовская трепетная вера в профессию, считает он, ему не передалась.

Евгений Семенович всю жизнь гордился тем, что он артист. Его убежденность в благородстве своего призвания была непоколебима. Сын в своем знаменитом «Письме к актерам» писал: «Я всю сознательную жизнь провел под впечатлением творческой цельности старшего Лемешонка, его до сих пор молодого, никакими годами и обидами не сломленного стремления к высокой простоте».