Стокгольм. Скандинавская Венеция - Юлия Антонова

Надо сказать, в «чёрном списке» Кристиана числились две женщины: вдова Стена Стуре Кристина Гилленшерна и её мать Сигрид Эскильсдоттер (Банер). Сигрид избежала внушавшей ужас участи, поклявшись передать в ведение датчан личные владения. Кристину же, согласно легенде, король позвал к себе и предложил ей выбор: быть сожжённой, утопленной или заживо захороненной. Испуганная женщина взмолилась о пощаде, пообещав монарху в залог все свои имения. Кристиан смягчился и отправил её в Данию, где та провела несколько лет в тюрьме. Позже её отпустили – по слухам, своей свободой она была обязана некоему Сёрену Норбю, адмиралу, укрывавшему шведов на своём корабле во время Кровавой бани и предложившему даме руку и сердце. Однако Густав Васа, узнав о намерениях Кристины вновь выйти замуж, пришёл в ярость, и Гилленшерна была вынуждена отказаться от своих планов.

Сразу же после беспощадной расправы Кристиан составил несколько писем, которые были разосланы во все уголки Швеции и где пояснялось, как Густав Тролле инициировал суд над жившими в королевстве еретиками и как «виднейшие умы страны» вынесли решение в полном соответствии с законами Священного Писания. По словам Кристиана, своей расправой он лишь стремился освободить население от предательства и проклятия самого Папы Римского – теперь, по мнению короля, стране не нужно было опасаться недовольства главы католической церкви. К тому же отныне он мог править «в мире и согласии», на радость всем жителям государства. Правда, Кристиан забыл упомянуть о том, что далеко не все изменники были казнены, а потому по пути короля в Данию подобные стокгольмской кровавые бани, хотя и в меньших масштабах, имели место чуть ли не в каждом втором монастыре и городе.

Объяснения пришлось давать и Папе Римскому, однако в Ватикан было направлено письмо иного содержания: Кристиан уверял, что ничего не знал о кровавой бане вплоть до её окончания. Убийство же епископов представлялось чистой случайностью: до верноподданных Кристиана якобы дошли слухи о планировавшемся убийстве будущего монарха, после чего завязалась потасовка, в которой и погибли два священнослужителя. Папа Римский, безусловно, не мог смотреть на подобное сквозь пальцы, однако идти против Кристиана было опасно: в Европе всё больше распространялись идеи Мартина Лютера, и обострять отношения с Данией, что могло привести к смене религии в стране, было далеко не самой прельщающей перспективой.

По сей день никто точно не знает, сколько человек пострадало от рук наёмников Кристиана, но наиболее часто историки склонны говорить о 82 персонах, хотя речь в таком случае, скорее всего, идёт исключительно о знати. На Стурторьйет до сих пор возвышается узкий дом, чей красный фасад украшают белые кирпичи, символизирующие жертв тех холодных осенних дней. Говорят, если какой-нибудь камушек выпадет из стены, душа казнённого, которого он «представляет», никогда не найдёт успокоения и будет бродить по извилистым улочкам Старого города до скончания веков… Пока же души умерших устраивают тайные шествия лишь в особо промозглые дождливые ноябрьские ночи…

После печальных событий 1520 г., а позже и свержения датского монарха, новый король Швеции Густав Васа принял решение о создании дополнительной оборонительной системы вокруг Стокгольма, и основным защитным пунктом был выбран остров Ваксхольм (Vaxholm), остававшийся одним из главных укреплений вокруг столицы вплоть до XX в. В 1530–1540 гг. на Риддархольмене тоже построили круглые фортификационные башни, однако это была последняя попытка защитить Стокгольм на его же территории. Вскоре город решили превратить в достойную европейскую столицу, и коренастые башни стали частью пышных дворцов, полностью покрывших крохотный островок, а в XVII в. были снесены и остатки крепостной стены в восточной части города.

Как раз в эти годы начинается бурное развитие Стокгольма: город становится настоящей столицей, где появляются все необходимые для современного поселения органы власти и коллегии. Теперь чиновники уже не путешествуют вместе с монархом по всей стране, как это нередко бывало в прежние времена, а получают отдельные конторы, где ежедневно собираются для обсуждения и решения насущных вопросов. Утверждается Верховный суд, в чью компетенцию входит рассматривать обжалованные дела со всей страны.

Напоминание о Стокгольмской кровавой бане – дом с 82 белыми кирпичами

Ряд пожаров привёл к тому, что некоторые части нынешнего Старого города могли теперь похвастать урегулированной планировкой – так, скажем, появились улицы Стура Нюгатан и Лилла Нюгатан (Stora Nygatan, Lilla Nygatan); поднятие почвы также способствовало появлению новых мест для застройки, которые корона тут же начала продавать. Некоторые участки, правда, король сохранял за собой – в ряде случаев они могли служить подарком особо приближённым лицам или усердным служакам Его величества.

Приобретателями ценной собственности стали, естественно, наиболее обеспеченные граждане города: бургомистры, адмиралы, советники и купцы. За пределами Стадсхольмена деревянные хибары были снесены и заменены помпезными каменными зданиями. Новые прямые и широкие улицы получали громкие названия: Регерингсгатан (Regeringsgatan) в честь регентского правления, Дроттнинггатан (Drottninggatan) с намёком на саму королеву Кристину (1626–1689), Фредсгатан (Fredsgatan) в память о Вестфальском мире 1648 г. Несмотря на происходившие в последующие века изменения, мы до сих пор кое-где ещё можем видеть размеры прежних улиц и площадей: примерами служат площади Густава Адольфа (Gustav Adolfs torg), Сенная (Hötorget), Эстермальмская (Östermalmstorg), Норрмальмская (Norrmalmstorg) и Сёдермальмская (Södermalmstorg), а также улицы Дроттнинггатан и Стургатан (Storgatan).

В моде теперь были строгие геометрические пропорции: от находившейся в центре района площади, словно лучи, должны были бежать идеально ровные улицы, упирающиеся в церковную башню или шпиль, что и поныне заметно на Дроттнинггатан или в кварталах Эстермальма.

При этом, конечно, каменные дома по-прежнему строили исключительно богатые люди, жившие в непосредственной близости от дворца. Остальные же вынуждены были довольствоваться деревянными одно- и двухэтажными домишками: в Норрмальме насчитывалась лишь сотня, а на Сёдермальме – 80 зданий из камня. Другими словами, только одно из 20 жилищ не было бревенчатым!

В следующем столетии началось постепенное превращение торгового города в город индустриальный. В пригородах принялись выращивать табак; открылось несколько стеклодувных мастерских. Ещё целый век торговля и ремесло, однако, преобладали над промышленностью, но уже в 1760 г. в Стокгольме насчитывалось 463 мануфактуры, обеспечивавшие работой 13,5 % населения. Крупнейшей фабрикой стало предприятие по пошиву одежды, на котором трудилось около 800 человек, но для многих жительниц столицы розничная продажа вещей и коммивояжёрство оставались главной статьёй семейного дохода.

Всё XVIII столетие было ознаменовано крупными пожарами: в 1723 г. огонь охватил кварталы около церкви Катарины, в 1751 г. – у церкви Клары, а в 1759 г. – у церкви Святой Марии. Практически все деревянные дома были уничтожены, что заставило власти запретить строительство из дерева. Одновременно в городе бурно развивалась международная торговля, и на площади Стурторьйет выросло главное сооружение столетия – огромная Биржа, в коей сегодня располагается музей Нобеля. Центр города при этом постепенно сместился от Королевского дворца к Норрмальму и площади Густава Адольфа, где успели соорудить ратушу, а в 1782 г. и Оперу с дворцом Софии Альбертины, сестры короля. Эти две постройки создали обязательную для того времени симметрию, нарушенную лишь в конце XIX в., когда здание Оперы было перестроено.

Стокгольм XVIII века уже не был прежним тёмным и тесным средневековым поселением – отныне внешний облик определяли светлые каменные дома, нередко с прилежащими красными подсобными помещениями и маленькими садиками, часть которых сохранилась на Сёдермальме.

В XIX столетии в шведскую столицу окончательно пришёл индустриализм. Здесь выросли фабрики, привлекавшие новую рабочую силу, в то время как жители близлежащих деревень и сёл остались без куска хлеба и вынуждены были мигрировать в крупные города. С появлением железной дороги нищета воцарилась и на многочисленных островах, окружавших Стокгольм: теперь у судов не было надобности проплывать мимо них, и у жителей едва ли была возможность выживать за счёт сельского хозяйства и торговли. Крупнейшим предприятием слыл механический завод Болиндера, в 1845 г. выпустивший свою первую паровую машину, а затем сконцентрировавшийся на создании каминов, горшков, мебели и интерьерных украшений.