Наследство - Инна Рудольфовна Чеп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек с невыразительным лицом согласно кивнул, военный развел руками:
— Мы всех опросили.
— Плохо опрашивали. Или нагло врут, или сплетни про друг друга рассказывают. Афанасий, у вдовы были?
— Да. Но толку от этого мало. Ничего нового мы не услышали.
— Присмотритесь к ней получше.
— Каким образом?
— Да как угодно! Поговори приватно, помоги найти «хорошего» юриста, попытайся утешить молодую вдову…всячески.
— Да не волнуйтесь, Ефим Петрович, — неприметный мужчина протянул начальнику еще пару листов. — Идет работа. И потенциальный утешитель у нас тоже готов.
Седой удовлетворенно кивнул и перешел к разбору следующего дела. Работы в отделе гражданского следствия, разбирающего внутригосударственные дела, такие как убийство, воровство и т. д., было, конечно, в разы больше, чем в отделах военного или политического следствия, но зато грязи и интриг здесь было гораздо меньше. Впрочем, с делом Мережских стоило еще изрядно повозиться. Осталось надеяться, что «утешитель» сработает хорошо.
* * *
Ноги сами принесли Екатерину на кладбище. Могила мужа была расположена в очень уютном месте: с трех сторон цветущие кустарники, с четвертой, рядом с тропинкой — витая лавочка для посетителей. Катя села на лавочку и подняла вуаль.
Вечер был тихим и теплым. Однако не смотря на царившее в природе умиротворение, вдову терзало беспокойство. Она долго смотрела на надгробный камень с короткой надписью, потом подошла, провела пальцами по шершавой поверхности гранита.
«Без тебя мир станет другим».
Смешно. Пафосно и глупо. Но тогда ей хотелось выбить именно это. Потому что без Евстафия ее жизнь действительно рушилась, ее относительно уютный мир, выстроенный за три года совместной жизни, распадался на куски.
Катя не любила мужа. Да и странно было бы для молодой девушки полюбить человека втрое старше себя. Однако к своему новому статусу она постепенно привыкла, привыкла к суровому мужчине, который даже за ужином говорил только о делах (а обедал и завтракал вовсе вне дома) и уделял ей время в основном ночью или по большим праздникам. Он был деловит, несловоохотлив, терпеть не мог бессмысленные разговоры и женские слезы, и очень любил повторять «не маленькая уже». То ли ей внушая, что следует вести себя по-взрослому, то ли уговаривая себя самого забыть о разнице в возрасте. Но муж ни разу не поднял на нее руку (хотя кричал, было дело), ни в чем не ограничивал (в том числе в деньгах) и полностью вверил ей заботы по дому. Со временем, когда Катя притерпелась к его ночным приходам и погрузилась в домашние дела, первоначальные страх и отвращение по отношению к супругу отошли на второй план, уступив место сначала любопытству, а потом и уважению. Евстафий в свою очередь, заметив, что жена расточительством не занимается, домашними заботами не пренебрегает и по любовникам не ходит, несмотря на явно нежеланный для нее брак, проникся уважением к ней. И вот устоявшийся тихий быт их странной семьи нарушен…
От смерти супруга Екатерина не ощущала ни радости, ни удовлетворения. Чувства свободы тоже не было. С Евстафием ей жилось спокойно и даже привольно. Она практически была сама себе хозяйка. Он не запрещал ей видеться с Елизаветой и даже отпускал ее к подруге погостить на пару недель, не ограничивал ее в покупках (даже если она покупала книги), не придирался к ее поведению в стенах дома… Да много чего было хорошего. Некоторые неудобства, связанные с супружеским долгом или с совместными поездками по таким глухим местам, что не всегда было где помыться и переночевать, она приучилась терпеть. Теперь же ее вольная жизнь закончилась. С одной стороны, вдове никто не указ, однако Катя знала свою семью: указывать будут. И не просто советовать, а будут давить, заставлять делать так, как они ей прикажут. Инкнесса не знала, сможет ли победить в этой войне. Сейчас она осталась одна: против собственной семьи, против пасынка, который старательно пытается выжить ее из принадлежащего ей по праву дома, против высшего света, завистливо перемывающего ей косточки. И Катя не была уверена, что ей хватит сил выстоять.
Взгляд опять зацепился за надпись. Какая же сентиментальная чушь! Но ведь и правда есть в этой глупой фразе…
Темнело. Вдова Мережская опустила на лицо вуаль, прикоснулась еще раз к холодному камню, словно прощаясь, и направилась по тропинке к выходу с кладбища.
Тишина. Ни один листик не шелохнется, ни одна птица не запоет, не слышно ни тихих рыданий, ни скрипа сапог. Никого.
На мгновение Кате показалось, что тени тянутся к ней, хотят схватить ее своими бесформенными мягкими щупальцами, дабы утащить ее под землю прямо в могилу к супругу… Девушка мотнула головой, отгоняя наваждение, и ускорила шаг. Это сказываются переживания. И только. Просто разыгралось воображение.
Кладбище провожало посетительницу гробовым молчанием.
* * *
— Вас ждут.
Аглая приняла намокший от дождя плащ и протянула хозяйке теплую шаль. Екатерина накинула темную ткань на озябшие плечи и направилась в гостиную.
Легки на помине! Все трое заявились!
Первым ее заметил брат.
— Светлой стороны, сестра.
— Добрый вечер.
— Если его можно назвать добрым, — отозвался хмуро отец, разглядывая вымокший подол Катиного платья. — Где это ты ходишь так поздно?
Катя не успела ответить. Мать всплеснула руками и тут же кликнула слугу:
— Горячий чай, немедленно!
Екатерина поморщилась от этого крика. Ей совершенно не нравилось, как своевольно, по-хозяйски вели себя эти люди в ЕЕ доме. Если бы она знала, что ее ждут родители, она, пожалуй, прошлась бы под дождем еще немного. Только бы они уехали побыстрее!
Катя посмотрела на брата, пытаясь увидеть толику сочувствия хоть на чьем-нибудь лице. Брат ничего не сказал, только попробовал повторить позу и взгляд отца. Вдова чуть не рассмеялась, наблюдая за потугами Георгия выглядеть столь же взрослым и суровым. Не смотря на разницу всего в два года, она ощущала себя намного старше избалованного Георга, а его помимо воли все еще видела ребенком, но никак не серьезным мужчиной.
— Отвечай! — нетерпеливо потребовал инкнесс Аристарх Ляпецкой, воспринимавший затянутое исполнение приказа, как личное оскорбление. Катя постаралась смотреть на отца твердо.
— Мне можно сесть? Или отвечать стоя, как говорят перед королями в соседних государствах?
Екатерине хотелось выглядеть независимой, а разговор вести непринужденно и насмешливо, давая понять, что у родителей нет над ней власти. Однако при виде родственников, внутри все сжималось от желания спрятаться. Поэтому голос все равно дрожал. Впрочем, это можно списать на то, что она замерзла…
Не дожидаясь ответа, Катя села в кресло у камина. Отец же наоборот вскочил.
— Ты как со мной