Разум VS Мозг. Разговор на разных языках - Роберт Бертон

На вечеринке вы намеренно говорили с одним человеком, игнорируя шум вокруг. Внезапно вы услышали, как кто-то на другом конце комнаты упомянул ваше имя. Ваше сознательное Я не планировало этого действия в данный конкретный момент. Вы не прислушивались намеренно к другим беседам, а скорее давно научились ставить такую задачу для неосознаваемых процессов мозга. Слуховая информация – звук вашего имени – спровоцировала подсознательный акт узнавания. Точно такое же утверждение применимо к любому входящему сенсорному раздражителю, будь то лицо в толпе или запах цветка.

То, что мы видим или слышим, как мы переживаем боль или любовь, не определяется на уровне сознания. Сознание обеспечивает способность сфокусировать наше внимание на поступающих ощущениях. Сознание помогает нам подмечать и выбирать, на что стоит посмотреть и что слушать. Но мы не можем непосредственно повлиять на наши ощущения. Например, если вы, споткнувшись, ушибли большой палец на ноге, вы можете попытаться думать о чем-то другом, но вы не можете сознательно превратить чувство боли в радостное возбуждение.

Это не новость. Никого не удивить тем, что входящая сенсорная информация обрабатывается неосознанно. Наоборот, трудно представить тот полный хаос, который возник бы, будь это не так. Я вспоминаю эпоху коллективных телефонных линий, когда множество телефонных разговоров можно было слышать на одной линии. Всего один голос на заднем фоне мог крайне затруднить разговор, а то и сделать его невозможным. А теперь поднимите планку от двух голосов в трубке до огромного количества сенсорных сигналов, которые постоянно атакуют ваш мозг. С точки зрения эволюции было очень разумно разработать механизмы мозга, обрабатывающие информацию от органов чувств вне сознания, а затем сообщающие нам только о тех сигналах, которые требуют нашего внимания.

Если сигналы от органов чувств постоянно запускают неосознанную когнитивную деятельность, мы должны определить верхний предел (если он существует) этой автоматической обработки до того, как в дело вступят сознательные процессы. Возможно, самый легкий путь выбора исследований сознательного мышления – постоянно задавать вопрос, может ли конкретное психическое состояние возникать исключительно как результат неосознанной деятельности мозга.

Если ответ всегда будет «да», то вы – эпифеноменалист, т. е. человек, который верит, что сознательное психическое состояние ничего не вносит в общий когнитивный процесс. За исключением этой позиции у каждого из нас будет собственная точка зрения на общую роль сознательного мышления. Этот взгляд будет отчасти определяться нашим индивидуальным чувством психической агентивности и нашим субъективным «чувством контроля» над мыслями (неизбежная проблема непроизвольных ментальных ощущений, диктующая то, как мы концептуализируем и исследуем природу нашего разума).

Определение психического состояния пациентки Х. должно начаться с понимания того, как мы производим образы воображения. В качестве примера подумайте о своем доме. Без предшествующих осмотров и знания о расположении вещей будет невозможно намеренно сгенерировать мысленный план жилища. Когда вы въезжаете в новый дом, вы изучаете все мелочи – расстояние от двери до кровати, близость тумбочки, – которые со временем позволят вам передвигаться в полной темноте. Это знание сохранится в форме репрезентативной карты с пометкой «мой дом», которая будет по требованию воссоздавать сознательный образ вашего дома. Такая структура мысленных образов может быть вызвана в ходе исследований с прямой стимуляцией мозга – если стимулировать соответствующую часть вашего мозга, вы «увидите» план вашего дома. Мысленную карту можно также увидеть в измененных состояниях сознания – в наших снах мы часто ходим по собственному дому (а если вы играете в теннис, как пациентка Х., вы можете увидеть напряженный матч, когда крепко спите). Но такие наблюдения не отвечают на вопрос, должна ли вербальная просьба воссоздать мысленный образ обрабатываться сознательно (быть осознанно понятой и выполненной на основании этого понимания) или может запустить активацию ментального образа без сознательного вмешательства. Хотя ни одна из цепочек рассуждения не может дать нам окончательного ответа, мы можем подкрасться к этому вопросу и получить частичные ответы, а также определить границы вопроса.

Ваш любимый супруг крепко спит, лежа на спине, и ужасно храпит. Вы наклоняетесь к нему и просите перевернуться. Он повинуется, хотя его глаза закрыты, а дыхание глубокое – никаких признаков, что он проснулся. Утром он ничего не помнит об этом событии. Как нам интерпретировать такое поведение? Вероятно, большинство примет некоторую промежуточную интерпретацию: что он проснулся ровно настолько, чтобы услышать вашу просьбу и последовать инструкции, но недостаточно для того, чтобы всерьез начать контролировать свое поведение (за исключением переворачивания) или сохранить событие в своей памяти. Но такое объяснение – чистая догадка, смешение двух совершенно отдельных психических состояний: бодрствования и осведомленности.

Много лет назад, после того как я почти всю ночь проиграл в покер, я чувствовал себя слишком усталым, чтобы вести машину до дома почти 50 км по извилистой дороге. Я позвонил жене, заехал в местный Howard Johnson[49] и сразу же крепко заснул. Приблизительно через час жена позвонила мне, чтобы напомнить о встрече, назначенной на этот день. Я до сих пор вспоминаю, как меня перепугал звонок, как я вскочил с кровати в незнакомой темной комнате. Я полностью проснулся, но совершенно не мог понять, кто я и где нахожусь. Хотя детали происшествия давно стерлись, я по-прежнему отчетливо помню чувство всепоглощающей тревоги и растерянности. Момент показался вечностью, хотя в реальном времени длился секунду-две, пока не восстановилось мое чувство Я и понимание, где я нахожусь. Это временное разделение пробуждения от осознания себя и того, что тебя окружает, навсегда остается ярким воспоминанием. В ту ночь я впервые осознал, что чувство Себя не является неизбежным спутником сознания, а представляет собой отдельный психологический процесс, отличный от состояния «быть в сознании». Это было похоже на то, будто мое чувство Я проецировалось на психическое состояние сознания так же, как фильм проецируется на пустой экран. Многие из вас видели такой диссонанс у членов семьи или друзей с серьезной деменцией. Полная осознанность остается даже тогда, когда чувство Я медленно растворяется.

Пациенты с деменцией также демонстрируют резкое рассогласование двигательной памяти/двигательных навыков и самосознания. Когда у Рональда Рейгана был умеренно прогрессирующий распад психических функций по причине болезни Альцгеймера, он по-прежнему мог очень неплохо играть в гольф. Все мы видели пациентов с деменцией, обладающих нормальными двигательными навыками, даже когда они не узнают своих родственников или друзей, а порой не знают, кто они сами. Некоторые могут петь песни, несмотря на то, что утратили способность к речевому общению. Они способны самостоятельно питаться после того, как давным-давно потеряли способность узнавать, что именно они едят. Стандартное объяснение состоит в том, что имплицитная моторная память – репрезентативные карты процесса питания, игры в гольф или пения – остаются относительно неповрежденными, даже когда повреждены высшие психические функции коры головного мозга. Воображение себя играющим в теннис или ходящим по дому не является эквивалентом демонстрации когнитивных способностей высшего уровня. Зафиксированная на фМРТ активация областей мозга, инициирующих двигательную активность, является синонимом сознательного Я, осведомленного об этих действиях, не больше, чем автоматическое почесывание зудящего места указывает на сознательное намерение и сознательную осведомленность о почесывании [180].

Аналогично когда мы говорим о сознании, важно проводить различие между бодрствованием/вниманием и реальным самосознанием. Например, даже если бы ваш спящий супруг полностью проснулся от того, что вы шепчете ему в ухо, это бы не означало, что он осознает себя и свои действия, точно так же, как я не осознавал, где и кем я был, хотя стоял у кровати, тем не менее уже способный говорить по телефону. Состояние бодрствования ничего не говорит нам о том, сознавал ли себя человек в тот момент. Знание того, что человек «в сознании», не может обеспечить нас знакомством с «содержаниями сознания».

Я не могу представить себе более пугающего сценария, чем продолжение того болезненного момента дезориентации и потери чувства собственного Я в Howard Johnson хотя бы еще немного дольше. И все же, с точки зрения стороннего наблюдателя, мое поведение выглядело бы нормальным и, по-видимому, осмысленным: я просто встал с постели, чтобы ответить по телефону. Мой личный кошмар будет незаметен, пока я о нем не расскажу. Но такое описание потребует, чтобы я очнулся от кошмара и полностью сохранил воспоминания о том, как я чувствовал себя в тот момент. Поскольку даже небольшое сотрясение нарушает нашу способность хранить и воспроизводить воспоминания, мы никогда не узнаем о качестве психического состояния того, кто находится в вегетативном состоянии, состоянии минимального сознания или просто страдает от любого значительного изменения сознания.