Фокусник из трущоб (СИ) - Бельская Луиза

      Фома переводил взгляд с одного на другого: «Любой из них мог это сделать. Тетю Машу выписали утром. Сейчас четыре часа. Любой мог вернуться пораньше, убить, а потом снова уйти для отвода глаз. Мотивы? Не знаю. Как будто просто ненависть, ненависть к бомжам. Но если убийца - бомж? Или нет? Захар, - он посмотрел на хлебавшего с горла мужчину, - набросился первым. Похоже, лучшая защита - это нападение. Убил и перевел стрелки. Сейчас еще и помянул. Шурик, - Фома перевел взгляд на бывшего уголовника, - сидел за убийство. Такому кого-то порешить - вообще не проблема. Хладнокровный и расчетливый. Мог? Да запросто. Ян, - Фома поморщился, глазами поймав солнечный отблеск от стекол очков, - нанести удары острыми предметами, которыми были убиты все жертвы, мог даже он и даже в своем кумаре. Мутный человек, ставший бомжем по доброй воле, словно на охоту вышел. Любой из них это мог сделать, вот только зачем?»

      - Бомжи, - нервно рассмеялся Шурик, - дырка на дырке, в штанах, в обуви... Эх, четырьмя больше, четырьмя меньше, - он резко выпрямился и посерьезнел, - нужно оттянуть труп отсюда. Если полиции донесут - наш дом медным тазом накроется. Уже не откупимся, заварят люк нахрен.

      - Фома, уходи, - подал голос Ян. - Ее уже не вернешь, мы справимся сами, не порть себе жизнь, уходи.

      Захар помолчал, обхватив бутылку, стоявшую на столе, обеими руками, как будто держась за нее.

      - Хорошо, - Фома повернулся в последний раз к тете Маше, - прощайте. Видит Бог, я сделал все, что мог.

      - Как только стемнеет, начнем, - распорядился Шурик. После смерти Владимира он взял роль лидера на себя.

       Фома печально побрел от этого места. Гнетущая тоска поселилась в его сердце, а душу захватила в плен глубокая депрессия. Он ненавидел этого маньяка. Сколько жертв теперь на его счету? Десять? Двенадцать? А если маньяк не один? А если все же не из этих? Мало ли совпадение?

      Он шел и шел, быстро, глядя только себе под ноги. Тяжелая дума не притормаживала, а напротив, придавала сил и желания действовать. Фому начало колотить от бессилия. Жгучая волна отчаяния окатила его с головы до ног, словно кислотой, разлагая его желание к жизни.

      «Все бесполезно: работа, общага. Чего ради я существую? Коробки тягать? Умывальники с места на место переставлять? Да меня даже за человека не считают. На ринге и то лучше было, там я хотя бы чувствовал себя живым», - ноги сами вывели Фому к Дому трудолюбия. Не раздумывая больше ни секунды, он взбежал на крыльцо, громко хлопнув дверью при этом:

      - Позовите Иннокентия, - с самым что ни на есть развязным видом он облокотился на рецепшн. - Скажите: «Гудвин пришел».

      Ему почему-то не отказали, и очень скоро уважаемый доктор стоял перед Фомой, опустив руки в глубокие карманы своего халата.

      - Выйдем? - Иннокентий засуетился.

      - Выйдем, - согласился Фома, утвердительно кивнув.

      Иннокентий скинул халат, прежде чем покинуть помещение. Они вместе спустились с крыльца, уединяясь под раскидистой ивой, еще не растерявшей свою богатую листву.

      - Сегодня четверг, - порывисто зашептал Фома, зашептал слишком громко - Иннокентий даже начал опасливо озираться по сторонам. - Я хочу драться, устрой мне бой!

      Глаз доктора нервно задергался. За прошлый раз Иннокентий получил от Клима такую выволочку, что мало не показалось.

      - Я больше этим не занимаюсь, - он начал врать настолько неправдоподобно, что Фома даже рассвирепел, ухватив его за узел галстука и поближе притянув к себе побледневшее лицо.

      - А если ты меня не устроишь, я расскажу хозяину, как ты на стороне загоняешь эти, как они там, транквилизаторы, вот, мне люди нашептали, - решительный взгляд Фомы не сулил ничего хорошего. - Не бойся, - он похлопал доктора по щеке и оттолкнул от себя, - не бойся. Если что, я скажу Святому отцу, что пришел сам.

      Иннокентий сплюнул на землю и захотел закурить - не вышло: сигареты остались в кармане халата. Если Клим узнает про транквилизаторы, то все, прощай работа.

      - Сегодня будет бой, меня уже известили. На подземной парковке гипермаркета «Веста», - он сделал паузу, потерев свой лоб, словно стараясь тем самым разгладить морщины, - у нас сегодня как раз недобор. Хм. Значит, жди меня возле МакДональдса, что на углу, знаешь? Без пятнадцати двенадцать. Я тебя заберу, и нас пропустят. Сейчас позвоню и скажу, что ты согласен. В прошлый раз, - Иннокентий ядовито усмехнулся, - наделал ты шуму.

      - Он живой? - мрачно спросил Фома.

      - Живой, - Иннокентий озабоченно раздвинул ветви, убеждаясь, что их никто не подслушивает, - что с ним станется. Реанимировали. Все, - он обернулся к Фоме, - без пятнадцати двенадцать. Если ты опоздаешь - больше такой возможности не представится. И, да, половину выигрыша мне! Ты же победишь? - доктор уже не шутил.

      - Я уж постараюсь, - многообещающе ответил Фома.

      После ужина Фома просто лежал на постели, глядя прямо перед собой в продавленные пружины верхнего лежака. Он, словно покойник, сложил руки на груди, вытянувшись при этом в струнку, и просто ждал своего выхода. На вопросы соседей, все ли у него хорошо, он отвечал, что просто замечательно, даже не поворачивая головы. Отсюда до торгового центра было пятнадцать минут пешком - совсем рядом. Все трудности заключались в том, чтобы незаметно улизнуть в половину двенадцатого, а потом каким-то чудесным образом вернуться, если, конечно, его не вынесут с места боя вперед ногами.

      Уже к одиннадцати все затихли. Фома то и дело, исподтишка, под одеялом подсматривал время на телефоне, немного начиная нервничать. Ровно в 11:15 он осторожно поднялся с кровати, валиком свернул два одеяла, заранее позаимствованные с никем не занимаемых кроватей, и подложил их под свое, имитируя форму спящего тела, а затем бесшумно покинул помещение.

      Туалет находился на другом конце коридора. Именно под ним расположились склады, чьи окна были закрыты решетками - Фома все продумал. С трудом распахнув тугую фрамугу, покрытую многочисленными слоями масляной краски, он влез на подоконник, чуть свесился на улицу и, повернувшись лицом к уборной, начал шарить ногами в поисках заветных прутьев решетки. Ребристая подошва берца уперлась в стальную перекладину. Есть! Он начал постепенно спускаться вниз, то и дело осторожно оглядываясь назад: сейчас Фома находился на уровне третьего этажа. Ниже решеток не было, зато раскидистая ветка высокого клена, которую все намеревались срубить, да так и не срубили, почти что упиралась в соседнее окно.