Мое ходячее несчастье - Джейми Макгвайр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я бросился к двери и огляделся. Потом сбежал по ступенькам, осмотрев каждый дюйм пути от квартиры до парковки. Ничего. Голубка как будто испарилась.
Шепли вышел на порог, щурясь на свету и ежась от холода:
— Она рано проснулась и захотела поехать домой.
Я в два прыжка поднялся по лестнице, схватил Шепа за голые плечи и, заставив его попятиться, припер к стене. Он вцепился в мою футболку, сердито и удивленно посмотрел мне в лицо.
— Какого… — начал он.
— Ты отвез ее домой? В «Морган»? Среди ночи? На хрена?
— Она меня об этом попросила.
Я опять толкнул Шепли на стену. Закипавшая во мне ярость начинала брать верх над разумом. Америка, с растекшейся тушью на лице и всклокоченными волосами, вышла из спальни, на ходу завязывая поясок халата.
— Какого черта у вас тут творится? — спросила она, застыв при виде меня.
Шепли высвободил руку и сделал предостерегающий жест:
— Мерик, не подходи!
— Она была расстроена? Плакала? Почему уехала? — проговорил я сквозь зубы.
Америка сделала шаг вперед:
— Эбби просто не любит прощаться. Поэтому, Трэвис, я нисколько не удивилась, что она решила уехать, пока ты спишь.
Не отпуская Шепли, я посмотрел на Мерик:
— Она… плакала?
Сначала мне представилось, как Голубка содрогается от отвращения, жалея о том, что позволила засранцу, на которого ей наплевать, лишить ее невинности. Потом я подумал, что, наверное, случайно причинил ей боль.
На лице Америки страх сменился замешательством, а замешательство — злостью.
— Чего ради, Трэвис? — выпалила она. Судя по интонации, это был вызов, а не вопрос. — Чего ради ей расстраиваться и тем более плакать?
— Мерик, — проговорил Шепли, пытаясь ее остановить.
Но она продолжала наступать:
— Что ты с ней сделал?
Я отпустил Шепа и повернулся к его девушке, но теперь он схватил меня за грудки.
— Она плакала? — не унимался я.
Америка покачала головой и сказала, переходя на крик:
— Она была в порядке! Просто захотела домой! Что ты с ней сделал?
— У вас что-нибудь случилось? — спросил Шепли.
Я, не думая, развернулся и ударил кулаком по стене в нескольких сантиметрах от головы Шепа. Мерик вскрикнула, прикрыв рот рукой:
— Трэвис, прекрати!
Шепли схватил меня за локти и приблизил ко мне лицо.
— Позвони ей! — рявкнул он. — Успокойся, черт тебя подери, и позвони Эбби!
Америка легко пробежала в другой конец коридора и вернулась с телефоном в протянутой руке:
— На, звони!
Я выхватил трубку и набрал Голубкин номер. Раздались гудки, потом включилась голосовая почта. Я сбросил звонок и снова набрал. Потом еще и еще. Она не отвечала. Она меня возненавидела.
Я уронил телефон на пол. Грудь ходила ходуном. Почувствовав, как слезы обожгли лицо, я схватил первую вещь, которая попалась под руку, и швырнул в стену. Что бы это ни было, оно разлетелось на куски.
Повернувшись, я увидел стулья, которые стояли друг против друга перед стойкой для завтрака, точно так же как и накануне вечером. Я взял один из них за ножку и стал лупить по холодильнику. Стул сломался, дверца холодильника открылась, я пнул ее. Она опять открылась, я опять ее пнул, и так несколько раз. Наконец прибежал Шепли и закрыл холодильник.
Я протопал в свою комнату. Измятое белье на кровати показалось мне насмешкой над моей бедой. Я содрал с матраса простыню, сгреб в охапку одеяло, отнес все это на кухню и бросил в мусор. Потом проделал то же самое с подушками. Совсем обалдев от ярости, я стоял посреди своей спальни и пытался успокоиться, но не мог найти для этого повода. Утешать себя было нечем, — казалось, я все потерял.
Я принялся шагать по комнате и, дойдя до прикроватной тумбочки, остановился. Мне представилась Эбби, тянущаяся к верхнему ящику, чтобы его открыть. Я заглянул внутрь и увидел стеклянную банку с презервативами, к которым почти не притрагивался с тех самых пор, как встретил Голубку. Теперь, когда она сделала выбор, я и думать не хотел о близости с другой женщиной.
Схватив холодную стекляшку, я швырнул ее через всю комнату. Она ударилась о стену возле двери и разлетелась вдребезги. Полиэтиленовые пакетики рассыпались во все стороны.
Из зеркала над комодом на меня уставилось собственное отражение, и я, разинув рот, посмотрел себе в глаза. Моя грудь вздымалась, я весь трясся. По виду меня можно было назвать сумасшедшим, да я и правда не контролировал себя. В очередном порыве бешенства шарахнул по зеркалу кулаком. Осколки врезались мне в костяшки. На поверхности зеркала осталось кровавое пятно.
— Трэвис, перестань! — крикнул Шепли из холла. — Прекрати, чтоб тебя!..
Я бросился к нему, толкнул, потом вернулся в свою комнату, захлопнул за собой дверь и, упершись в нее руками, пинал, пока не сделал вмятину. Потом сорвал с петель и бросил в сторону. Тут Шеп снова меня схватил.
— Прекрати, я сказал! — прокричал он. — Ты пугаешь Америку!
На лбу у него надулась жила, которая проступала, только когда он бывал в ярости. Я толкнул его, он — меня. Я махнул кулаком, но он увернулся.
— Я съезжу, — умоляюще проговорила Мерик. — Увижу, что с ней все в порядке, и позвоню тебе!
Я опустил руки. Из открытой входной двери тянуло холодом, но с висков капал пот. Дышал я так, будто пробежал марафон.
Америка бросилась в комнату Шепли. Через пять минут вышла оттуда одетая и причесанная. Шеп подал ей пальто и, поцеловав на прощание, ободряюще кивнул. Она взяла ключи и ушла, хлопнув дверью.
— Сядь, черт возьми. И успокойся! — скомандовал Шепли, указывая на кресло.
Я закрыл глаза и сел, поднеся трясущиеся руки к лицу.
— Тебе повезло. Еще две секунды, и я позвонил бы Джиму. И твоим многочисленным братьям.
Я покачал головой:
— Не говори ничего папе.
Глаза защипало от соленых слез.
— Рассказывай, что произошло.
— Я трахнул ее. То есть нет, не я ее… а мы…
Шепли кивнул:
— И от этого вам обоим снесло крышу. Чья была идея?
— Эбби, — ответил я, моргнув. — Я пытался ее отговорить, предлагал подождать, но она меня разве что не умоляла. — На лице Шепа изобразилось почти такое же замешательство, какое чувствовал я сам. Я взмахнул руками и уронил их на колени. — Может, я сделал ей больно. Не знаю.
— Как она после этого себя вела? Сказала что-нибудь?
Я на секунду задумался.
— Сказала: «Ничего себе первый поцелуй!»
— А?
— Несколько недель назад она проболталась, что всегда нервничает из-за первого поцелуя с парнем. Меня это рассмешило.
Шепли нахмурился:
— В любом случае не похоже на то, чтобы она была огорчена.
— Я сказал, это ее последний первый поцелуй, — усмехнулся я, вытирая нос футболкой. — Шеп, я думал, все хорошо. Она наконец-то подпустила меня к себе. Но зачем было просить меня… перед тем как просто взять и уехать?
Шепли медленно покачал головой. Мое признание его озадачило.
— Не знаю, старик. Америка выяснит. Скоро мы поймем, в чем дело.
Я уставился в пол, прокручивая возможные варианты развития событий. Потом поднял на Шепа глаза и спросил:
— Что мне делать?
Он взял меня за плечо:
— Для начала приберись. До их звонка тебе точно хватит работы.
Я вернулся к себе в спальню. Выбитая дверь валялась на голом матрасе. По полу были разбросаны осколки зеркала и банки. Можно было подумать, в комнату попала бомба.
Шепли появился на пороге с совком, веником и отверткой:
— Я займусь стекляшками, а ты — дверью.
Я кивнул и принялся за работу. Едва успел ввинтить последний шуруп, зазвонил телефон. Я вскочил с пола и, подбежав к тумбочке, схватил трубку. На ней высветился номер Америки.
— Мерик? — проговорил я, задыхаясь.
— Это я, — тихо ответила Эбби.
Она явно нервничала. Я хотел уговаривать ее вернуться и собирался просить прощения, но спохватился, что не знаю, в чем я виноват. Тогда я рассердился:
— Как это понимать, Эбби? Я просыпаюсь — тебя нет! Выясняется, что ты взяла и смотала удочки, даже не попрощавшись? Какого хрена?
— Извини, я…
— «Извини»? Да я чуть с ума не сошел! Ты сбегаешь среди ночи, не отвечаешь на звонки… Почему?! Я думал, между нами наконец-то все наладилось!
— Мне просто нужно было время, чтобы подумать.
— Над чем подумать? — Я замолчал, испугавшись возможного ответа на вопрос, который собирался задать: — Я… сделал тебе больно?
— Нет! Дело совсем не в этом! Мне правда, правда жаль, если я тебя расстроила. Но наверное, Америка сказала тебе, что я не люблю прощаться.
— Мне нужно тебя увидеть, — сказал я с отчаянием.
Эбби вздохнула:
— Сегодня у меня много дел. Надо распаковать вещи и перестирать гору белья.
— Ты жалеешь о том, что произошло.
— Не то чтобы… Мы друзья. Все останется по-прежнему.