Дом на Рождество (ЛП) - Джоли Мика

Засунув руки в карманы, поднимаюсь по мощенной дорожке между колоннами и останавливаюсь на крыльце. У меня нет ключей, и мне остается только тяжело сглотнуть, когда я поднимаю руку, чтобы позвонить в дверь. Не успевает палец коснуться кнопки, как дверь распахивается и передо мной предстает женщина, стоящая в центре всего этого — стройная, со светлой кожей, с застывшей грустью в ее обычно ярко-карих глазах, с исходящим из каждой клеточки тела беспокойством, и россыпью веснушек на лице. Она выглядит усталой и прячет неловкость за вуалью, но она все так же ослепительна, как и всегда.

Холли Миллер. Моя будущая бывшая жена.

ГЛАВА 3

Рождество — не время года. Это чувство. Эдна Фербер

Холли

Итан выглядит хорошо, несмотря ни на что. Он все так же отлично сложен, как и всегда, обладатель стройного, спортивного тела. Его волосы — не то рыжие, не то каштановые — стали длиннее, а голубые глаза — такие светлые, что напоминают утреннее небо на рассвете — остались такими, какими я их помню. В этих глазах так легко потеряться и, на мгновение, я теряю дар речи. Никто из нас ничего не говорит; наша ситуация и воспоминания о последней встрече тяжело повисают воздухе.

— Привет, — слабо выдавливаю я, наконец, находя в себе силы.

— Привет, — отвечает он, и его дыхание облачками пара вырывается наружу. И опять пауза. — Можно войти?

— О. Точно. Да, конечно. — Все в нем по-прежнему возбуждает меня. Его суровое красивое лицо. Легкая щетина на скулах. И тело, которое мне так хорошо знакомо — широкие плечи, мускулистая грудь, длинные ноги — каждый дюйм его тела восхитительно тверд. Отбросив воспоминания, выхожу на крыльцо, кутаясь в свитер. Снаружи небо стало серым от набежавших на него густых, злых туч, а легкие хлопья снега падают на землю. Кажется, что все происходит, словно в замедленной съемке. — Тебе нужна помощь с сумками?

— Сумкой, — поправил он. — Все в порядке. Подожди секунду. — Похоже, обрадованный тем, что ему есть чем заняться, он направляется к своей машине, некоторое время роется в ней, прежде чем вытащить свой большой черный чемодан, который я подарила ему на вторую годовщину нашей свадьбы.

— Извини, — пробормотал он, возвращаясь на крыльцо. — Ты, наверное, замерзла.

— Я в порядке, — отвечаю я отрывисто, наблюдая, как он стряхивает снег с ботинок и проходит мимо меня в дом.

Нервы пляшут у меня в животе. Стою, не зная, что делать дальше.

Пойти за ним в дом?

Ну, не думаю, что у меня есть выбор, верно?

Эта неделя могла бы пройти легче, если бы никаких похорон не было. По крайней мере тогда я бы не была вынуждена находится рядом с Итаном, когда сама была в таком слабом состоянии. По крайней мере тогда я бы не поступила так, как поступаю всегда, отбросив осторожность в порыве эмоций и подлив еще больше бензина в горящий костер, которым и является мой брак. Но нет смысла размышлять об этом. Что сделано, то сделано, и то ли еще будет.

Как бы я ни ценила бабушкины труды, вложенные в нас с Итаном, я не питаю иллюзий, что из этого что-то выйдет, помимо мучительной траты времени. Идеализм — это хорошо, но невозможно исправить все.

Порыв ледяного ветра обжигает меня, вызывая дрожь в теле. Я делаю глубокий вдох и принимаю свою судьбу.

Захлопнув дверь, следую за ним, включая свет в прихожей. В молчании мы проходим в гостиную. Дом двухэтажный, светлый и просторный с полами из красного дерева и высокими потолками. За каждой мелочью в этом доме стоит Итан — от кирпичного камина до антикварной мебели в сочетании с яркими цветами и уютными тканями. Всякий раз, когда бабушке нужно было что-то сделать в доме, она всегда обращалась к своему любимому архитектору.

— Я так рада, что вы поженились, — говорила она, — хорошо, когда в семье есть архитектор.

Я дергаюсь от воспоминаний. Бабушка, это будет самое трудное Рождество в моей жизни.

— Ты еще не начала продавать мебель? — Итан подходит и становится возле уютного кресла, стоящего у окна. — Я рад.

— Я подумала, что смогу выставить ее на продажу после… — Развода. Все внутри переворачивается. — Это все принадлежало ей. Меньшее, что я могу сделать, это оставить все как есть на Рождество.

Он кивает.

— Кажется ты приняла верное решение.

Еще одна неловкая пауза. Боже, как много их было в последнее время.

— Я подготовила третью комнату слева, — говорю я ему, нарушая тишину. — Ты можешь оставить вещи там.

— Спасибо. — Итан, растягивает губы в улыбке, которая не касается его глаз, и исчезает наверху, оставляя меня расхаживать взад-вперед по кухне, не понимая, что мне делать.

Когда он спускается обратно, его брови нахмурены.

— Послушай Холли, — говорит он, скрещивая руки на груди. — Я тут подумал… — Он разжимает руки и потирает затылок, признак того, что расстроен или чувствует себя неловко. В данный момент оба варианта верны. — Может быть нам не стоит говорить о разводе. Сейчас, я имею в виду. До тридцать первого декабря, когда мы все подпишем и оформим окончательно. Я думаю, это сделает нашу ситуацию немного проще… и более цивилизованней.

Он прав. Мы уже прошли через невероятный стресс и шквал эмоций, которые сопровождают пару, поднявшую вопрос о том, стоит разводится или не стоит. Раз уж мы застряли здесь на Рождество, то можем хотя бы попытаться быть любезными друг с другом. В конце концов, наступит первое января, и мы оба будем свободными — незамужней женщиной и неженатым мужчиной.

Я не обращаю внимания на узел в животе и киваю.

— Хорошо.

Облегчение пробегает по его лицу.

— После всего этого…

— Мы подпишем бумаги, — добавляю я. — И тогда мы приступим к продаже этого дома. — Делаю паузу и оглядываю роскошную обстановку. — Это будет несложно.

— Даже… как-то жалко, — признает Итан. Заметив мой скептический взгляд, он добавляет, — Я бы соврал, если бы сказал, что не буду скучать по этому месту.

— Да. — Поджимаю губы. — Я тоже.

Итан замолкает и идет на кухню, останавливаясь у стола, чтобы бросить взгляд на задний двор, который выглядит ослепительно сказочным.

— Это странно? — спрашивает он меня, не оборачиваясь. — Быть здесь без нее?

— Без нее так пусто. — Я проглатываю боль. — Она всегда с головой окуналась в этот праздник. В этом была своя магия.

— Я помню. — Итан поворачивается ко мне, его глаза сияют. — Что, если мы украсим дом?

— Правда? — спрашиваю я, удивленная и тронутая этим предложением.

— Это может стать данью уважения. — Он криво усмехается. — Своего рода проводами. На праздники.

Я не знаю, что больше застало меня врасплох — само предложение или искренность в его голосе. У него взгляд — такой редкий, в котором горит почти детский идеализм — что я чувствую, как незаметно для себя оттаиваю.

— Это… хорошая идея. На самом деле, это отличная идея.

— Правда? — Итан усмехается, вскидывая брови. — Я рад, что ты так думаешь. Во всяком случае, будет чем заняться.

— Да, конечно. — Я прохожу мимо него — Думаю она хранит… хранила рождественские украшения на чердаке.

— Думаю да. — Еще одна долгая пауза пронзает липкий воздух, пока Итан снова не начинает говорить. — Я спущу их утром, и мы сможем поставить елку. Хорошо?

— Да, звучит здорово.

Он широко улыбается, в уголках его голубых глаз появляются легкие морщинки, и мое сердцебиение ускоряется.

— Что ж, — говорит он, уже направляясь в коридор. — Я, пожалуй, пойду спать. Увидимся утром. — И с этими словами он исчезает. Кажется, Итан так же благодарен за то, что отвлекся, как и я. Чувствую, как комок подступает к горлу, когда он спешно уходит словно у него есть незаконченные дела.

Это та часть наших отношений, которая никогда не становилась проще, сколько бы времени ни прошло, и часть меня задается вопросом, а станет ли когда-нибудь. Мы любили друг друга, — и до сих пор любим, по правде говоря — но мы отдалились. С этим ничего не поделаешь, и, черт возьми, неделя в Вермонте уж точно ничего не исправит.