Болотник (книга 3) - Андрей Панченко

— Нет, сам жуй, мне моей порции за глаза хватит — сказать, что хочу, это значить попросить. А просить я тут ничего ни у кого не собираюсь. Просить это значить становится должным.

— Я её есть не буду, да и тебе не советую. Это известный прием оперов. Мы сейчас похаваем, а они воду в камере отключат. Скажут, что ремонт. А перед ужином на допрос, когда ты кроме стакана воды ни о чем и думать не сможешь. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.

Я усмехнулся. Метод известный и проверенный. Ещё можно и на ужин селёдочки в камеру заслать, вместо нормальной пищи. Сломался мол водопровод ещё в обед, так что сегодня сухпай жрём, а «баландёр» ещё и компотик, «случайно» разольет, ну или он вдруг тоже солёным или прокисшим окажется. Даже если ты запас воды какой-то иметь будешь, это тебе не поможет. После обеда всех выводят на прогулку, а в камере идет «шмон» во время которого твои запаси и исчезнут. Ну а вот уже утром, когда клиент созрел, можно и на допрос.

— Ну и зачем им это делать? Ты и так с «явкой», тебя прессовать смысла нет. Ну а со мной всё понятно, там только вопрос квалификации. Так что кушай спокойно, никому мы нахрен не нужны.

— Смотри, я предупредил.

— А я услышал.

Пообедав, я присел на намертво забетонированную в пол лавочку и разложил перед собой бумаги. Надо брать себя в руки и готовится к защите. Я адвокат, это привычная для меня работа, только вот себя я буду защищать в первый раз.

И так, что мы имеем. По факту инкриминируемых мне четырёх убийств, свидетель есть только в одном случае. Это когда я стрелял в деда Савелия. Да и то, там лейтенант не видел всего своими глазами, он только слышал наш бой, и я ему рассказал, что одного из стрелков подстрелил. В остальных случаях свидетелей нет. Есть только мои первоначальные показания. Тогда, когда я писал объяснительную, я не мог подумать, что так всё обернётся и был довольно откровенен. Это конечно плохо, но вспоминая сейчас то, что там написано, я думаю, что не всё безнадёжно. Та бумага была написана без подробностей, всего то и было там, это описание моих действий в общих чертах. В качестве подозреваемого я на допросе уже говорил совсем другое. Да и от показаний в любой момент можно отказаться. Опять же, я подозреваемый, и за дачу ложных показаний меня к ответственности привлечь не смогут.

Что бы сейчас я делал на месте следака? Первое — это допросы свидетелей. Второе — дождаться результатов экспертизы. Он назначил их много, одних только трупов почти два десятка, а ещё там судебно-баллистическая, оружиеведческая, веществ, материалов, изделий (в том числе микро следов), взрыво-техническая и так далее и тому подобное. И это всё — на долго. Третье — назначить судебно-психиатрическую экспертизу меня любимого, вдруг я псих какой, да и проверит, было ли состояние аффекта надо. Четвёртое — очная ставка с ребятами из моей группы, если наши показания будут расходится между собой. А они без сомнения будут. О том же разговоре с Палычем я умолчал, а лейтенант вполне может и рассказать. Пятое — это обыски по месту работы и жительства. Будут искать всё, что я возможно утаил или случайно оставил, например, дома. Шестое — это проверка показаний на месте и следственный эксперимент. Учитывая, сколько было обнаружено трупов, этого не избежать. Тут уже наверно целый полк в оцеплении стоять будет. Тем более, что один из стрелков смог уйти. Теперь все на воду будут дуть, хотя повторение произошедшего вряд ли возможно. Осмотр места происшествия, выемку моей одежды и вещей, что были со мной, моё медицинское освидетельствование он уже провел. Всё что я выше перечислил он обязательно будет делать, может быть не в той последовательности, что я описал, но сделает всё.

К каждому из этих этапов мне нужно подготовится. Нужно составит перечень вопросов, возможных ответов на них, подготовить аргументы и контраргументы и ещё много всего. Работы предстоит просто огромное количество, но я работаю с задором и энтузиазмом, который никогда ранее не проявлял. На кону ни много, ни мало, а моя жизнь. За умышленное убийство стольких человек, если это удастся доказать следаку, мне грозит расстрел.

— Седьмая! Приготовится к прогулке! — крик дежурного сержанте, разносящийся по коридору, прерывает мою работу. Седьмая, это номер нашей камеры, значит обращаются к нам.

— Ну пошли, погуляем… — гулять надо. Надо поддерживать свой организм в тонусе. Всего час на свежем воздухе в день, это очень мало, так что идём гулять в любую погоду.

Бумаги я не убираю. Смысла нет их прятать, всё равно найдут и прочитают. В то время, когда подследственные находятся на прогулке, проводится обыск и осмотр камер, с целью обнаружения в них предметов, документов, вещей, изделий, веществ, продуктов питания, не разрешенных к хранению и использованию, приготовлений к совершению побегов, а также проверяется исправность замков, оконных решеток и другого оборудования. По результатам каждого обыска составляется рапорт, а по результатам технического осмотра — акт осмотра. Сейчас, когда нас в камере не будет, сюда зайдут как минимум три человека, профессионально подготовленных к таким мероприятиям, спрятать от них конечно что-то и можно, но очень сложно. Так что пусть всё лежит на столе, когда что-то не прячут, обычно оно и не вызывает подозрений. Я хорошо помню случай, когда в одной из колоний, среди других комнатных растений, на подоконнике спокойно, почти месяц, простоял куст конопли. При этом всю жилую зону переворачивали вверх дном каждый день, но вот на спокойно стоящие прямо на виду цветочки, никто и внимание не обратил. Нашли его только при проведении ежемесячной проверке, со специально обученной на поиск наркотиков, собакой. Да и то, спасти и отдать его на экспертизу не смогли, никто не обратил внимания, на то что спаниель заинтересовался цветком, а когда опомнились, от куста остался только голый стебель.

— Седьмая! Выходим! Лицом к стене, руки за спину — железная дверь открылась на половину, ограничитель не снят и из камеры можно выйти, только протиснувшись в узкую щель. Это сделано для того, чтобы содержащиеся под стражей появлялись в коридоре только по одному, а не всей дружной толпой. Нас в камере всего два человека, а значит встречающих нас сотрудников изолятора будет трое, как и