Ромул - Сергей Житомирский

Наконец сверху донёсся звучный голос Тарпея. Сперва прозвучали приветствия, потом началась игра с прибаутками и шутливыми упрёками в жульничестве. Пора. Ромул сдвинул крышку и вылез в коридор, за ним последовали двое воинов. Ромул пошёл по подвалу вдоль правой стены, осторожно сдвигая засовы и приоткрывая тяжёлые двери. Плистин двигался вдоль левой. Камер было восемь, по четыре с каждой стороны, они освещались дырами, пробитыми в потолке. Две первых оказались пустыми, в третьей на соломе лежала женщина, запястья которой сковывала толстая цепь.

Женщина устало приподняла голову, и Ромул узнал Илию, вдову Агиса, свою настоящую мать. Он прикрыл дверь, хотел заглянуть в последнюю камеру, но Плистин знаками показал, что нашёл пленника, и исчез за дверью. Ромул вернулся к матери и зашептал:

   — Держись, сейчас мы вытащим тебя отсюда через подземелье. Ты прикована к стене?

   — Нет. Цепь только на руках. Кто ты?

   — Я Ромул, твой первый сын, один из близнецов. Дай я помогу тебе встать.

   — А где второй?

   — Рем в городе. Тише, пойдём.

Они вышли в проход, там уже стоял освобождённый от верёвок Фаустул. Ромул закрыл задвижки на двери камеры и осторожно подвёл пленницу к колодцу.

   — За мной, — шёпотом приказал он. — Проверьте засовы и не забудьте задвинуть крышку.

Рея лежала на траве под солнцем и дрожала так, что у неё стучали зубы. Ромул насилу успокоил её. Цепь удалось снять только с левого запястья.

   — Вот что, Плистин, — решил Ромул, — отвези Рею к нам домой, дай ей умыться, накорми, пусть немного отдохнёт. Вот тебе деньги, купи у кого-нибудь из соседей чистое платье. Негоже царевне ходить в тряпье. Как только она сможет, идите в город на площадь. Стойте в толпе, пока о Рее не зайдёт разговор, а тогда сами решите, что делать.

   — А цепь?

   — Пусть держит конец в правой руке и прячет под одеждой. Без кузнеца цепь не снять. А нам с тобой, отец, — повернулся он к Фаустулу, — пора в город.

   — И сразу к царскому помосту? — спросил тот, пряча под одеждой заветную корзинку.

   — Нет, вначале постоим в сторонке, подождём нужного момента.

Фаустул кивнул. Ромул привык, что ему подчиняются люди намного старше и опытнее его: он умел думать и часто находил удачные неожиданные выходы из трудных ситуаций. Пока Фортуна явно благоволила. Но что будет дальше?

Рее помогли сесть на кобылу впереди Плистина, и они поехали в Ференту. Остальные поскакали к воротам, кроме воина, уступившего Фаустулу коня. У ворот они спешились. Ромул оставил Фула снаружи сказать Юлию, чтобы его люди без лишнего шума оттеснили стражу от ворот, вошли в город и встали позади горожан. А дальше будет видно, что делать.

Отрядив двоих воинов с конями в Ференту, Ромул с Фаустулом и остальными вошёл в ворота, которые выходили на площадь напротив храма Юпитера.

Ромул увидел толпу горожан, охватившую полукольцом возвышение храма, а справа отряд наёмников с копьями, в шлемах и панцирях. Наёмники стояли строем у городской стены почти на границе священного участка, куда нельзя было входить с оружием. Ромул помрачнел, он не ждал, что Амулий решится так откровенно пугать горожан. Перед широким проёмом храмового входа на площадке в высоких креслах восседали цари: слева Нумитор, справа Амулий. Между ними, ниже в кресле сидел фламин Юпитера Манилий — старец с бахромой седых волос вокруг лысины, который слыл образцом честности и часто решал спорные вопросы. Позади на скамье разместились члены Совета. Над алтарём ещё курился дым, вероятно, только что закончилось жертвоприношение. Ромул с Фаустулом поспели к самому началу.

Успев к началу собрания и освободив важных свидетелей, Ромул был уверен, что сможет помочь Нумитору выиграть спор, но присутствие отряда наёмников меняло дело. У Амулия был решающий довод — бросить строй копьеносцев на толпу безоружных горожан. Куда же запропастился Юлий со своим отрядом? Ромул вглядывался в толпу, пытаясь угадать, скрываются ли в ней вооружённые сторонники Нумитора, которые в нужный момент смогут противостоять воинам Амулия, но никого не находил — либо они умело спрятались, либо скорее всего их не было. Как же Нумитор решился открыто выступить против коварного брата, имеющего такой перевес сил, на что надеется?

Нумитор встал, опираясь на посох. Толпа замерла, разговоры стихли, старый царь заговорил сильным высоким голосом:

   — Сограждане, я собрал вас, чтобы явить чудо. Приведите Рема, — обратился он к служителю.

На площадку гордой походкой вышел Рем в красивом светлом одеянии.

   — Перед вами, граждане, — продолжил царь, — один из близнецов, рождённых семнадцать с половиной лет назад моей дочерью Реей Сильвией. Многие помнят, что тогда по указу правящего царя Амулия младенцы и их мать были подвергнуты суду Тиберина: отданы на волю реки. Все решили, что они погибли, но оказалось, бог реки знал о божественном отце близнецов и спас их. И вот перед вами мой внук, которого его приёмный отец, пастух Фаустул из Ференты, назвал Ремом.

Толпа зашумела, кто-то крикнул: «Победитель в конном бою!» Но сразу же стало тихо, когда встал Амулий.

   — Не спешите верить моему брату, — начал он. — Этот юноша самозванец, мало того, он преступник, приговорённый мною согласно закону к казни за конокрадство и убийство пастуха. Сейчас свидетель расскажет о его преступлении.

Цари сели, зато поднялся фламин, который должен был вести допрос. На площадке появился конюх. Он поклонился царям, фламину, народу и потом сбивчиво рассказал, как четыре дня назад поздно вечером его помощник зачем-то вывел Ветра, лучшего скакуна Альбы, из загона. Тогда свидетель вышел вслед узнать, в чём дело, и тут прискакали двое.

   — Один из них, — продолжил конюх, — заколол помощника мечом и пересел на Ветра, а второй крикнул: «Рем, скачи!» и оба они умчались, а за ними их лошадь. А вчера к табуну подъехал какой-то всадник не из здешних и сказал, чтобы мы приготовились ловить вора, он вот-вот прискачет сюда на Ветре. Так и случилось, он отозвался на имя Рем, и мы его схватили.

   — Вина налицо, — подал с места голос Амулий.

Толпа одобрительно зашумела.

   — Что можешь сказать в своё оправдание? — спросил фламин Рема.

   — В рассказе конюха много странного, — твёрдо ответил тот. — И разве станет вор приезжать на краденом коне к месту кражи? Клянусь, я не крал Ветра, коня мне подарили, я не знал, что это Ветер, думал, это один из его потомков. Кто-то сыграл со мной злую шутку.

Снова толпа отозвалась одобрительным гулом.

   — Это тот юноша, который украл коня и убил твоего помощника? — спросил фламин конюха.

   — Не знаю, — ответил тот.

   — Лицо? Голос? Осанка?

   — Не знаю, было темно, а вор молчал.

   — А кого ты сам подозреваешь? — обратился Амулий к Рему.

   — Не могу сказать, — ответил Рем.

   — Почему? Не может быть, чтобы человек не знал своих врагов. Значит, ты что-то скрываешь. Но честному человеку нечего скрывать. Своим отказом отвечать ты изобличил себя! Так, Манилий?

Старик суетливо огляделся:

   — Так, государь. Но это не проясняет обстоятельств похищения коня. Может быть, отложим его рассмотрение и займёмся самозванством?

   — Ладно, — кивнул Амулий. На этот раз он не стал подниматься, а только слегка повернулся к Рему. — Так ты, преступник, ещё смеешь утверждать, что вместе с братом рождён дочерью царя. Где же брат твой Ромул? Я слышал, он стал вожаком банды бродяг, скрывается в лесу и занят тёмными делами.

   — Я здесь, государь! — крикнул Ромул, бросившись вперёд.

Люди расступились, пропуская юношу. Он взбежал по каменной лестнице на площадку, поклонился царям и фламину и встал рядом с Ремом. Ромул заставлял себя держаться спокойно и уверенно, старался говорить медленнее: нужно было тянуть время, чтобы дождаться Юлия.

   — Тебе рассказали о нас небылицы, государь, — обратился Ромул к Амулию. — Мы вовсе не бродяги и живём не в лесу, а в поле около Тибра. И никакими тёмными делами мы не занимаемся.

   — Чем же вы тогда живете? — спросил Амулий.

   — Плодами леса, — нашёлся Ромул.

   — Желудями? — съязвил царь.

   — Да, государь. Только нам помогают свиньи: они едят жёлуди, а мы их.

В толпе доброжелательно засмеялись. Амулий нахмурился:

   — Хватит: пора разобраться с самозванством. По какому праву вы считаете себя сыновьями Реи Сильвии?

Рем предоставил отвечать Ромулу, зная, что у того лучше подвешен язык.

   — Вскормившая нас достойная Акка Ларенция, — начал Ромул, — полгода назад перед смертью открыла нам, что как раз в осень суда Тиберина нас к ней младенцами принёс в корзинке её муж, почтенный Фаустул...

   — Мы собирались его допросить, — сказал Амулий. — Но он сбежал, как видно, побоялся стать лжесвидетелем.