Время жить. Трилогия (СИ) - Тарнавский Виктор Вадимович

– Конечно. Как говорит Симу… генерал Койво, человек, вырванный с корнем из родной земли, имеет шанс прижиться на новом месте только в привычном окружении. Поэтому мы хотим жить вместе, говорить на своем родном языке и учить ему наших детей, подчиняться тем, кому мы привыкли подчиняться. Разве это плохо? Генерал Койво говорит, что мы готовы быть лояльными горданскими гражданами, но мы гранидцы и хотим оставаться гранидцами. Почему бы нам не жить так, как нам хочется?!

– Генерал Койво назвал себя главой гранидского самоуправления, – напомнил Билон. – Вы его выбрали на эту должность?

– Что? Нет, он специально прибыл в Гордану первым кораблем, чтобы организовать нашу жизнь здесь. Но разве это имеет значение? В лагере мы сами управляли собой, и у нас это получалось вполне неплохо. Везде поддерживался порядок, никто не голодал, все получали медицинскую помощь, у нас была своя больница и даже школа. Почему же здесь должно быть иначе?

"Очевидно, у губернатора дистрикта есть свое мнение на этот счет", – подумал Билон, но деликатно промолчал.

– Вы давно знаете генерала? – спросил он, чтобы перевести разговор на менее скользкую тему.

– Больше трех месяцев. Мы познакомились уже в лагере. Я пришла к нему, чтобы навести справки об одном человеке и… так получилось, что я стала работать с ним.

– Вы его переводчица?

– И переводчица тоже, – она слегка усмехнулась уголком рта. – В тех случаях, когда он не хочет говорить по-гордански. Хотя на самом деле, я по профессии дизайнер по интерьерам. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь еще работать по специальности…

– Но вы хорошо знаете язык, – отметил Билон. – Вы выучили его еще дома?

– Только азы. Как ни странно, по-настоящему говорить я научилась уже здесь, в лагере. Это было для меня настоящим спасением. Я зубрила слова, и это помогало мне забыть о том, что осталось позади.

– Это было очень важно? – серьезно спросил Билон.

– Очень! Жизнь в лагере – это как болото, она затягивает людей все глубже и глубже. Эти вечное ничегонеделание, тоска, безысходность – все это страшно меняет людей. Они становятся пассивными, недовольными, словно им постоянно обещают что-то и не дают, они вечно жалуются на жизнь, но ничего не могут и не хотят делать. Мы еще не успели приехать, а они уже начали жаловаться на холод, мизерные пособия и скудные пайки, на то, что нам надо будет каждую неделю отмечаться в полиции, словно преступникам, даже на то, что кого-то из них поселили не на втором этаже, а на первом… Пожалуйста, будьте к этому терпеливыми, Майдер. Вам когда-нибудь приходилось ждать поезд на вокзале? А он все не приходит – днями, неделями, месяцами… Люди не могут жить в зале ожидания, они не виноваты, что туда попали…

– Но этому как-то можно противостоять? – обеспокоился Билон.

– Да! Прежде всего, нам нужна работа! Не эти пособия – они только ухудшат все дело, – а настоящая работа! Вы же хотите, чтобы мы помогли вам освоить эту территорию, так дайте же нам рабочие места! Дайте нам снова почувствовать себя людьми, а не забытыми пассажирами из зала ожидания! Нам всем нужно занять себя, причем, максимально полно, чтобы на сожаления и страдания просто не оставалось свободного времени!

– Это вы хорошо сказали, – кивнул Билон.

– Это не я. Это сказал один человек, с которым я… была знакома в лагере. Он уже однажды эмигрировал в Гордану несколько лет назад, а накануне войны вернулся, чтобы сражаться с пришельцами. Его звали Кен, Кен Собеско.

– Что?! – Билон едва не вскочил со своего места. – Вы сказали, Кен Собеско?! Невысокий, примерно, одного роста с вами, но очень сильный?! Раньше был военным, капитаном авиации?!

– Да, это он, – растерянно сказала Лада Вакену. – А откуда…

– Где он сейчас?! – возбужденно перебил ее Билон. – Что с ним?!

– Не знаю, – она тяжело вздохнула. – Он завербовался в бригаду строителей, но она так и не вернулась обратно. Я пыталась узнать через Симу… генерала Койво, но даже ему ничего не удалось выяснить. Кажется, это было как-то связано с пришельцами, и горданцы просто не захотели нам говорить.

– Значит, с пришельцами? – недобро произнес Билон. – Что же, я понимаю…

– Что вы понимаете? – Лада Вакену подняла на него удивленные глаза. – И скажите, все-таки, откуда вы знаете Кена?

– Встречался с ним еще до войны, – коротко сказал Билон. Его легенда на глазах трещала и расползалась по швам.

– Подождите, вы Майдер… журналист… – Лада старательно наморщила лоб. – Кен рассказывал мне, что он был знаком с горданским журналистом Майдером в Зерманде, только он называл другую фамилию, не вашу…

– Да нет, называл-то он мою фамилию, – устало вздохнул Билон. – Это я сейчас не под своей. Просто по возвращении домой у меня возникли некоторые проблемы с властями…

– Что, и у вас такое возможно? – обеспокоенно посмотрела на него Лада. – А я слышала…

– Увы, сейчас все возможно, – пожал плечами Билон. – Так что, будьте осторожны.

– Вы тоже, – она слегка оттянула рукав пальто, бросив взгляд на изящные женские часики. – Ой, да я заболталась тут с вами до неприличия. Я уже ответила на все ваши вопросы?

– Даже больше, чем на все, – Билон вслед за ней поднялся из-за стола. – Я еще смогу как-нибудь увидеться с вами? И где мне искать вас?

– Пока еще сама не знаю, – она легко махнула рукой. – Придете в наш квартал, спросите, где управа (она отчетливо произнесла это слово по-гранидски). Скорее всего, я буду там.

– Хорошо, – Билон дотронулся до ее руки. – Тогда желаю вам устроиться на новом месте.

– Спасибо, – улыбнулась она. – А вам тогда – желаю удачи.

К некоторому удивлению Билона, это пожелание исполнилось. Зайдя в администрацию дистрикта, куда он позавчера подавал просьбу об интервью, он узнал, что губернатор готов принять его меньше, чем через час.

Губернатор сидел за большим рабочим столом, на котором в идеальном порядке были расставлены ровные стопки документов. Сам он читал какую-то сводку, время от времени делая в ней пометки длинным остро отточенным карандашом.

– Вы представляете "Западный Край"? – сухо спросил он Билона вместо приветствия. – Знаю, неплохая газета, хотя вы позволяете себе определенные вольности.

– Мне трудно об этом судить, – дипломатично сказал Билон. – Я работаю в газете совсем недавно, фактически, только с начала этого месяца.

– Вы приехали с востока? – губернатор бросил на Билона чуть более заинтересованный взгляд.

– Да, незадолго до Нового Года.

– Откуда?

– Я закончил колледж изящных искусств в Харуме, дистрикт Зейгалап, – на этот раз Билон четко придерживался своей легенды.

– Сколько вам лет?

– Двадцать три.

– И не боитесь браться за большие дела? Похвально.

– Мой главный редактор поручил мне переселенческую тему, потому что я такой же новичок, как они, – пояснил Билон. – Он считает, что так я лучше пойму их проблемы.

– Очевидно, он прав, – жесткие черты лица губернатора слегка разгладились. – Я общался с вашим главным редактором. Он умный человек, но его представления неизбежно ограничены местечковой тематикой. Я полагаю, вы сможете показать более широкий взгляд на вещи. Задавайте ваши вопросы. У вас есть ровно двадцать пять минут.

Билон на секунду заколебался. У него, конечно, были загодя подготовленные вопросы, много вопросов, но все они вдруг показались ему второстепенными.

– Почему вы выступаете против самоуправления у переселенцев? – спросил он по наитию и тут же был вознагражден несколькими сухими смешками.

– Вы тоже обратили внимание? Что же, это важный вопрос, и я с удовольствием на него отвечу. Я против, потому что считаю всю эту идею с самоуправлением бредом, и бредом небезопасным.

– Но ведь в лагерях эти… м-м-м… переселенцы организовывали свою жизнь самостоятельно, – вспомнил Билон слова Лады Вакену. – И у них, вроде бы, неплохо получалось. Почему же здесь обязательно должно быть иначе?