Совокупный грех - Сергей Зверев

Я почувствовал в голосе Зои призывные нотки и решил, что пора бы перейти к главной цели моей встречи с молодой женщиной.

— Зачем ждать следующего раза? — спросил я тоном барского сынка, пытающегося соблазнить дворовую девушку. — Мы можем сегодня не расставаться, и я с удовольствием буду слушать всю ночь сказки Шахерезады.

Зоя посмотрела на меня взглядом приятно удивленного заманчивым предложением человека, и я решил, что отказа в предложении скоротать ночь вдвоем не последует, и уже мысленно начал было раздевать молодую женщину, прикидывая, с какой части ее великолепного тела лучше всего начать предварительные ласки, как вдруг выяснилось, что я рановато включил свою буйную эротическую фантазию.

— Извини, Игорь, но сегодня я не могу, — заявила Зоя виновато, потом взглянула на ручные часики и проворковала: — Да и вообще время уже позднее, мне домой пора.

Вот это да — прокол! А где же благодарность за потраченные мной сегодня деньги? Я почесал затылок и как-то растерянно сказал:

— Ну, ладно, надо так надо.

Зоя отставила в сторону длинный стакан с остатками коктейля и вдруг взяла мою лежавшую на столе руку в свою и погладила. Ладошка у нее оказалась неожиданно холодной, сухой и до того неприятной на ощупь, что мне пришлось подавить в себе желание высвободить руку.

— Ну, не обижайся, право, — проговорила Зоя задушевным тоном. — У нас с тобой еще будет время увидеться. А сегодня мне действительно пора.

Я хотя и с трудом, но все-таки сумел оправиться от удара, нанесенного моему самолюбию, и смириться с мыслью, что ночь придется провести одному.

Я натянуто улыбнулся и сказал:

— Обидно.

— Что обидно? — удивилась Зоя, не поняв, о чем идет речь.

Не люблю показывать перед дамой, что очень расстроен неудавшейся попыткой затащить ее в постель. Но на сей раз удержаться не смог. Я состроил скорбную мину и проговорил:

— Обидно, что в музее мало побыли. Если мы еще когда-нибудь встретимся, то непременно пойдем в Третьяковку и осмотрим каждый зал.

Я сделал официантке знак, чтобы рассчитала нас. Когда девушка подошла и подала мне счет, я лишь мельком глянул в него и выложил на стол необходимую сумму, оставив официантке рублей семьсот чаевых на поддержание имиджа японки. Пусть Зоя видит, какому щедрому любовнику отказала.

— Си-пасибо, офисиянтка-сан! — поблагодарил я служащую ресторана, поднялся с места и снял с вешалки шубку Зои, чтобы помочь ей одеться.

Молодая женщина поднялась с места и приблизилась ко мне.

— Все-таки обиделся, — видя мое настроение, укоризненно проговорила она, просовывая руку в рукав шубки.

— А чего обижаться-то? — буркнул я, помогая даме до конца облачиться в верхнюю одежду. — Увидимся в другой раз.

Зоя в знак расположения, а возможно, укрощая во мне зверя, погладила мою щеку. Именно так на арене цирка, успокаивая, гладит дрессировщик вдруг выбившегося из-под контроля тигра.

— Завтра?! Хорошо? — заглядывая мне в глаза, проговорила она. — Завтра воскресенье, и мы с тобой встретимся днем. Идет?

Зоя стала застегивать шубку, а я начал надевать куртку.

— Завтра так завтра, — ответил я, наконец-то просовывая руки в отчего-то вдруг запутавшиеся рукава, и улыбнулся: не стоит уж переигрывать, строя из себя буку. А то и завтра ночью можно остаться без сладких объятий прекрасной блондинки. — Да все нормально, Зоя.

Молодая женщина повеселела.

— Правда?

— Да правда, правда, — рассмеялся я как можно непринужденнее и сделал шаг в сторону, пропуская даму вперед.

Надевая на ходу головные уборы, мы вышли на лестничную площадку, потом спустились вниз по лестнице, и тут уж я сам прошел вперед, выскочил на улицу и придержал тугую дверь, чтобы Зоя могла выйти. Было уже темно. В подворотне по левую сторону тускло горел фонарь, за ним в темноте двора угадывались падающие снежинки, казавшиеся черными. С правой стороны в длинном тоннеле фонаря не было, слабый рассеянный свет уличного освещения, падавший с Кадашевского переулка, позволял только угадать свод подворотни. Там стояли двое мужчин. Один в модном пальто со стоячим воротником и зимней кепке, второй — в недорогой куртке и вязаной шапочке.

Я почему-то сразу понял, что эти двое поджидают именно нас, что косвенно подтвердила и Зоя, которая — это было заметно в желтоватом свете фонаря — побледнела. О чем-то разговаривающая парочка, завидев нас, разом развернулась и быстрым шагом направилась в нашу сторону.

Зоя в ужасе отпрянула от меня и прошептала:

— Что сейчас будет! Ты не представляешь!

То, что сейчас будет нехорошее, я догадывался. Во-первых, потому, что почувствовал дрожь во всем теле, какая обычно бывает у меня в преддверии драки, а потом после первого удара, к счастью, проходит. Во-вторых, оба мужчины шли уж очень решительно и, по всему видать, были агрессивно настроены. Они приблизились, и я смог их рассмотреть. Одетому в модное пальто было около сорока лет. Выше среднего роста, широкоплечий, уже набравший к своим годам вес, он производил впечатление физически развитого человека, крепкое телосложение которого не могло скрыть даже пальто. Одет он, кстати, был довольно легко — пальтишко явно не по сезону, туфельки на тонкой подошве, да и брючки, не рассчитанные на зимнюю стужу. Но эти факты не говорили о том, что мужчине нечего надеть, вовсе нет. Шмотки были дорогими, а то, что одет легко, так, вероятно, приехал на машине, наверняка крутой, соответствующей, по всей видимости, не низкому статусу своего хозяина. О том, что мужик принадлежит к высшему сословию нашего общества, говорило и его холеное лицо с тонкими губами, живыми глазами, тонким носом. Мужик, как мне почудилось, был высокомерен, уж очень надменным казалось выражение его физиономии, хотя, возможно, просто чертовски зол.

Второй имел вид забулдыги. О том, что мужчина лично знаком с Бахусом и довольно часто проводит время в его компании, говорило и опухшее большеносое лицо, красное, явно не от мороза, а от излишнего употребления алкоголя, и пустые бесцветные глаза, и обвисшие щеки, и развесистые губы, придававшие мужику вид олигофрена, озабоченного добычей не хлеба насущного, а даров Вакха. Да и одет он был как опустившаяся личность — в давно вышедшую из моды болоньевую куртку, старенькие джинсы и зимние кроссовки. Хотя этот мужик и был выше и здоровее своего спутника, он, в отличие от первого, не производил впечатления физически развитого и накачанного человека. Что объединяло этих таких разных людей, оставалось загадкой.

Все то, что я увидел в этот момент, я осмыслил позже, когда остался один, тогда же мне просто было не до размышлений, анализа ситуации и выводов относительно личностей поджидавших нас с Зоей в подворотне, ибо действия развивались стремительно и времени рассуждать не оставалось.

— Это кто?! — с ходу спросил у Зои подошедший к ней «модник».

— Э-э-э, — пролепетала молодая женщина, сделала шаг назад и в испуге прижалась к автоматически закрывшейся в японский ресторан стеклянной двери. — Володя, ты все не так понял!

Сдерживая злобу, мужчина ткнул в мою сторону указательным пальцем и сквозь зубы повторил:

— Я тебя спрашиваю, кто это?!

Зоя, раскинув руки, еще больше прижалась к дверям и стала похожа на наколотую бабочку в подсвеченной витрине зоологического музея.

— Это не то, о чем ты подумал, Володя!.. — выдавила молодая женщина. — Я тебе все сейчас объясню.

Такого унижения я давно не испытывал. Этот хлыщ говорит так, будто меня здесь нет. Возможно, он и имеет право предъявлять Зое какие-то претензии и хамить ей, я не знаю, но не замечать меня, словно я никчемное существо, — нет! Дрожи в теле как не бывало. Я почувствовал, как во мне закипает негодование, попробовал погасить его, но не получилось, и я, не скрывая своей враждебности, проговорил:

— Уважаемый, а вам не кажется, что вопрос «кто он такой?» следует задать непосредственно человеку, к которому он имеет отношение?

Мужик смерил меня брезгливым взглядом, словно хотел дать понять, что с таким, как я, он считает говорить ниже своего достоинства, но все же снизошел до реплики.

— А тебя, урод, вообще не спрашивают!

Ничего себе! Это я-то урод?! Я, у которого от женщин отбоя нет! Не знаю, кем ему Зоя доводится, но и та вон на меня запала.

— Чья бы корова мычала! — ухмыльнулся я. — Тоже мне Ален Делон…

По правде говоря, ничего уж крайне унижающего человеческое достоинство я не сказал, так себе, на уровне перепалки между покупателями в очереди, но мужик разъярился, будто я нанес ему смертельное оскорбление. Он был взвинчен до предела, негативная энергия требовала выхода, а поскольку выместить злость на женщине при свидетелях да на улице он, очевидно, не решался, то с удовольствием переключился на мою персону.