Победа ускользает - Кирилл Мошков

Билли углубился в системные недра и вскоре нашел утилиту, о существовании которой в нынешней версии управляющей системы только догадывался: она позволяла пошагово, вручную, перебрать все выполняемые той или иной управляемой периферией задания. Утилита требовала ментального подключения, поскольку просматривать глазами весь массив этой информации означало бы потратить несколько часов (и не исключено, что впустую). Вздохнув, Билли подкатился к центральному терминалу консоли, где Ада, опираясь на консоль локтями, жизнерадостно разглядывала в крохотном зеркальце свою пышную, мелко вьющуюся шевелюру. Билли легонько шлепнул ее по бедру:

- Отодвинься на секунду. Мне в сейф надо.

Ада покосилась на него ехидным глазом:

- Сексуальные приставания на рабочем месте, инженер?

Билли смущенно хрюкнул.

- Да ладно тебе. Какие еще приставания?

Ада подняла бровь:

- А вы знаете, инженер, как комиссии по сексуальным унижениям квалифицируют прикосновение к верхним частям нижних конечностей? -- Видно было, что ей скучно и что она развлекается.

- Знаю, техник, -- покорно сказал Билли. -- Больше не повторится, техник. Буду вести себя так, будто у вас нет жопы, техник. Ну подвинься, тебе говорю.

Ада прыснула и откатилась:

- А ругаться я тебе разрешала?

Билли опять хрюкнул:

- Этот мне линк. Столько слов, столько оттенков для одного такого простого явления, как жопа!

Ада удивилась:

- А что, в английском только одно слово? Как это будет -- ass?

Билли набрал код на подконсольном сейфе, приложил палец к опознавателю и распахнул дверцу:

- Да нет, там тоже много слов. Можно сказать и ass, это все равно не будет так неприлично, как на линке -- жопа. Можно сказать butt. Если уж совсем прилично -- bottom или seat. А как на иврите?

Ада грустно ответила:

- А я не знаю иврита. В таких объемах, во всяком случае. Я, можно сказать, линкер.

- Ты что, с Периферии?

Ада помотала головой:

- Я портменка. Но у нас в семье говорят только на линке.

Билли извлек из сейфа небольшую коробочку, захлопнул дверцу и откатился.

- Ладно, техник. Придвигайте ваши драгоценные верхние части нижних конечностей обратно.

Он, толкнувшись ногами, подъехал на стуле к вспомогательному терминалу и открыл коробочку. Внутри был цефалопад, или мозговой контроллер -- редкая и дорогая штука, которая при подключении ее к обычным рид-сенсорам превращалась в полный аналог того, что в Конфедерации называлось веббером. Эта технология в Империи не получила еще такого широкого распространения, как в Конфедерации -- там-то ее прежде всего стали использовать богатые корпорации и только позднее, когда она несколько подешевела -- федеральные структуры, а в Империи на технологию прежде всего наложило лапу всесильное Министерство имперской безопасности в лице своего Техно-комитета, или -- полностью -- Комитета по контролю над потенциально опасными технологиями, так что для использования цефалопада даже в государственных структурах нужно было получать специальный допуск, а частные компании должны были еще и бороться за крайне дорогие и связанные с утомительными проверками корпоративные лицензии на каждый отдельный экземпляр прибора.

Билли подключил похожий на авторучку цефалопад к разъему своих рид-сенсоров, надетых на ту же дужку, что и наушник мультикома, и воткнул контроллер в специальное гнездо на поясе, возле телефона. Затем он прилепил к вискам сенсоры, в его мозг через порты цефалопада хлынул поток информации, и он, положив руки на клавиатуру терминала, застыл, углубляясь в управляющую систему.

Прошло не меньше четверти часа, прежде чем он закончил вычитку материалов проваленных тестов. В обоих случаях -- и в одну минуту седьмого, и в шесть двенадцать -- тест упирался в одно и то же несоответствие. Где-то вне ЦОКП какой-то удаленный компьютер, или группа компьютеров, или контроллер какой-то сети использовал подконтрольные Билли мощности накопителей трафика для того, чтобы перекачивать собственный трафик -- и, возможно, для того, чтобы перехватывать какие-то фрагменты трафика "флагманского звена". Последнее было маловероятно, потому что системы безопасности не поднимали тревоги и даже не видели в происходящем ничего неправильного. Но вот что кто-то вклинился в виртуальную или, возможно, даже и в физическую коммутацию сетей звена -- было совершенно точно. Причем проделали это настолько хитро и квалифицированно, что как такового вторжения не было видно. Только неявные противоречия в коммутации трафика на определенном участке заставляли Билли сделать столь однозначные выводы: он не смог бы даже определить точный адрес устройства-нарушителя, потому что этот адрес был хитроумно замаскирован в тысячах ему подобных и неопределим ни штатными средствами системы, ни даже простым перебором. Единственное, что могло бы указать Билли на местонахождение удаленного "паразита" -- прямой анализ подключений концентраторов.

Однако тревогу поднимать он не стал: случись разбирательство, ему пока нечего было бы предъявить, кроме косвенных данных. Он просто встал и пошел туда, где физически располагались подозрительные хабы, чтобы прозвонить их на месте.

Подойдя к выходу, он оглянулся. Ада спокойно сидела на его месте и, судя по движениям ее головы, покачивалась на стуле, заставляя переднюю пару колесиков отрываться от плотного коврового покрытия пола. Билли не мог предположить, как долго он будет отсутствовать, но знал, что легкомысленная с виду Ада -- вполне надежный работник и, случись ему провозиться до конца смены, она так всю смену за консолью и просидит. Так что он спокойно повернулся и пошел.

На выходе стояли два сержанта, которых он хорошо знал в лицо: они попадали в одну с ним смену примерно дважды в месяц. Оба черноволосые, чернобровые, с аккуратно подстриженными черными бородками, они в серой форме Особого охранного полка военной полиции смотрелись несколько угрожающе -- как, впрочем, большинство сотрудников этого подразделения, традиционно набираемого из одной, довольно широко представленной в Космопорте этнической группы, потомков турецкого населения германских земель в Европе. Мало того, что эта парочка выглядела почти одинаково, их еще и звали (судя по табличкам на груди) одинаково -- Мустафа-Али Мюллер. Интересно, в который раз подумал Билли, как к ним обращается их начальство? Мустафа-Али первый, Мустафа-Али второй?

- Дежурный сетевой инженер Хиггинс, -- произнес он, остановившись перед постом. Как полагалось по правилам, один из Мюллеров сидел за стойкой поста, второй -- рука на кобуре оружия -- стоял в узком пространстве между стойкой и расположенными углом дверями (одна на выход, другая -- в служебный коридор). -- Служебная надобность. В нижний серверный блок.

Не дожидаясь приглашения, он повернулся к стойке так, чтобы сидящему сержанту удобно было навести на его нагрудную табличку сканер. Сканер мигнул тускло-голубым лучом, считав как видимое, так и невидимое глазом содержание таблички. Из-под стойки поднялся офтальмограф, Билли привычно глянул на его объектив широко раскрытым правым глазом. Прибор сложился, над стойкой на секунду вспыхнуло зеленое голографическое "ОК" и стало красиво гаснуть в воздухе. Второй Мюллер кивнул и сделал незаметный жест, разблокируя левую, ведущую в служебные помещения дверь. Дверь отошла, Билли кивнул сержантам и двинулся в ту часть помещений звена, которую технари вроде него называли между собой "застенки". Не то чтобы там было особенно мрачно или страшно -- просто "застенки" действительно находились за стеной зала, только и всего.

Спустившись в нижний ярус "застенка", Билли с удовольствием исполнил свой любимый номер -- попрыгал на металлической поверхности пола. Звук был такой, будто он прыгал на скале: тупой и почти неслышный. Под ним было шесть метров экстрано-титанового сплава, толща, которая защитила бы Билли, даже если на противоположной стороне брони, в шести метрах от него, взорвалась бы водородная бомба. Билли очень нравилось ощущение от этой неколебимой толщи под ногами. Это было единственное место на работе, где Билли мог постоять непосредственно на знаменитой броне Вондрачека.

Билли посмотрел вверх. Узкое пространство "застенка", перегороженное легкими, шаткими антресолями для доступа к бесчисленным стойкам с аппаратурой, уходило вверх на двадцать метров. Хорошо, что хабы-накопители находились в самом низу: не то что прыгать, Билли и ходить-то боялся по этим ажурным антресолям, которые противно прогибались, когда дойдешь до середины яруса.

Билли вновь прилепил к вискам сенсоры цефалопада и пошел вдоль стоек, останавливаясь у каждой. В каждом рэке было двадцать накопителей. Билли подносил к ИК-порту каждого палец, на который было надето кольцо дополнительного сенсора, и на секунду задумывался. Потом переносил руку к следующему. Потом присаживался, чтобы достать до нижних. Он не удивился бы, если бы неисправность нашлась в самом последнем хабе, в сорока рэках от него. Обычно так и случалось. Это как раз то, что древний поэт Киплинг называл "White man's burden" -- так объясняла учительница в школе, там, в Питтсбурге. Историческая вина расы. Правда, Ада именно это называла "еврейским счастьем". Видимо, каждая раса связывает собственные неудачи с накопившимися за века бременем вины, сделал Билли глубокий вывод и засмеялся: как раз чего-то настолько же глубокомысленного не хватило ему семь лет назад в школе на экзамене по социологии.