Адептус Астартес: Омнибус. Том I (ЛП) - авторов Коллектив

— И что мы можем из этого заключить? — спросил Деифоб. Его самосознание приняло облик скаута Имперских Кулаков — в более лёгкой броне было сложнее увязнуть в трясине или застрять. Боевым ножом библиарий рассекал и пилил густые заросли, прокладывая себе путь вперёд.

— Падение, — продолжил он. Казалось, что Деифоб говорил сам с собой, но в крепости его разума слова записывались на табличках, чтобы их можно было сохранить вместе с другими важными воспоминаниями. — Когда-то существовала империя, но её больше нет. Однако это не значит, что ксеносы слабы. Они знали цивилизацию и утратили её, что не всегда делают невольно. Империя пала, но ксеносы не пытались её восстановить. Чем бы они сейчас не являлись, чужаки сами выбрали этот путь.

Внезапно земля под ногами поддалась, и Деифоб пошатнулся. Вокруг засверкал кислотный свет. В бурлящем оранжевом небе возник занимающий почти его треть красный гигант.

Прямо через джунгли шла тропа, словно выжженная лазером с орбиты. Земля там была сухой и твёрдой, так непохожей на топь. Библиарий оглядел тропу вдоль и поперёк, но её конец терялся вдали.

— Это первый мир, который показал мне разум чужака, — продолжил он. — Не пустошь, служащая преградой, но полные жизни джунгли. Его разум бурлит. Ксенос разумен, но, возможно, не полностью контролирует своё сознание. В нём могут быть места, о которых не знает сам чужак. Но особый интерес представляет сама тропа. Это означает…

Деифоб замер на полуслове. Замеченное уголком глаза движение не могло быть совершено насекомым или хищником. Оно было слишком намеренным, слишком рассчитанным. Человеческим.

Библиарий крутанулся, выхватывая болт-пистолет. Перед ним стояла инквизитор Кармилла.

Вот только это было невозможно. Кармилла погибла. Но сходство есть. Глаза были немного неправильными, поскольку их блеск не имел следов человеческих эмоций, но они испускали свет, череп инквизитора словно горел изнутри. Из-за слишком многих сочленений пальцы не сгибались правильно, поэтому сжимавшая рукоять украшенной силовой рапиры рука больше напоминала обвившее добычу щупальце.

Кармилла сделала выпад. Деифоб отбил рапиру собственным клинком, но затем силовое поле разрядилось с треском выстрела, и нож в его руках раскололся.

Библиарий ударил плечом в диафрагму инквизитора. Она пошатнулась на пятках, но устояла.

— Кто ты? — зарычал Деифоб.

— Ксенос внутри периметра бета! — задыхаясь, сказала Кармилла. Она обращалась явно не к библиарию, но к кому-то, кого здесь не было.

Деифоб ударил разбитым ножом инквизитора в живот. Клинок нашёл шов в её бронежилете и погрузился в брюшную полость.

Неправильные ощущения. Космодесантник хорошо помнил, что чувствовал, когда нож рассекал кожу и органы, задевал рёбра и позвоночник. Но Кармилла была больше похожа на цельную массу, пористую и многослойную. Крови было недостаточно. Совсем недостаточно.

Деифоб перебросил инквизитора через плечо, а затем рубанул по пояснице, ещё сильнее изуродовав тело.

На лице Кармиллы не отразилось боли. Она выглядела скорее разгневанной, словно рана явилась оскорблением.

— Открыть оружейную! Занять боевые посты и отбросить их! Не пускайте чужаков в анатомический театр!

Она вновь сделала выпад. Рука двигалась неправильно. Локоть согнулся не в ту сторону, плечо развернулось и образовало лишнее сочленение, что позволило рапире обойти блок Деифоба. Остриё вонзилось между рёбрами и пронзило библиария насквозь.

Боль была настоящей. Деифоб пытался вдохнуть, и это лишь сильнее разрывало два лёгких. Силовое поле прожгло плоть и органы. Красные вспышки замелькали перед глазами, когда разорвалось одно сердце, и нервная система погрузилась в шок.

Но он не был мёртв. Всё это лишь иллюзия. Он не космодесантник, а ментальное творение, психически спроецированное в разум чужака.

На миг эта мысль прервала боль. Деифоб ещё долю секунды смог двигаться, смог действовать.

Эту долю секунды он потратил, чтобы вонзить боевой нож в шею Кармиллы, а затем повернул клинок. Голова слетела с плеч, открыв рваное месиво серобурого вещества, похожего на плоть самого ксеноса.

Инквизитор — точнее не инквизитор, а представление чужака о людях — рухнул на землю. Деифоб посмотрел на небо и увидел, что оно побелело. Кровь капала из его глаз, а мир вокруг терял краски. Он терял и форму, ведь лишь сила воли самого Деифоба обеспечивала сходство с джунглями.

Библиарий рухнул на колени. Проекцию придётся оставить. В этот раз ксенос был готов, но он узнал достаточно.

Джунгли рассыпались, а Деифоба тащило сквозь ледяной океан, пока его образ распадался на миллионы осколков света.

В апотекарионе «Судьбы Сталинваста» было холодно и мрачно. Здесь испустили последний вздох многие боевые братья, чьи имена вырезали на стенах. В этом крыле помещения находился зал Перчатки Боли, и несколько устройств, похожих на разбитые пополам гипсовые слепки человека с электрическими схемами внутри, были выстроены рядами к центру комнаты. Перчатка Боли для всех была пыточным устройством, но для Имперских Кулаков служила традиционным средством выражения силы тела и разума, вдохновлённым примером самого Дорна.

Библиарий сидел рядом с автохирургом, на котором лежал повязанный по рукам и ногам чужак. Ксенос пребывал в коме, выглядел мёртвым на сенсорах устройства, но Деифоб видел, что разум ещё жив.

— Библиарий, — окликнул его сержант Ктесифон, стоявший в дверях. — Ты очнулся.

— Брат, ты так проницателен, — ответил Деифоб. Он заметил, что по лицу течёт пот, а ладонь всё ещё висит над черепом ксеноса. Библиарий убрал руку и натянул латницу. — Сколько ты здесь простоял?

— Достаточно долго, чтобы понять, что ксенос борется.

— Так и есть, — кивнул Деифоб, — но есть и путь.

— Путь? Он что-то значит?

— Всё здесь что-то да значит, — библиарий встал. Тело болело, должно быть напряглись все мускулы. — Есть новости?

— Технодесантник Круссе нашёл кое что-то в датамедиуме с тела Кармиллы.

— И?

— Оно было скрыто, но так, чтобы можно было найти во время стандартного имперского техносеанса. Одно слово.

— И?

— Вермильон, — сказал Ктесифон.

Деифоб задумался.

— Вермильон… — повторил он, словно ища в звучании скрытый смысл. — Больше ничего?

— Больше ничего.

— Сколько осталось до Беати Магнис?

— Дней пять — так говорят матросы.

— Времени хватит. — Деифоб посмотрел вниз, на чужака. Мерзость, как и любой ксенос, но в почти человеческих пропорциях этого было нечто особенно отвратительное. — Они знают о нас и то, как мы выглядим, но совершенно не представляют нашей анатомии. Вероятно Кармилла стала первым встреченным ими человеком.

— Они представляют опасность?

— Надеюсь, что не такую, как мы представляем для них.

Деифоб пробирался по глубокому ущелью в груде трупов размером с гору. Вдали вздымались другие пики — целая грозная гряда словно тянулась к бурлящим пурпурно-чёрным небесам. То были тела чужаков — таких же, как ксенос, чей разум сейчас бороздил библиарий. Все были разными — там другой оттенок серобурой кожи, тут иные черты лица.

Это зрелище точно не было частью воображения ксеноса, ведь Деифоб провёл достаточно допросов, чтобы научиться различать фантазии и память. Чужак видел это однажды, созерцал горы мёртвых сородичей, но проход не был частью воспоминаний. Для пересечения этой области разума ксеноса библиарий принял облик не космодесантника, но повидавшего многое миссионера — сухощавого странника, опирающегося на сучковатый посох. Он носил некогда белые одеяния Миссионарии Галаксиа, и каждый шаг отдавался дребезжанием мешка с припасами и снаряжением, позволяющим в любой глуши найти пропитание и укрытие.

Впереди, там, где заканчивался проход, вздымалась смотровая башня из обсидиана и нефрита — приземистая и гордо стоящая на пути ветра, завывавшего среди груд трупов чужаков. В двери из цельной чёрной глыбы была лишь одна прорезь на уровне глаз.

Деифоб постучал, и в прорези появились глаза. Человеческие глаза.

— Скажи слово, — раздался мужской голос.

— Вермильон.

Прошло несколько мгновений, и дверь распахнулась. Деифоб вошёл.

Внутри было куда теплее. Зал освещал размещённый в центре круглый очаг, а несколько санитаров заботились о раненых. По виду имперских гвардейцев.

Деифоб знал, что раны никогда не исцелятся, и работе медиков не будет конца. Они символизировали жертвы, на которые пошли ради того, чтобы поместить это место так глубоко в разум чужака, что без пути никто никогда не смог бы его найти.