Путь один- в глубь себя - Бхагаван Раджниш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отречение никак не связано с содержимым твоего кошелька, это экзистенциальное состояние человека. Но как измерить это состояние? Деньги — вот наша единственная, привычная мера, так что отречение мы тоже измеряем их количеством. Любопытно, что и степень отречения, и терпимость мы отмеряем в денежном эквиваленте. Деньги — вот наше мерило. Деньги — наше единственное прибежище. И пока деньги будут нашим прибежищем, бытие случиться не может. В каком состоянии ума возникает понимание, что «Наше единственное прибежище — сущее»? Оно возникает, когда исчезает мираж денег, когда человеку открывается, что деньги — тлен и ничего не стоят, — сколько бы ты их ни скопил, тебе это ничего не даст.
Богатство противоречит бытию. Это борьба, столкновение. Богатство — это способ избежать сдачи. Богатство означает: «Я и сам обладаю силой и властью, к чему мне сдаваться7. Зачем искать прибежища у кого-то еще? Пусть люди ищут прибежища у меня». Богатство — рекламный плакат, призывающий людей навестить твое убежище. Вот почему Иисус настаивает: «Только бедные могут прийти ко мне».
Иисус говорит: «Верблюд может пройти через игольное ушко, но богач не попадет в Царство Божие». Это не значит, что богатым людям никогда туда не попасть. Вопрос здесь не в размерах состояния, а в том, что для тебя имеет наибольшую ценность. Может, у тебя нет ни гроша за душой, ты — нищий, но если самое главное для тебя — деньги, если они — цель твоей жизни, предел мечтаний, если все ты меряешь деньгами, то будь ты каким угодно бедным, но в Царство Божие тебе не попасть. Почему? Да потому, что тот, кто верит в богатство, верит в эго. Найти прибежище в богатстве — значит найти прибежище в эго.
Прибежище в бытии, в Божественном, означает, что эго больше не служит твоим прибежищем; воле человека приходит конец. Человек, в котором много того, что мы называем силой воли, сочтет это утверждение нелепым и бессмысленным, ведь он думает: «Я и есть моя собственная сила. Моя сила исходит от меня; мой успех заключен во мне. Богатство, положение в обществе, престиж — все исходит от меня. Я — источник силы; я создам богатство, расширю империю, наращу свою силу. Я даже смерть преодолею и в один прекрасный день добьюсь окончательной победы». Мирской, приземленный человек — это человек, опирающийся на свое эго.
Это сложно понять, ведь уверенность в себе — очень ценное для нас качество, мы учим этому детей, мы говорим: «Нужно крепко стоять на ногах. Нужна уверенность в себе. Сражайся, сопротивляйся, не бойся. Не сомневайся, что победа будет за тобой, — и ты победишь. Весь секрет соперничества, противоборства — уверенность в себе. Если ты ее утратишь, то дрогнешь и не устоишь». Мы всех и каждого поучаем: «Твоя сила неисчерпаема. Не бойся; борись, и не сегодня-завтра все придут просить у тебя убежища».
И вот наступает день, когда эта иллюзия дает трещину, человек думает: «Как я могу быть источником силы, ведь нет меня самого! «Я есть» — это не более чем умозрительное построение. Я смогу существовать, только если у меня получится и дальше оставаться отделенным от всего сущего. Но если всего на несколько минут лишить меня воздуха, я не смогу дышать и мне придет конец; не взойдет солнце — и через некоторое время я умру. Если вытянуть один самый маленький кирпичик из этого огромного мироздания, то все сооружение под названием «я» — обрушится. Я лишь крохотная часть единой Вселенной, и меня нельзя от нее отделить. Как только я отделяюсь, меня нет». Просто подумай об этом. Отдели себя от всего сущего, кем ты станешь? Ты исчезнешь в то же мгновение.
Поток твоей жизни исходит из целого, из всеобщего. Твое дыхание исходит из целого и возвращается к нему. Ты рождаешься из него и после смерти к нему возвращаешься. Все исходит из него и возвращается к нему. Это огромное колесо бытия, в котором ты вращаешься; твое существование не отделено. С кем же ты ведешь эту битву? Она возможна, только если ты отделен; тогда другие люди станут твоими соперниками, твоими врагами.
Запомни: пока человек не почувствует, что существование — это его прибежище, на целом свете у него будут одни враги и никаких друзей. Даже те, кого мы называем друзьями, тоже наши враги, только скрытые; они тоже соперничают с нами. Вот мы сидим здесь, и кажется, что никакого противостояния между нами нет. Но если содержание кислорода в атмосфере снизится, мы все превратимся в соперников, сражающихся за лишний глоток кислорода!
По словам ученых, к концу столетия воздух будет настолько загрязнен, что дышать кислородом смогут позволить себе лишь богатые. По мере развития технологий наша атмосфера становилась все более загрязненной. Кислород уже недолго будет общедоступным удовольствием, ведь его количество ограничено. В больших городах, наподобие Нью-Йорка и Бомбея, кислород смогут купить себе лишь богатые; а людям скромного достатка придется дышать грязным воздухом. И сегодня бедняки пьют грязную воду, живут в убогих хижинах, ходят в лохмотьях, а в будущем им придется довольствоваться загрязненным воздухом, ведь чистый будет им недоступен. Если положение дел ухудшится, выживут лишь немногие — те, кто сможет позволить себе чистый воздух. А остальные погибнут.
Даже сейчас, когда мы просто сидим и дышим, между нами происходит борьба. Мы сидим, на первый взгляд вполне миролюбиво, кажется, что никакой борьбы, никакого соперничества нет и в помине. Но оно прячется внутри тебя. Даже друзья — в глубине души соперники. Если ты держишься за свою отделенность, целый свет будет твоим врагом, и тебе придется в борьбе с ним защищать свою жизнь. Мыслители вроде Дарвина могли выдвинуть теорию о «выживании наиболее приспособленного вида», поскольку полагали, что изначально все живые существа отделены друг от друга. Тогда жизнь — это конфликт и хаос, а насилие — ее закон. Единственный способ выжить — уничтожить другого. Твоя смерть — это моя жизнь; моя смерть — твоя жизнь.
Тогда блаженство становится невозможным. Там, где насилие — закон, блаженство случиться не может. Там, где насилие — закон, невозможен праздник. Там, где насилие — закон, невозможен мир. Там, где каждое мгновение — борьба за существование, нельзя достичь просветления. Есть ли место радости, празднику и благодарности там, где идет борьба за каждый вздох, где ты должен стать чьей-то смертью? Если я отделен, как все мы полагаем, окружающий мир враждебен мне. Как же, чувствуя эту враждебность, можно избавиться от страха?
В тот день, когда иллюзия отделенности оставляет человека, когда растворяется его ощущение «самости», исчезает эго, он вдруг обнаруживает, что является частью — частицей живой Вселенной. Растущее невдалеке дерево, облако, что плывет по небу, и я — все это проявления единого начала, все произошли из одного источника жизни. Различие лишь в формах, а первоисточник один. Это разница в очертаниях, а не в духе. Формы различны; дух — един. Очертания разнятся, но лишенный формы поток сознания, что струится повсюду, — един.
Я не отделен — вот смысл высказывания «Бытие — это единственное прибежище». Моя воля отныне не властна надо мной. Я сдался — вот закон моей жизни; я прощаюсь с борьбой и начинаю парить. Вот в чем смысл фразы «Бытие — это единственное прибежище». В ту же минуту весь мир становится моим другом.
Но называть его другом все же не совсем верно. Ведь если нет никаких врагов, как может существовать дружба? Весь мир тотчас становится одной семьей. Тогда между всеми проявлениями сущего во Вселенной видится внутреннее родство. Тогда я пребываю во всем, и все — внутри меня.
Это то, что индуисты называют не-дуальность.
Пусть тебя не смущает слово Рам в выражении «Нахин Рам Бин Таон». Оно не имеет никакого отношения к индуистскому богу Раме, сыну Дашаратхи. В этой сутре Рама означает Божественное, абсолютное бытие. Рама обозначает здесь тот объект восприятия, в котором мы живем, дышим, существуем, и наше существование является частью его бытия. Попытайся это понять. Если это так, если верен опыт мистиков, утверждавших, будто мы — часть целого, с нами не может случиться ничего, что называют смертью, ведь уходят только люди; целое пребывает вечно. Так было, когда я еще не родился на свет, и так будет, когда меня не станет.
Если я отделен, то происходит мое рождение, а потом и смерть, поскольку отдельное существо должно и родиться, и умереть. Но если я не отделен, я существовал еще до своего рождения; просто форма у меня могла быть иной. Я останусь и после смерти; моя форма может быть какой угодно, но я не исчезну. Если я един с целым, моя жизнь вечна, у нее нет ни начала, ни конца, она течет из бесконечности в бесконечность. Страх исчезает, тогда жизнь становится праздником. Как может танцевать сердце, в котором затаился страх? Смерть вездесуща, ее тень видна повсюду, она выглядывает из-за каждого угла, следует за тобой по пятам.