Такой, какой я жесть… - В. Э.

Эти индивидуумы ненавидят остальных за то, что жизнь этих самых остальных сложилась на порядок лучше, чем у них самих. Что самое интересное, сами индивидуумы, в принципе, не готовы утруждать себя и пошевелить хоть пальцем для того, чтобы как-то наладить своё существование. Зато они готовы денно и нощно брызгать ядом на того, кто осмелился высказать своё мнение, отличное от их собственного, кто осмелился дать хоть какой-то совет или попытаться хоть как-то им помочь, не прибегая к жалости. Таких людей эти субъекты называют грёбаными моралистами и люто их ненавидят. Почему? Возможно, потому, что эти самые грёбаные моралисты в каком-то плане были правы, но чужую правоту субъекты признать не в состоянии в силу своего мировоззрения, воспринимая любое отличное от их собственного суждение в штыки. При таком раскладе индивидуумы не замечают, как сами уже входят в касту этих моралистов – только ещё более жестоких и взрывоопасных. Готовых очернить, опустить и втоптать в грязь абсолютно всех и вся – лишь бы доказать собственную правоту и хоть как-то оправдать немощность, коей постоянно и прикрываются.

Если уж вещать совсем откровенно, на мой взгляд, этим субъектам нравится, когда их жалеют – они получают от этого моральный экстаз и успокоение, потому как именно таким образом им удаётся оправдать своё абсолютное бездействие и лень вкупе с нескончаемыми жалобами и откровенным нытьём. Они питаются этой жалостью, потому что только в ней их спасение и оправдание. Это и есть один из самых простых жизненных путей – сидеть на филейной части ровно. Именно поэтому абсолютно любая «мораль» (понятное дело, кроме той, что их оправдывает) для индивидуумов губительна – она их просто обличает. Это не отчаяние, не смирение, не жизнь без действительных и реальных возможностей помочь самим себе. Это абсолютная неспособность принять точку зрения того, кто не подарил хоть каплю жалости. Это абсолютное нежелание и лень помогать себе самим. Это не смирение, потому как смирение приходит лишь тогда, когда сделать что-то действительно не представляется возможным. Это и есть та самая деградация, которую они и называют судьбой, Божьей волей, обстоятельствами, болезнью, депрессией и ещё многими другими совершено не оправдываемыми их словами. Под час это выглядит настолько нелепо и так по-детски, что вновь начинаешь искать информацию о том, сколько же человеку лет, и чем он занимается. И, получив её, просто тихо охреневаешь: а ведь индивидуумам подчас от 20 и выше. А что будет с ними потом…

Как уже все поняли, накипело. На истину не претендую.

Миссия невыполнима: психолог на минном поле

Сегодня чуть не пропустил время для выхода на работу, поэтому пришлось не то, что лететь – пешком развить чуть ли не вторую космическую. В своём стремительном полёте до работы чуть не сломал нос: какая-то барышня на своих цоколках, не понятно, с какого бодуна, так же чинно куда-то спешила прямо у меня перед носом и никак не хотела сдавать своих позиций и пропускать меня вперёд. В итоге, когда она резко остановилась, пытаясь крутануться на своих порядком расшатанных шпильках и эффектно встать воон в ту самую модельную позу, я чуть было не налетел на неё: благо, вовремя увернулся, подвернув ногу, и эффектно пролетел в скрючившемся виде несколько метров. Вот же ж… Девушки… Остановился, выпрямился, приосанился и с важным видом поковылял дальше. На работе меня уже ждало извещение том, что родители того самого юноши, который впервые появился в моём кабинете чуть меньше недели назад, записали своего сына на сегодняшний день в то же время. Вновь перед приездом важных клиентов вышел на перекур, вновь увидел всю чету, в добровольно-принудительном порядке ведущих своего собственного сына ко мне, вновь заставил себя немного подождать (благо лишними десятью минутами я располагал). На сей раз парня удалось разговорить, после чего он шёл на контакт более охотно и чувствовал себя менее скованно.

Но вот его родители… Чувствуется явная недолюбленность и жёсткое, вгоняющее всех и вся в узкие рамки совковое воспитание. Пока этот паренёк заседал в моём кабинете и пытался построить более-менее содержательный рассказ о себе и о том, с какой целью, по его собственному мнению, родители таскают его уже не первый год по всякого рода специалистам (которые, кстати, так и не сумели помочь этой семье найти взаимопонимание), я продолжал наблюдать за ним, и картинки из моего собственного прошлого никак не хотели тихо-мирно растворяться в реальности. Нет, я уже давно напрочь запретил себе проецировать свой личный жизненный опыт на других людей – это помогает мне учиться пользоваться теми способностями, которые и без того растут с каждым днём.

За время нашего с ним диалога я прочувствовал и услышал не один тревожный звоночек. Но больше всего меня удивило два факта: почти все предшествующие мне психологи в своих попытках промыть парню мозги использовали настолько старые приёмчики, что у меня в мыслях сразу же возник резонный вопрос на предмет того, кто вообще надоумил их использовать столь устаревшие и уже давно не эффективные методы провождения мозговой клизмы на новом современном поколении. Второй же факт заключался в том, что ни один из предыдущих специалистов даже не пытался хоть как-то и хоть что-то донести до ума именно его родителей. То есть, даже с их квалификацией они не смогли осилить тот факт, что проводить подобного рода беседы нужно не только с теми, кого к ним записали и привели на приём, но и с теми, кто, непосредственно, их и привёл.

Возможно и то, что всем этим специалистам просто не хватило смелости сказать всё это родителям этого паренька. И, да: у меня есть веские основания так думать, потому как по многим оценочным данным, до его матери не составит особого труда достучаться – она действительно серьёзно переживает за душевное состояние и поведение своего сына. Но его отец… Это как раз тот самый контингент людей, сознательно заковывающих себя в такую броню, что даже самые квалифицированные специалисты в области психологии подчас не в силах донести до них мысль, если она не соответствует собственным критериям и ожиданиям таких людей. И я уже чувствую себя сапёром на службе своей страны, потому как сегодня, когда родители приехали забрать своего сына после окончания очередной беседы с психологом, я пригласил их на отдельный приватный разговор завтра ближе к вечеру. И они согласились. Правда, не сразу: для начала отец парня пробуравил меня своим насмешливым и одновременно тяжёлым взглядом, а-ля «Ну и как же и в чём же ты попытаешься переубедить меня, мальчик?». Так что у меня очередная «Миссия невыполнима: психолог на минном поле». Заминированным же поле является по той простой причине, что хотя бы одно моё неосторожное и до мельчайших деталей не продуманное телодвижение в виде хоть какого-то эмоционального порыва и отступления от плана, и дальше можно даже не пытаться: если отца этого юноши не вынудить задуматься (причём, всерьёз) с первых двух-трёх фраз и таким образом допустить ошибку, можно сразу просто идти тихо-мирно курить за уголок, ибо такие люди второго шанса не дают. В-общем, мне предстоит ювелирная работа, поэтому эта ночь не предназначена для спокойного сна..

Улыбка как показатель прогресса

Вчера вечером благополучно забрал свою посылку и уже дома пришёл в восторг: вот могут же китайцы делать столь прекрасные и качественные вещи по доступной цене. И могут даже их благополучно доставить до места назначения. Если перед этим их хорошенько потормошить…

Зато сегодня уже с утра у меня возникли непредвиденные обстоятельства в виде оплошности секретарши, из-за которой на утро в одно и то же время был записан не один клиент, а сразу двое. Это были молодая, но довольно невзрачная женщина и мужчина в летах, но из того самого типа людей, которые даже стареют красиво. Отсылать кого-то из них обратно или просить подождать было некорректно, секретарша предложила кому-то из них сделать перезапись на другой день в то же время, но ни у первой, и у второго дополнительного свободного времени не нашлось. А в моей голове зародилась идея, после которой оба могли бы счесть меня неквалифицированным работником, которого взяли по объявлению с остановки: я предложил им двойной приём. То есть, они оба присутствуют в кабинете, оба в присутствии друг друга говорят о своих проблемах, таким образом делясь своим опытом, и, возможно, помогают в чём-то друг другу. Вообще-то, такие сеансы не приветствуются, да и сами люди приходят к психологу, ожидая увидеть в кабинете только его и провести беседу только с ним. То есть, всё анонимно и конфиденциально… Но, сочтя это новым методом, они оба согласились. А секретарша в виде извинений согласилась принести три порции кофе. Этот сеанс был чем-то абсолютно новым: тем, о чём нам никогда не рассказывали и не предлагали попробовать на лекциях в академии. А вот зря, потому как порой я просто сидел и наблюдал за тем, как эти двое незнакомых и абсолютно разных во всём людей раскрываются друг перед другом, начиная с изложения собственных проблем и заканчивая обсуждением чужих. В каких-то моментах они стеснялись друг друга, на какие-то темы разворачивали бурные дискуссии, в каких-то утверждениях соглашались друг с другом, в чём-то готовы были поспорить. Но самое главное осталось неизменным: они делились своим собственным жизненным опытом – эти двое незнакомцев. Мне же была отведена вполне посильная задача: в нужное время вставлять свои пять копеек, следя за тем, чтобы их диалог не переходил рамок дозволенного… После окончания сеанса они, получив всё то, за чем и пришли, разошлись по своим делам. Возможно, самостоятельно не заметив того факта, что оставили след друг в друге. Пусть не глобальный – но он начал появляться в тот самый момент, когда они только вступили в диалог…