Кто здесь - Алекс Норк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь они заспешили, поняв, что нельзя долго держать перед толпой униженного героя… Первый раз петля только скользнула об его подбородок. Ее накинули снова и, бросившись в стороны, оставили лишь одного огромного палача внизу у ног брата, тот, быстро нагнувшись, выдернул на себя скамейку. Толпа заорала, но Хак слышал только собственный крик, который не мог остановиться.
* * *За два часа оперативная служба проделала первый этап работы, — что значит привлечь к заданию сразу весь большой коллектив! Хорошие у него силы. А вот результаты пока не очень хорошие — ни в одном банке страны фотографии Кэмпбелл и Чакли не опознаны. Если не считать тех двух, где находились их сравнительно небольшие, обычные для заработков таких людей счета. Значит и номерными сейфами они сами не пользовались.
Впрочем, на быстрый успех полковник и не рассчитывал. Слишком странное это дело, чтобы сразу выйти на след.
Телефон, связывавший его, минуя секретарей, напрямую с Блюмом, дал короткий гудок.
— Я как раз собирался к вам идти, — поднимая трубку произнес Торнвил.
— Жду вас, Стенли, с нетерпением жду, — прожурчало на том конце.
…………………………………………………
— А я отлично выспался в эту ночь, мой дорогой, в отличие от предыдущей, — Блюм поднялся из-за стола ему навстречу. — У вас, между прочим, небольшая синева под глазами. От того, что рано встали перед полетом в Вашингтон?
— Ну… да.
— Рассказывайте, Стенли, что дала оперативная проверка… Вообще ничего? Я так и думал.
— Сейчас мы начали прорабатывать родственников и близких знакомых, но честно должен сказать, патрон, у меня почти нет здесь надежды на положительный результат.
— И правильно, что нет. Они, я имею в виду штаб этого Независимого кандидата, и не могли позволить таким ценным агентам, как Кэмпбелл и Чакли, хоть как-то посвящать в свои дела посторонних.
— Однако тогда их должны были подстраховывать сами люди этого Независимого. План экстренных мер, побега…
— Но ни Чакли, ни Кэмпбелл не попытались им воспользоваться.
— Это меня и удивляет больше всего. Значит, напрашивается вывод, что никакого плана и не было?
— Напрашивается, мой дорогой, слишком напрашивается. Поэтому лучше сразу этот вывод и сделать.
— В таком случае, хм, возникает ощущение логического тупика.
В умных больших глазах Блюма Торнвил увидел веселые искорки.
— Тупиков в нашем деле не бывает, Стенли, ну просто не бывает! Тупики случаются у разведчиков, шпионов, вы это отлично знаете, но не у контрразведчиков! — с ударением произнес он. Мы их ловим, а не они нас. Ха, тупик просто указывает направление, в котором не надо дальше двигаться. Ну и отлично! Будем двигаться в другом.
— Решать задачу о немотивированном поведении агентов-самоубийц?
— Искать другие мотивы, полковник. Кстати, вы обратили внимание? В тех материалах, что дали из Белого дома о Независимом кандидате, указано: он начал заниматься политикой всего год назад, вернувшись из длительной научной командировки с Востока.
— Да, из Индии. Занимался там древней культурой йогов.
— Да-да, какой-то ерундой в этом роде.
Если у них с Николь действительно все так серьезно, ей нужно будет скоро уйти с работы. Нельзя быть секретарем ответственного чиновника, за которого готовишься выйти замуж. Надо сказать ей сегодня вечером.
— Скромный профессор провинциального университета, какой-то историк, — продолжал, расхаживая по кабинету, Блюм. — Откуда же за один год взялась такая масса симпатизирующих ему американцев? Вы что-нибудь понимаете, Стенли?
— Мне кажется, чуть-чуть понимаю. Хотя по первому впечатлению я тоже подумал о чистом политическом шарлатанстве, и только позже почувствовал, что кое-какая притягательность в его пропаганде все-таки есть.
— Ну-ну, объясните.
— Это не очень легко, я не случайно сказал, что почувствовал, а не употребил слово «понял». Возможно, это просто моя фантазия.
— Нет ничего практичней хорошей фантазии, мой дорогой.
— Хорошо, попробую. Независимый… он начинает всегда с одной и той же исходной точки.
— Ну-да, с разобщенности. С того, что мы сами делим себя по интересам, по цвету кожи, какому-нибудь ирландскому или итальянскому происхождению и прочим глупостям.
— Да, делимся на мужчин и женщин, краснокожих-аборигенов и остальных. Тех, кто давно приехал в Америку или недавно. Делимся, а потом подсматриваем друг за другом — не получили ли одни что-нибудь за счет других. Дальше следует его козырь: власти искусственно поддерживают это деление, только не подстрекательством к нему, а борьбой за права всех и вся. Страна уже борется сама с собой ради кучки жуликов, и они приведут ее к гибели.
— Ну, в том, что они в конце концов ее туда приведут, мало кто из умных людей сомневается. Но, причем здесь рядовые американцы? Им всегда именно такая пропаганда и нравилась. Борьба за что-нибудь. А там, где ничего нет, надо, как в спорте, выдумать. Мы же спортивная нация, Стенли, — Блюм довольно похлопал себя по толстоватым бокам.
— Потом, — не обращая внимания на его юмор продолжил Торнвил, — смерть придет в одиночку к каждому. Всех уничтожит, если люди разные. Но если они найдут свое главное одинаковое, человек не погибнет. Он будет бесконечно дублироваться. Обратите внимание, идеи Независимого лежат, по сути дела, не в области социологии или политики. Это что-то вроде мистики или религии. «Главная цель нашей жизни — готовиться к смерти» — он любит напоминать эту фразу из Марка Аврелия.
— Но чем это притягательней традиционных религий?
— Когда-то они работали. Но в наше время люди не хотят неизвестной потусторонней жизни. Они все больше подумывают, как бы задержаться в этой. В конечном счете Независимый говорит о коллективной душе. Станьте ее частью, и вы не погибнете.
— Вы так его трактуете? — Блюм вдруг посмотрел на него как смотрят на сцену дети после открывшегося занавеса, ожидая, что тотчас что-нибудь случится. — Постойте, постойте… — он вдруг замотал головой, а потом уперся взглядом в голый полированный стол.
С минуту длилось молчание.
— Тьфу, как забавно!
— А разве вам все, что я сказал, не бросилось в глаза?
— Бросилось, бросилось, я не об этом.
— Тогда о чем же?
Блюм только покрутил растопыренными пальцами по бокам своих мягких отходящих от лысины волос:
— Нет, ну чертовски забавно, мой дорогой! Ваша фантазия многого стоит.
— Очень хотелось бы, чтобы вы не морочили мне голову, патрон.
— Слушайте, Стенли, мы уже целых десять минут пересидели на работе. День закончился. Давайте поужинаем тут неподалеку, совсем по-простому. Зайдем и поужинаем, и продолжим беседу, а?
— Ну, если можно взять с собой одну даму.
— Это кого же?
— Моего секретаря Николь.
— Ха-ха! Полковник! А хорошо быть молодым полковником, да? Лучше, чем старым евреем? Знаете, о-чень красивая женщина, я это раньше вас заметил, когда вы еще торчали в России. Меня всегда удивляло — как это могут существовать в природе абсолютно красивые люди? — Блюм погладил себя по лысине, будто вдумываясь в это явление и продолжая не понимать.
— Это вполне удобно, милый? А платье на мне? — Николь не очень уверенно взглянула на свой служебный наряд.
— Без платья ты, конечно, гораздо интересней, но речь идет о простом ресторанчике для обывателей, и лучше считаться с их правилами. А Блюм — приятный и очень одинокий человек, жена его чаще живет у дочери в Европе. Они уже давно в каком-то полуразводе. Дешевые ресторанчики — обычное для него место ужина. Ты просто слишком привыкла видеть в нем большого начальника.
В скромном полупустом заведении, куда они втроем пришли, Блюма, несомненно, хорошо знали. И пожилой хозяин, махнув на официанта рукой, сам подошел к их столику, чтобы принять заказ.
— Я тут буду распоряжаться с вашего позволения! — обращаясь к Николь, весело заявил Блюм. — Я очень люблю распоряжаться гостями. Так, прежде всего мы узнаем, есть ли сегодня мой фирменный суп?
— Есть, — улыбаясь ответил хозяин.
— Мы будем есть суп? — удивилась Николь.
— Будем, обязательно будем. Значит всем на первое суп. Что вы будете пить, мадам?
— Минеральную воду.
— Только воду?! Это чуть-чуть огорчительно. А вы, Стенли?
— Мне что-нибудь легкое.
— Нет ничего легче настоящей еврейской водки, мой дорогой! Просто легче ничего нет!
Торнвил увидел, как чуть колыхнулись ее ресницы.
— Хорошо, спасибо, только одну рюмку.
— Графинчик! — скомандовал Блюм. — А с рюмками мы разберемся.
— А что это за суп? — поинтересовалась Николь, когда хозяин направился исполнять заказ.
— О, вы такого не ели. Гусиный суп с картофелем, морковью и луком. Это сложный суп, мадам.