Система Кудрина. История ключевого экономиста путинской России - Евгения Письменная

Став либералом в молодые годы, Кудрин никогда не менял своих убеждений. Он не старался быть оригинальным и для выздоровления экономики всегда прописывал один и тот же рецепт: низкая инфляция и финансовая дисциплина. Обычно таких людей, как Кудрин, которые долго и системно работают в единой системе координат, называют концептуалистами. К 2011 году таких людей, кроме него, в правительстве не осталось.

Работая над книгой, я встречалась со множеством людей, которые работали с Кудриным или просто хорошо знали его. Мне удалось найти только одного человека, который презирает Кудрина и, говоря о нем, морщится от отвращения. Хотя и этот враг Кудрина преклоняется перед тем, как министр финансов воевал за своего заместителя Сергея Сторчака. «В истории современной России нет больше ни одного примера, когда бы человек так упорно отстаивал члена своей команды», – признает он. Кудрин его не только отстоял, но приложил усилия, чтобы Сторчак и после пережитых трудностей продолжал заниматься любимым делом.

Десятки людей, у которых я брала интервью, признавали: Кудрин нужен. Один из членов правительства объяснил: «Понимаешь, Кудрин – это не просто человек, это наш ста-би-ли-за-тор». Так по слогам и сказал. Он говорит «нет», когда надо сказать «нет», он называет вещи своими именами, когда остальные молчат. Я пыталась спорить: «Кудрин смелый – не потому, что смелый, а потому что с Путиным в хороших отношениях». На что мне бывший коллега Кудрина по правительству признался: «Мы все давно работаем с Путиным, кто-то меньше, а кто-то больше, все уже достаточно давно его знаем. Но стабилизирует ситуацию только Кудрин».

Встречалась я и с людьми, у которых в разное время с Кудриным возникали конфликты на профессиональной почве, и у которых до сих пор осталась обида на него. Но даже им без Кудрина плохо, и они это признают. Один из этих людей, высокопоставленный бюрократ, так и сказал: «Если бы было возможно, я всегда бы работал с Кудриным».

Кудрин ушел из правительства, но оставил после себя большое наследство. Главное, конечно, – это Стабилизационный фонд, который позже был преобразован в Резервный фонд и Фонд национального благосостояния. Там накапливаются доходы, полученные от высоких цен на энергоресурсы. Когда Кудрин с коллегами создавали стабфонд, многие чиновники упрекали его в том, что он отбирает деньги у народа и складывает в кубышку. Теперь, когда Кудрин ушел, снова звучит та же риторика, слышны предложения потратить бо´льшую часть собранных в фондах средств.

Но стабфонд прошел проверку временем. Он пришелся как нельзя кстати. Если бы не было собранных в резервных фондах средств, неизвестно, как страна пережила бы кризис 2008–2009 годов. Деньгами фондов заливали кризис. Во многом именно они помогли сохранить в неспокойное время экономическую стабильность. Если бы деньги тратили, как того хотели оппоненты Кудрина, то расклад был бы совсем другим: недостроенные объекты по всей стране, банкротства предприятий, высокая безработица и, как результат, политическое ослабление власти. Именно поэтому Кудрина называют стабилизатором и произносят это слово по слогам.

Сам Кудрин всегда подчеркивал: резервы нужны, чтобы сдержать укрепление рубля под напором нефтедолларов. Это укрепление увеличивало импорт и тормозило экспорт. Таким образом, Кудрин пытался предотвратить «голландскую болезнь».

Налоговая система – еще одна важная составляющая наследия Кудрина. Понятно, что люди никогда не довольны налогами. Но после прихода Кудрина налоговая система кардинально преобразилась. Взять хотя бы то, что в начале 1990-х налогов было больше 50, а стало всего 15. Между этими цифрами – огромная пропасть и масса затраченного труда, споров, баталий, сломанных судеб.

Когда Кудрин пришел в Минфин в марте 1997 года, налог на прибыль составлял 35 %. В 1999 году его уменьшили до 30 %, а когда он стал министром, то опустил ставку до 24 %. В пик кризиса – в 2009 году – налог был снижен еще – до 20 %. Кудрин всегда подчеркивал, что именно этот налог «убегает» в офшоры и отпугивает компании показывать результаты своей деятельности в России.

Страховые взносы в государственные внебюджетные фонды всегда были головной болью для бизнеса. Кудрин тоже занимался ими всерьез. В 1997 году взносы составляли 38,5 % с учетом существовавшего тогда Фонда занятости. В 2002 году взносы преобразовали в единый социальный налог с общей ставкой 35,6 %. Причем этот налог уплачивался с любых доходов без регрессии; спустя три года его снизили до 26 %, но ввели регрессию.

Кудрин был противником повышения ставки взносов до 34 %. Но в 2011 году правительство под напором роста пенсий отказалось повысить пенсионный возраст, как предлагал Кудрин, и увеличило ставку. Путин позвонил и уведомил: «Я знаю, что ты против, но решение такое». Позже по инициативе Медведева ставку снизили до 30 %.

Считать своей заслугой Кудрин может и введение налога на добычу полезных ископаемых. Этот налог в первый же год после его принятия принес в бюджет дополнительно 5 млрд долларов.

Кудрин, конечно, не успел провести налоговые преобразования до конца. Ему так и не удалось разобраться с налогообложением «Газпрома». Газовый монополист до сих пор платит меньшую налоговую ренту, чем его коллеги из нефтяных компаний, и предпочитает вместо этого оплачивать прихоти власти – строит стратегически важные газопроводы, престижные для страны объекты и т. д.

То, что государственный долг больше не мучает Россию, – тоже во многом заслуга Кудрина и его команды. В 1998 году государственный долг составлял 140 % ВВП, а в 2008 году – только 9 %. Авторитет России в международном сообществе сильно вырос, когда страна перестала быть зависимой от денег кредиторов. И Россия не только отдала долги, она сделала это виртуозно и профессионально. Финансисты наверняка еще долго будут изучать опыт Сергея Сторчака – заместителя министра финансов, который вел эти переговоры.

Кудрин – догматик. Некоторые его оппоненты жалуются, что он вечно сыплет истинами из учебников. Слова о том, что важно сдерживать инфляцию, он повторяет, как мантру. Когда я брала у него интервью в начале 2000-х, Кудрин признался: «Моя мечта – 3 % инфляции». Он надеялся, что такого показателя можно добиться за три года. Мечта пока не сбылась. Но когда Кудрин приходил на свой пост, цены росли на 20 % в год, а когда ушел – только на 6 %.

«Деревянный» рубль при Кудрине стал конвертируемым. Это он настоял на отмене ограничений на движение капитала. Российские граждане и компании уже привыкли, что могут взять кредит или держать деньги в любом банке мира, инвестировать средства в любой стране. Точно так же и иностранные инвесторы могут беспрепятственно инвестировать в Россию. Может показаться странным, но раньше это было невозможно. А благодаря тому, что курс рубля стал рыночным, выросла и роль нашей валюты в мире, особенно в СНГ.

И это только самые главные и яркие «экспонаты» из наследия Кудрина. Было еще много чего: валютный контроль, международные стандарты финансовой отчетности, работа над вступлением в ВТО и т. д. Главная черта кудринских реформ – их институциональность. Он был инициатором изменений, которые меняли страну и, как правило, в лучшую сторону.

Были ли ошибки? Были. Кудрин как глава Национального банковского совета не смог вывести на качественный уровень банковский надзор. После убийства первого заместителя председателя Центробанка Алексея Козлова финансовые власти как будто испугались, перестали давить на недобросовестные банки. Как следствие, в кризис большие проблемы обнаружились даже у крупных и вроде бы уважаемых банков. Одна из самых крупных ошибок Кудрина – это, пожалуй, история с «Банком Москвы».

Не смог Кудрин предотвратить и растущий вал откатов. За десять лет они выросли с 5 до 70 %, рассказывают люди, знакомые с системой государственного заказа. У этой проблемы точно есть институциональные решения – не только ловить преступников, а оздоровить саму систему государственного заказа.

Парадокс в том, что одна из главных заслуг Кудрина – создание стабфонда и спасение российской экономики от голландской болезни – до сих пор многими экономистами и политиками ставится ему в вину: дескать был у России шанс сделать огромное вливание в хозяйственную жизнь страны, настроить дорог и заводов, а Кудрин не дал, тормозил модернизацию. Одно из достижений многими расценивается как пятно на его репутации. Упрек был бы справедлив, если бы Кудрин действительно не давал денег на развитие. За нулевые годы расходы бюджета на государственные инвестиции выросли многократно, но модернизации не произошло. С начала нулевых импорт товаров и услуг возрос почти в 8 раз. Использование валюты от нефти и газа удешевляло ее покупку для граждан и компаний, а неспособность российского производства быстро удовлетворить растущий спрос прежде всего выливалась в рост импорта. Причем, незначительное изменение номинального курса, к которому за многие годы привыкли граждане, а именно около 30 руб. за доллар (только перед кризисом был около 24 руб. за доллар), приводило к реальному укреплению рубля, так как цены в России росли быстрее, чем в странах, из которых шел импорт. Импорт товаров и услуг вырос с 60 млрд долларов США в 2000 году до примерно 440 млрд долларов в 2012 году. То есть валюта от экспорта поднимает кроме российской экономики еще и экономики других стран. Причем, когда Центробанк пытался сдержать укрепление и импорт, то он начинал скупать валюту на эмиссионные деньги, что не позволяло снизить инфляцию до обещанных 3–4 %, одновременно не снижались и оставались высокими ставки кредитов для промышленности. Как только увеличивались деньги в экономике, сразу начинали расти кредиты на покупку недвижимости, потом – на расширение торговых площадей, затем на строительство (при ценах на цемент выше, чем в Европе в 3 раза). А реальная промышленность оставалась в заложниках у дешевеющего импорта, который вытеснял российские товары и сбивал цены (а значит прибыль), а также не получала доступные кредиты для модернизации. Этот эффект «ресурсного проклятия» до сих пор не вполне осмыслен нашим обществом. После кризиса лишние деньги снова стали уходить в отток. Кудрин всех убеждал, что без реального улучшения условий для бизнеса, то есть инвестклимата, дополнительные деньги, сверх определенного объема, будут искажать экономику и уходить в импорт, инфляцию и отток, уменьшая конкурентоспособность российских предприятий и экономики в целом.