Румп: Настоящая история о Румпельштильцхене (ЛП) - Лисл Шуртлиф

Да, она была хорошенькая, золотистые волосы, алые губы. Ханс Джейкоб предлагал мельнику четырех овец и дойную корову за женитьбу на Опаль. Это было целое состояние! Но мельник категорически отказался. Он считал, Опаль стоила гораздо большего; все подумали, что мельник просто сошел с ума. Он что, хотел выдать свою дочь за королевскую особу?

В тот самый момент Опаль посмотрела на меня, и я заметил то, чего раньше никогда не замечал. Она была красива, да, но лицо её было каким-то пустым. Опаль уставилась на меня, высунула язык, как лягушка, которая ловит мух. Не очень-то красиво. Она повторила движение, выглядело это как нервный тик. Я подумал, заметил ли Ханс Джейкоб подобное, если да, возможно, ему стало легче пережить отказ.

Мельник положил паек к моим ногам.

— Добудь побольше золота, и я скажу Опаль, чтобы научила тебя прясть. У неё отлично получается, но я знавал таких, у которых, как бы сказать… дар от природы. — Он посмотрел на меня, странно улыбаясь. Он что, проявлял доброту? Не думал я, что мельник был способен на это.

Я отнес паек домой, но поскольку бабуля отдыхала, поесть дома было нечего, кроме кусочка сыра. Я накормил Молочко, Ничто и куриц, а они блеяли, кудахтали и вымаливали добавку. У лица порхали феи, а под ногами проскакал гном, скандируя: «Сообщение для Гертруды! Сообщение для Гертруды» с настойчивостью в голосе. Еще один ребенок, наверное.

Вдруг мир показался мне шумным и переполненным. Я не хотел быть рядом с кем-либо или с чем-либо. Я хотел остаться один. А на Горе есть только одно такое место, где можно побыть одному. Это Леса.

Большинство людей избегают Лесов из-за троллей и орков. Ещё там живет Ведьма Лесов, а от ведьм лучше держаться подальше. Я слышал про одну ведьму, которая отлавливала детишек и готовила их на ужин! А бабуля рассказывала мне про ведьму, которая выхватила малышку прямо из рук родителей и заперла её в башне, откуда та так и не смогла выбраться. Как же это гадко — украсть малыша!

Но самая большая опасность от ведьм — это их магическая сила. Не стоит и упоминать о тех ужасах, которые могли творить ведьмы: нагнать ураган прямо над твоей головой или превратить тебя в жирную свинью, чтобы полакомиться тобой на обед. Будучи худощавым, я не хотел рисковать, поэтому далеко в лес заходить не стал, зашел ровно настолько, где был окружен высокими деревьями, и никто из Деревни не мог меня видеть. Повсюду стояли пеньки, оставленные дровосеком. Он был единственным, кто когда-либо заходил глубоко в леса. На один из этих пеньков я и уселся.

Сквозь деревья я мог разглядеть долину, в которой простиралось Королевство. Дома казались такими маленькими, что я мог накрыть их большим пальцем. За домами стоял королевский дворец, который я смог накрыть, используя обе руки. За дворцом ничего не было, кроме дорог, которые вели к деревням ВонТам и ЗаПределами.

Точно так же, как мы не даем имена нашим животным, мы не даем названия местам, в которых живем, мы просто пользуемся их названиями, ну, или даем название по местам, где они расположены: Гора, Королевство, ВонТам… Мне кажется это скучным, но я подозреваю, что мы тратим столько сил и энергии, давая имена нашим детям, что просто ни на что больше её не хватает.

Мне на руку сел фей, я прогнал его. Он запищал и, щебеча, бросился на меня снова.

У фея были голубые волосы и большие зеркальные крылья. Он казался таким милым и безобидным, что я позабыл про разум и поднес к нему палец, словно фей был ручной птичкой. Он сел на него и хихикнул. У фея был такой самодовольный и дразнящий взгляд, словно он знал про меня какую-то тайну. Может быть, он знал, где зарыто много золота.

На меня сели еще две феи. Я осторожно их стряхнул. Они умчались прочь, но потом вернулись. Одна села мне на плечо, вторая — на ухо, а потом прилетели еще и еще. Они танцевали у меня на голове, на руках и пальцах, и все щебетали и попискивали. Я попытался стряхнуть их, но потерял равновесие и упал на пенек.

А потом феи на меня напали. Они прилетали прямо в меня, словно маленькие разноцветные искорки. Одна укусила меня за ладонь. Некоторые кусали меня за руки. Я пинался и извивался, чтобы прогнать их.

— Ах, вы, стервятники! — прокричал я, но они визжали и нападали на меня, словно летающая армия. Другие кусали меня за шею.

Потом на меня сверху что-то посыпалось, а когда я открыл рот, чтобы закричать, в него тут же набилось полным-полно грязи. Она все сыпалась сверху. Это был какой-то грязевой дождь. Феи закричали громче, чем обычно, и роем улетели. Когда я очистил от грязи глаза, их уже не было, а я увидел девочку.

Это была Краснушка.

Она серьезно на меня посмотрела и сказала:

— Ты что, сделан из золота? 

Краснушка и Ее Бабушка

Лежа на земле, словно придушенный цыпленок, я посмотрел на Краснушку снизу вверх.

— Феи не ведут себя так, если только твои карманы не полны золота, — сказала она. — Ты что, украл часть?

— Нет, — ответил я, вскакивая на ноги. Затем я стряхнул грязь и немного отступил назад. Несмотря на то, что Краснушка никогда не смеялась надо мной, она все же немного меня нервировала. Однажды она ударила мальчика, который дразнил ее, в нос кулаком так сильно, что ее имя текло по его лицу. Именно тогда всем стала понятна ее судьба.

— Я не собираюсь бить тебя, — она словно прочитала мои мысли. — Что ты делаешь в Лесу?

— Просто думаю, — ответил я, собираясь спросить ее о том же. Но Краснушка внезапно шагнула вперед и указала на мою шею.

— Они покусали тебя, — сказала она, подозрительно глядя на меня. — Феи не пристают, пока рядом нет золота. И уж точно не кусают, если у тебя его нет, причем немало.

Внезапно я почувствовал пульсирующую боль во всем теле. Четыре пальца выглядели будто сосиски, на руке увеличивался синяк, а воротник сдавил опухшую шею. Краснушка была права. Я никогда не видел, чтобы фея кусалась, если только у тебя не было кучи золота. Но у меня его не было. Я вывернул карманы и продемонстрировал руки Краснушке.

— Как ты избавилась от фей?

Она подняла кулаки и выронила грязь.

— Феи ненавидят быть грязными, они любят сверкать.

Мне бы стоило держать горшок с грязью возле кровати и рядом с очагом. Учитывая, как меня отделали, не помешало бы всюду таскать за собой мешок с грязью.

Деревенский колокол зазвонил, заставив нас обоих подпрыгнуть от неожиданности.

— Ребенок родился, — произнесла Краснушка.

— Да, — ответил я.

Вскоре по деревне побежит гном, сообщая имя ребенка. Когда жители узнают имя, все станут обсуждать его особенности, длину, звуки. Обсудят и то, какая судьба уготована ребенку.

— Ненавижу колокол, — сказала Краснушка.

— Я тоже.

— И ненавижу гномов.

— Я тоже.

Мысленно я всегда представлял, как звонит колокол и бегут гномы, крича: «Румп! Румп! Имя новорожденного зовут — Румп!» Мне стало интересно, смущена ли Краснушка, она выглядела по-другому. Может, мы оба одиноки именно из-за наших имен.

— Почему мы даем имена только детям? — внезапно спросил я.

— Что ты имеешь в виду?

— Почему мы не даем имя Горе или Королевству, дорогам, животным или даже Лесу?

Краснушка насмешливо посмотрела на меня.

— Этим вещам не нужны имена, — ответила она. — Все это знают. В именах скрыта сила, и она не должна впустую тратиться на что-то неживое. Деревня не нуждается в судьбе.

— Но иногда место может жить, чувствовать свою мощь и судьбу, как если бы она у него была. Эти деревья — они живые.

— Да, живые, — согласилась Краснушка. — Но это не значит, что им необходимы имена. У них нет судьбы, а у нас она есть.

— А как насчет Деревни? Разве не славно было бы назвать ее Астерией или Оченлефом? И если бы ты захотела отправиться в путешествие, ты бы могла сказать: «Наконец-то я покидаю Астерию!» А когда возвращалась бы домой, то сказала бы: «Ах, милый Оченлеф, моя родина». Это приветствие давно потерянного друга, а не какой-то горы из металла или просто земли. Возможно, тогда у нее появилась бы судьба.

— Это самая сумасшедшая мысль, которую я когда-либо слышала, — сказала Краснушка, но ее губы улыбались.

В отдалении были слышны гномы, кричащие что-то своими резкими голосами. В конце концов, один из них пробежал мимо нас.

— Шерстянка! Имя новорожденной девочки — Шерстянка! Шерстянка!

Мы с Краснушкой уставились друг на друга и прыснули со смеху. Мы смеялись и хохотали, держась за животы, пока слезы не потекли у нас из глаз, как вдруг что-то появилось из темноты между деревьями, надвигаясь прямо на Краснушку.

Я перестал смеяться. Краснушка еще хихикала, когда худая узловатая рука легла ей на плечо. Она обернулась и взвизгнула.

— Бабушка! — она нервно посмотрела по сторонам, как будто кто-то наблюдал за нами. — Ч-ч-что ты здесь делаешь?

— Я иду, куда пожелаю, девочка моя, — ее голос был удивительно тверд, несмотря на то, что выглядела она весьма старой. Щеки свисали ниже подбородка, а опиралась она на корявую палку, которая тряслась в ее руке.