Губительница душ - Леопольд Захер-Мазох
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой же я ангел!.. Садись, и для тебя найдется местечко в моей лодке.
Казимир вскочил в лодку и сел у руля, собака легла у его ног.
— Прекрасен Божий мир! — начал он, любуясь живописным ландшафтом. –
Природа — это обширный храм, в котором каждый человек может молиться или предаваться глубоким размышлениям!
— По-твоему, наша земля — это прекрасный алтарь, с которого возносится к небесам фимиам наших молитв… Это только так кажется!.. В сущности же, она — огромный жертвенник, на котором страдают Божьи создания во славу Творца своего.
— Какое ужасное умозаключение!
— Было время, когда и я наслаждалась жизнью и мечтала о счастье… Но настал день, когда я убедилась в своем заблуждении, когда завеса упала с моих глаз, и я взглянула на жизнь по— настоящему… Я ужаснулась!.. Мне показалось, что солнце померкло, что земля покрылась ледяной корой… Сердце замерло в моей груди!.. Ты счастлив, потому что наслаждаешься настоящим и надеешься на прекрасное будущее… Для меня радости и надежды не существует… Я сознаю, что мир есть чистилище, что мы созданы для того, чтобы каяться, молиться и страдать!
— Да это какие-то дикие, чисто индейские воззрения! — воскликнул молодой человек. — К сожалению, они проникли в Россию и, под видом различных сект, проповедуют идеи, чуждые православной вере. Уж не принадлежишь ли и ты к одной из этих сект, Эмма?
— Нет, — с принужденной улыбкой возразила красавица, — то, что я тебе говорю, настолько очевидно, что каждому бросается в глаза, стоит только всерьез задуматься над целью нашей жизни.
Молодые люди причалили к берегу, выбрались из лодки и пошли по лугу. Вскоре они набрели на муравейник.
— Взгляни на это маленькое чудо, — сказал Казимир, — как умно устроена их крошечная республика. Неужели ты думаешь, что и эти трудолюбивые создания несчастны?
— Да, и они несчастны, потому что и у них есть властители и рабы. Посмотри, как твои хваленые республиканцы терзают бедную улитку! Предположим даже, что эти муравьи счастливы; но их счастье можно мгновенно разрушить! — и Эмма с явной злобою начала топтать муравейник ногами.
Казимир молча склонил голову и пошел по тропинке в рощу. Там девушка обратила внимание своего спутника на птичье гнездо в дупле старого дерева.
— Не правда ли, как мило?! Настоящая идиллия! Заботливая мать семейства кормит своих птенцов… Трогательная картина! Но она кормит их насекомыми, которым это едва ли приятно.
В эту минуту ястреб налетел на беззащитную птичку и вонзил в нее свои когти. Казимир схватил ружье и выстрелил в хищника. Ястреб упал на землю вместе со своей жертвой.
Эмма захохотала.
— А ты, человек, краса и венец творения, что ты делаешь? — воскликнула она. — Ты убиваешь не хуже других! Куда ни взглянешь, везде мучения, насилие, кровопролитие, смерть и уничтожение!
На этом их разговор оборвался, и они молча дошли до усадьбы села Бояры. У ворот Казимир простился с Эммой. Тяжелые думы бродили в его голове, когда он возвращался домой.
На другой день какая-то неведомая сила вновь потянула его в Бояры. Против обыкновения ворота были открыты. На дворе стояла повозка, обтянутая холстом и запряженная тройкой тощих лошадей. У кухни на скамье сидел еврей в черном долгополом кафтане и считал что-то по пальцам.
Казимир заглянул в окно гостиной и немало удивился, увидев Эмму перед зеркалом в роскошном шелковом платье, вышитых золотом туфельках и бархатной, подбитой соболями шубке. Коса, переплетенная жемчугом, диадемой лежала на ее прелестной головке.
— Какая ты красавица! — в восторге воскликнул юноша.
Эмма вздрогнула и, побледнев, устремила на него взор, полный упрека.
— И ты наряжаешься, — продолжал он, — но только не для меня.
— Я примеряю платье, — спокойно возразила девушка, — там, на дворе, дожидается портной.
— Прекрасно… но ведь не для того же ты заказала себе этот наряд, чтобы повесить его в шкаф, где он будет изъеден молью.
— Ты слишком любопытен.
— Нет, я только удивляюсь… Этот наряд неприличен при той маске святости, которую ты носишь.
— Я не ношу никакой маски, — с горькой усмешкой возразила Эмма. — Наряжают и жертву, идущую на заклание, точно так же, как и жрицу, держащую в руке нож.
— Которую же из двух ты изображаешь?
— Быть может, и ту и другую.
— Для меня ты идеал моих юношеских грез, красивейшая из женщин!
С тобой могут соперничать по красоте только изящные произведения греческих ваятелей или таких художников, как Тициан и Веронезе!
Под влиянием страстного порыва юноша вскочил через окно в гостиную, обнял Эмму и крепко поцеловал ее.
Удивительно, но девушка не рассердилась на него за эту бурную выходку, она даже не защищалась от его поцелуев, она только внимательно посмотрела на него и сказала с необыкновенной кротостью:
— Я уже предостерегала тебя, Казимир, и советовала держаться от меня подальше. Я не верю твоей любви, потому что не могу любить тебя, а пламя, не имеющее пищи, само собою угасает. Знай, что если бы я только захотела, ты сделался бы моим рабом, но я этого не желаю.
— Но почему же ты не хочешь? Мы созданы друг для друга… Согласись быть моей женой!
Эмма отрицательно покачала головой.
— Быть может, ты любишь другого?
— Нет.
— Я тебя не понимаю!
— Не старайся заглядывать в мою душу… Забудь меня…
Твоя цветущая молодость вызывает во мне сочувствие; я не отвергаю тебя потому, что сердце мое еще свободно… Ты погибнешь, если я когда-нибудь полюблю тебя. Беги от меня, пока еще не поздно!
— А что если уже поздно?
— В таком случае, это предопределение судьбы и оно должно исполниться.
— Следовательно, ты позволяешь мне надеяться?
Эмма села на диван и глубоко задумалась.
— Я храбр, — продолжал юноша, — и, чтобы завоевать тебя и назвать своей женой, готов сражаться хоть с демонами!
— Но не с Богом, Казимир! Власть его безгранична… Путь, по которому я иду, труден, мрачен, полон бедствий и нравственных страданий, но он ведет меня к лучезарному свету… Не стремись идти по нему рядом со мной. Ах, если бы я могла рассказать тебе!.. Но нет, я не смею… На уста мои наложена печать безмолвия.
— Скажи мне только, что ты меня любишь.
— Нет, я не люблю тебя… и ты должен благодарить за это Бога.
IV. Поручение
Целая вереница разнообразных мыслей преследовала Казимира Ядевского, когда он, подавленный, возвращался домой.
Смеркалось. Скрестив руки на груди, в глубокой задумчивости, стояла Эмма у окна. Ей мерещились привидения в длинных белых саванах, демоны в образе огромных летучих мышей, карлики с седыми бородами…